Гость на свадьбе - Блейк Элли. Страница 23

Ханна застонала, мгновенно проснувшись. Ее пальцы вцепились ему в волосы.

У нее был вкус карамели и солнечного света. Он закрыл глаза, лаская ее языком до тех пор, пока она не всхлипнула, прижимая его голову к себе.

Он перекатился и лег на нее, опершись на руки, чувствуя, как она извивается под ним, и ощущая такое мощное желание погрузиться в нее, и снова, и снова, пока все разумные мысли не исчезнут раз и навсегда. Брэдли изо всех сил сдерживался, зная, что она не заслужила такой внезапности. Это ему полагалось наказание. Тяжело дыша, она не сделала попыток ускользнуть, словно знала, что игра будет стоить свеч. Умная девочка.

Он ласкал самые чувствительные местечки на ее теле, пока не потерял самообладание. «Посмотри на меня», — потребовал он безмолвно. Он хотел, чтобы она знала, кто ее целует. Хотел, чтобы она помнила.

Она открыла сонные глаза и взглянула на него так, словно видела саму его душу. И, зная, чего он хочет, притянула его к себе и поцеловала.

В окне только-только забрезжил рассвет, когда Ханна поспешно натягивала на себя джинсы, футболку, пончо и сапожки, стягивала волосы на затылке в «хвост» и, умывшись, торопливо вышла из номера. Ей нужно было пройтись. Пройтись и подумать. А мысли все не шли, пока обнаженный Брэдли раскинулся на кровати.

Тихий писк лифта был неожиданно громким в предрассветной тишине. Она взглянула на дверь, ведущую обратно в номер, но та осталась закрытой. Оказавшись на первом этаже, девушка прошла через пустой холл и вышла на крыльцо. Холодный воздух был так неожиданно свеж, что она чуть не юркнула обратно в тепло. Но этим утром ей нужно было именно это.

Небо было почти серебристо-серое, все вокруг было засыпано снегом, словно в зимней сказке. Птицы еще не пели, воздух был неподвижен, тишину нарушало лишь падение шапок снега с веток. Все было как во сне. Она попыталась представить себе, что все выходные были прекрасным сном, который закончится, когда она проснется на следующий день и окажется опять в настоящем мире.

Реальность внезапно показалась такой чужой. Такой далекой. И пугающей. Нужно было только уговорить Брэдли остаться. Навсегда.

Нет. Такого она сказать не могла. Он ведь дал понять, что был не из тех, кто оседает у домашнего очага. Нет ничего хуже любви, которую некому отдать. Когда умер отец, что-то внутри у нее разлетелось на мелкие осколки. Она бродила по округе, словно брошенный котенок, пока не встала на ноги, не нашла свое место в Мельбурне.

Как ни посмотри, ни он, ни она не обладали выдержкой и нужным опытом, чтобы начать что-то долговременное.

От ее дыхания в воздухе образовался белый парок. Она потерла пальцем холодный нос, закуталась в пончо и снова очутилась в благословенном тепле отеля.

Холл больше не был пустым. У стойки регистрации стояла женщина в узкой юбке, высоких сапогах, пурпурной пелерине и берете в тон. Она обернулась на звук шагов Ханны.

— Мама, — обращение вырвалось непроизвольно, но Вирджиния, казалось, не заметила.

— Где ты была так рано?

— Просто гуляла. Дышала свежим воздухом. А ты?

— Еду домой.

— О. Я думала, твой номер оплачен еще на день.

— Так и есть. Но, думаю, Элизе не нужно присутствие ее матери во время завтрака сразу после первой брачной ночи.

— Надо же, такая забота, — выпалила Ханна.

Вирджиния хмыкнула:

— Надо поменьше мелькать перед глазами, да?

Менеджер вернулся к стойке с несколькими документами, которые он протянул Вирджинии. Она поблагодарила его с улыбкой, которая заставила его покраснеть как помидор.

Заполняя требуемые графы, Вирджиния заметила:

— А где твой спутник?

Решив, что юлить незачем, Ханна ответила:

— Спит.

— На твоем месте я бы поспешила к нему, чтобы быть рядом, когда он проснется.

Внезапно у нее возникло желание рассказать все матери. Но печальный опыт не говорил в пользу этого решения.

Вместо этого Ханна изобразила усмешку:

— Не бойся, я уже иду.

