Полночный пепел - Эдриан Лара. Страница 21

— Дом небольшой, но, надеюсь, стесненно вы себя здесь чувствовать не будете, — сказала Даника, когда они вошли в кухню, милую и уютную. — Есть только одна свободная спальня с ванной комнатой, и она в вашем распоряжении.

Дом, в котором вместе с еще одной парой жила Даника, был маленьким по стандартам Темных Гаваней. Обычно вампиры селились в больших особняках или загородных поместьях, иногда, как запасной вариант, использовались высотные дома. Они жили небольшими коммунами, численностью около дюжины, помогали и заботились друг о друге, хотя не всегда при этом являлись кровными родственниками.

Данику отличали скромность и стремление к уединенности. И еще у нее был маленький сынишка — в мать: светловолосый и белокожий, но его отец по всем признакам был представителем Рода. О нем Даника не обмолвилась ни словом. Женщину окутывал флер некой тайны и глубоко затаенной печали, которая наполняла ее глаза, особенно в те моменты, когда она смотрела на малыша.

Как, например, сейчас, когда маленький Коннор, сидя у Даники на руках, потянулся к Андреасу. Его голубые глаза, живые, широко распахнутые, загорелись любопытством при виде сурового мужчины.

— Простите, — сказала Даника, — это ваши дермаглифы привлекли его внимание. С недавнего времени Коннор стал проявлять к ним повышенный интерес.

Андреас заворчал и кивнул малышу.

— Узнает своих. Смышленый мальчик.

Даника широко улыбнулась:

— Да, он сообразительный.

Клер с удивлением наблюдала, как Андреас, к неописуемому восторгу Коннора, подтянул рукава вверху обнажая дермаглифы. Малыш ладошками похлопал по его мускулистым рукам и громко выразил свое восхищение:

— Па, па, па!

— О! — на белоснежных щеках Даники вспыхнул румянец. — Милый, это не твой папа. Господи, простите… Так неловко.

Клер, а за ней и Андреас рассмеялись.

— Все в порядке, — заверил Данику Райхен. — Меня и не так называли, куда пострашнее.

Даника улыбнулась, но ее глаза вновь наполнился печалью.

— Конлан, отец Коннора, был воином Ордена. Он погиб при патрулировании Бостона до рождения сына.

— Мне очень жаль, — тихо произнесла Клер, чувствуя, насколько хозяйка все еще остро переживает боль утраты. Трагедия произошла недавно, если судить по тому, что мальчику едва исполнилось два года.

Даника печально пожала плечами и тяжело вздохнула:

— После гибели Конлана я уехала на его историческую родину, в Шотландию, там Коннор и появился на свет. Я думала, что смогу остаться там навсегда и воспитывать сына на земле, которую Конлан так сильно любил. Но в Шотландии, где все напоминало о Конлане, тоска по нему сделалась невыносимой. И в прошлом году я вернулась в Данию.

Андреас погладил Коннора по светловолосой головке.

— Даника, какую бы страну ты ни выбрала, думаю, Конлан одобрил бы твое решение.

— Спасибо за поддержку.

Даника смущенно и благодарно улыбнулась. Клер заметила мелькнувшую в ее глазах нежность. И Андреас немного расслабился и смягчился, когда взял мальчика на руки, позволяя ему получше рассмотреть такие для него притягательные дермаглифы. Клер увидела в нем того Андреаса, которого она знала тридцать лет назад, — беззаботного, харизматичного, навсегда пленившего ее сердце.

До этой минуты ей казалось, что разрушительный хаос, который он принес с собой, неожиданно ворвавшись в ее жизнь две ночи назад, безвозвратно уничтожил в нем прежнего Андреаса, того, кем она восхищалась и кого любила. Ей казалось, что огонь, уничтоживший его дом и семью, выжег в нем все человеческое, оставил лишь всепоглощающую жажду мести.

Когда-то ей точно так же казалось, что Андреас недостаточно серьезно относится к жизни и… к ней. Он был таким неуловимым, ускользающим, и это пугало ее. Она боялась, что он никогда не удовлетворится одной женщиной. И потом, когда они расстались, словно в подтверждение ее опасений, она слышала о его многочисленных романах и любовных связях.

Клер знала, что он никогда не выберет себе Подругу по Крови, не обзаведется сыновьями, не осядет. И все эти годы втайне радовалась, что он так ни с кем и не связал себя кровными узами. Но сыновья не родились и в ее союзе с Вильгельмом, лишенном любви. Сейчас, узнав о его коварстве и жестокости, Клер готова была благодарить Небеса за это.