— Ты всегда была сообразительной девочкой. И как оказалось, проявила себя невероятно хорошим организатором. Выходные были просто незабываемыми.

— Ты так думаешь? — улыбнулась Ханна.

— Все тщательно продумано, весело, а уж о вечеринке будут легенды слагать. И все благодаря тебе.

Ханна удивленно заморгала, пытаясь пропустить в свое сонное, продрогшее, толком не проснувшееся сознание тот факт, что ее похвалила мать. В конце концов она просто ответила:

— Спасибо.

Вирджиния пожала плечами с небрежной элегантностью:

— Твой телефончик уже выпрашивал добрый десяток будущих невест и их матушек, жаждущих твоих услуг. Вдруг ты решишь вернуться домой — будет чем заняться.

Ханна фыркнула, но внезапно до нее дошло, что Вирджиния не шутила. Напротив, смотрела она выжидающе, с надеждой.

Остаться дома. Рядом с Элизой. Рядом с родительским домом. С людьми, которые ее любят. Где никто не заставит ее работать до изнеможения и влюбляться по уши.

Искушение было так сильно, что она чуть не согласилась. Но Ханна вовремя остановилась. Если она останется, это будет побегом. Снова. Теперь у нее была своя жизнь, не идеальная, но свою судьбу она выбрала самостоятельно.

— Спасибо, мама, но мне и там хорошо.

Полная надежды улыбка Вирджинии испарилась, уступив место усмешке.

— Рада за тебя. Я так волновалась за тебя, когда ты была маленькой. Ты была такая мечтательная, вечно сидела за книжками и ходила за отцом по пятам. — Она положила ручку на стол и повернулась. — В молодости я так хотела повидать мир. Жить и работать в городе. Быть кем-то важным. Не думай ничего такого — я ни разу не пожалела о своем выборе. Я любила твоего отца. Но я не хотела, чтобы вы, девочки, застряли в маленьком городке без особой причины, которая была у меня. Я хотела, чтобы вы нашли то, что позволило бы вам выделяться из толпы, чтобы вы воспользовались возможностью, которую проигнорировала я.

Она протянула руку, словно хотела заправить волосы Ханны за ухо, но замерла на полпути. Вирджиния вернулась к столу и, взяв ручку, поставила свою подпись на документе элегантным росчерком.

— Я так горжусь тобой. Я рада, что ты счастлива.

Стоя в безлюдном холле, Ханна неожиданно почувствовала ужасную слабость во всем теле. Словно выходные отняли у нее все силы.

Обескураженная и взволнованная, она приняла единственно верное в тот момент решение: уладить давний конфликт с Вирджинией.

— Мама?

— Да, дорогая.

— Могу я спросить у тебя кое-что… сложное?

Вирджиния глянула на дочь с чертовщинкой в глазах:

— Ты когда-нибудь встречала женщину менее сложную, чем я?

«Ну… Нет», — подумала Ханна, но вслух ничего не сказала.

— Ладно. Я вот о чем: когда ты выходила за всех этих… мужчин, было ли это потому, что ты их любила, как папу? И только потом понимала, что ошиблась?

— Нет, — не колеблясь ответила Вирджиния. — Ни на секунду.

— Тогда почему?

Вирджиния вздохнула, постукивая наманикюренным пальцем по подбородку. Затем она посмотрела Ханне в глаза, и та заметила тоненькие морщинки, таившиеся в уголках, и толстый слой косметики, покрывавший все еще чудесную кожу.

— Потому, что я хочу быть любимой. Мне не хватает этого чувства. И если я могу получить то, что хочу, по капле, до конца моих дней, то я готова пойти на это.

Вот к чему вынуждена была прибегнуть ее красивая, полная энергии мать? Собирать остатки любви по крошке? Сама идея была предосудительной.

Ханна положила руку на плечо матери:

— Ты стоишь большего. Я правду говорю. Не мирись больше с малым. Найди того, кого сможешь полюбить. И кто полюбит тебя. И сделай все, чтобы он не ушел. Хорошо?

Вирджиния улыбнулась, но обещать ничего не стала. Вместо этого она склонилась и поцеловала Ханну в щеку. И, к удивлению Ханны, обняла ее.

— Увидимся на следующей свадьбе, малышка. Надеюсь, она будет твоей.

И, подмигнув на прощание, Вирджиния прошла через вращающиеся двери в вихре жизнерадостности и света. И в печали из-за утраты своей первой любви.