По тону, каким Андреас разговаривал с Даникой, по тому, как он обращался с ее сыном, Клер видела, что, несмотря на производимое впечатление ветреного мужчины, он мог бы составить прекрасную пару любой женщине. Клер не понимала, почему они так безрассудно упустили уйму времени, совершили столько ошибок и промахов, воздвигли между собой столько препятствий.

Она не знала, сколько времени потребуется, чтобы забыть это опасное путешествие, в котором они оказались вместе, его волнующее присутствие и магнетическое притяжение.

Как она будет жить дальше после того, что узнала о Вильгельме, как с новой силой вспыхнуло влечение к Андреасу?

— Господи, не могу поверить, что скоро рассвет, — сказала Даника. Ее мелодичный голос прервал грустные мысли Клер. — Вы, должно быть, страшно устали. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Клер кивнула, испытывая неловкость оттого, что ее чувства и мысли, вероятно, отразились на лице, потому что Даника посмотрела на нее с нежностью и сочувствием. Клер мгновенно прикрылась маской непроницаемой безмятежности — искусство, которым она овладела за годы жизни с Вильгельмом.

— Я просто мечтаю о горячей ванне, — сказала Клер и почувствовала на себе пристальный взгляд Андреаса, хотя выразила естественное и вполне обоснованное желание.

— Ну конечно же, — откликнулась Даника и посмотрела на Райхена, который все еще держал на руках мальчика. — Ты не мог бы побыть с Коннором, пока я отведу Клер наверх?

— Без проблем, — заверил ее Андреас, продолжая сверлить Клер взглядом, от которого у нее кровь застучала в висках. — Занимайтесь своими делами, а мы тут с парнем сами справимся.

Выходя вслед за Даникой из кухни и поднимаясь по лестнице на второй этаж, Клер спиной продолжала чувствовать взгляд Андреаса, вызывавший у нее томительную негу.

— Здесь ванная комната, — указала Даника на открытую дверь. — В этой части дома никто не живет, считайте, что она ваша. Спальня в конце коридора.

Клер не смогла сдержать вздох удовольствия, когда вошла в просторную комнату: деревянный пол золотистого цвета, добротная мебель темно-вишневого дерева, в центре — большая кровать, застеленная стеганым лоскутным покрывалом. Она уже не помнила, когда в последний раз была в жилище, где было бы так по-домашнему просто и уютно.

— Я приготовила тебе ночную рубашку, а полотенца в ванной. Надеюсь, тебе будет комфортно.

— Здесь просто чудесно, — сказала Клер. Она подошла к кровати и погладила мягкое покрывало изысканной ручной работы в скандинавских традициях — в сине-зеленых, серых и кремовых тонах. — Напоминает мне мой дом в Род-Айленде.

Даника улыбнулась:

— Так ты американка? — Она подошла к высокому гардеробу и открыла дверцу. — Никогда бы не догадалась, ты говоришь без акцента, как урожденная немка.

— Я давно живу в Европе. В юности приехала учиться музыке. — Клер помогла Данике вытащить из гардероба две подушки и свернутое шерстяное одеяло. — Я была тогда идеалисткой, как большинство молодых людей, и разрывалась между любовью к музыке и желанием совершить в жизни нечто значительное, ну, например спасти мир.

— Сомневаюсь, что мир можно спасти, — серьезно сказала Данника, посмотрев на Клер большими голубыми глазами. — Повсюду столько зла и несчастий. Гибнут лучшие, чья вина лишь в том, что они выполняют свой долг и верно служат на благо других.

Клер кивнула:

— Мои родители были такими людьми. Мама покинула благополучный дом в Новой Англии и уехала в одну из маленьких африканских стран, чтобы помогать с поставками чистой воды и медикаментов. Там она встретила моего будущего отца — молодого доктора из Зимбабве. Они влюбились друг в друга практически с первого взгляда, но в то время белой женщине и черно-кожему мужчине из Африки заключить брак было весьма сложно. Когда мама забеременела, ей пришлось вернуться в Штаты, где я и родилась. А отец остался в Африке, он продолжал работать и ждал, когда мы к нему к вернемся. Через несколько месяцев там начались беспорядки. Мама не могла смириться с тем, что деревня, которую они постепенно, прилагая массу сил, строили, будет разрушена. Она уехала в Африку, а через месяц оба погибли. Их расстреляли повстанцы.