Кафка на пляже - Мураками Харуки. Страница 87

– Неплохо, – констатировал Хосино. – Вид немного казенный, зато чисто.

– Красиво здесь, – поддержал его Наката.

Большой холодильник цвета «белая ночь» был забит едой. Наката, бормоча что-то себе под нос, долго проверял его содержимое и наконец извлек несколько яиц, перец и масло. Обжарил перец в масле, предварительно вымыв и мелко порезав. Разбил яйца в чашку и взбил их палочками для еды. Потом выбрал подходящую сковородку и, ловко орудуя, приготовил две порции омлета с перцем. Поджарил хлеб и поставил на стол вместе с омлетом на завтрак. Вскипятил воду, заварил чай.

– Ну, ты мастак! – восхитился Хосино. – Большое дело сделал.

– Наката все время один живет. Привык.

– Я тоже один, а пожрать приготовить не умею.

– А Накате больше делать нечего. Времени сколько хочешь.

Они воздали должное хлебу и омлету, но не наелись. Их голодные желудки успокоились только после того, как Наката пожарил еще бекона с китайской капустой и сделал по два тоста.

Наката и Хосино сели на диван и выпили еще по чашке чая.

– Значит, – заговорил Хосино, – ты кого-то там убил?

– Да. – И Наката рассказал, как он зарезал Джонни Уокера.

– Вот это да! Ну и дела! Но полиция в нее ни за что не поверит, даже если это все правда. Я тебе, предположим, сейчас верю. Но если бы ты мне раньше об этом сказал, я бы с тобой связываться не стал.

– Наката сам не понимает, как так вышло.

– Но убийство есть убийство в любом случае. Это ж не шутка – человека убить. Полиция тебя ищет на полном серьезе, на хвосте сидит. На Сикоку даже притащилась.

– И вам, Хосино-сан, столько беспокойства.

– А ты сдаваться идти не собираешься?

– Нет, – на удивление категорично ответил Наката. – Тогда собирался, а сейчас – нет. Потому что у Накаты есть другое важное дело. Он его до конца не доведет, если сейчас пойдет сдаваться. И получится, что на Сикоку он зря ездил.

– Надо закрыть вход, который ты открыл?

– Совершенно верно, Хосино-сан. Надо закрыть то, что открыл. И тогда Наката опять станет обыкновенным Накатой. Но до этого еще надо кое-что сделать.

– Нам Полковник Сандерс помогает, – сказал Хосино. – Он рассказал, где находится камень, спрятал нас здесь. Интересно, зачем он все это делает? Может, между ними какая-нибудь связь? Я имею в виду Полковника и Джонни Уокера.

В голове у Хосино все смешалось, и он решил не напрягать больше мозги – бесполезно искать смысл там, где все равно ничего не понятно.

– Лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о всякой ерунде. Скажи? – проговорил парень, складывая руки на груди.

– Хосино-сан?

– Чего?

– Морем пахнет.

Хосино подошел к окну, распахнул его и, выйдя на узенький балкончик, потянул носом воздух. Какое море? Лишь далеко впереди зеленел сосновый бор. Над верхушками сосен дрейфовали белые летние облака.

– Никаким морем тут не пахнет, – констатировал он.

Подошел Наката и стал принюхиваться, как белка.

– Пахнет. Море там, – указал он в сторону бора.

– Ну и нюх у тебя, отец! У меня хронический синусит, вот я ничего и не чувствую.

– Пойдемте к морю, Хосино-сан.

Парень подумал и решил, что до моря, пожалуй, прогуляться можно:

– Ладно. Пошли.

– Только Накате сначала надо в туалет. Можно?

– Торопиться некуда. Иди, посиди как следует.

Пока Наката отсутствовал, Хосино оглядел квартиру и убедился, что Полковник Сандерс сказал правду: в ней действительно было все, что нужно для жизни. В ванной, например, – от крема для бритья, новых зубных щеток, пластыря до ножниц для ногтей.

– Может, конечно, этими мелочами и секретарь занимался, но уж больно все аккуратно. Ничего не пропустили, – вслух подумал Хосино.

Открыв шкаф, он обнаружил запас нижнего белья и одежды. Гаваек, правда, не нашлось – только обычные рубашки в клеточку и рубашки «поло». Все новое, от Томми Хиллфигера.

– Вот тебе и Полковник! Такой башковитый и на тебе… – ни к кому не обращаясь, пожаловался парень. – Мог бы заметить, что я люблю гавайки. Зимой – и то в них хожу. Хоть бы одну положили…

Однако делать нечего – рубаха пропахла потом, пришлось переодеваться. Натянув через голову «поло», Хосино убедился, что она сидит на нем как влитая.

Компаньоны направились к берегу моря. Миновали сосновую рощу, перелезли через волнорез и оказались на песчаном пляже, за которым лежала спокойная гладь Сэто Найкай. Они сели рядом на песок и долго, ни слова не говоря, наблюдали за мелкими волнами, что стелились перед ними, словно простыня, и с легким шумом разбивались о берег. Вдали виднелись несколько островков. Оба они бывали на море нечасто, и сейчас никак не могли на него насмотреться.

– Хосино-сан? – подал голос Наката.

– Чего?

– Море, оно замечательное. Правда?

– Ага. Глядишь на него и как-то весь успокаиваешься.

– Интересно, а почему так?

– Скорее всего потому, что оно большое и там ничего нет. – Хосино повел рукой в сторону моря. – А здесь? На каждом углу то «7-11», то «Сэйю» [61], то патинко, то рекламный щит… какой-нибудь «Ломбард Ёсикава». Разве успокоишься? Хорошо, когда смотришь, а вокруг – ничего.

– Наверное. Может быть. – Наката на минуту задумался. – Хосино-сан?

– Чего?

– Наката одну вещь хотел спросить. Неожиданную. Можно?

– Давай, чего уж там.

– А на дне моря что-нибудь есть?

– На дне – подводный мир. Там разная живность: рыбы, ракушки, водоросли… Ты в океанариум ходил когда-нибудь?

– Нет. Наката с самого рождения в о-ке-а-на-ри-и не бывал. Наката жил в таком месте – Мацумото называется, а там о-ке-а-на-ри-я не было.

– Ничего удивительного. В Мацумото же горы. Какие там океанариумы. Музей грибов – еще куда ни шло, – поставил диагноз Хосино. – Ну а на дне кого только нет. И почти все дышат кислородом, который в воде. Без воздуха могут жить. Не то что мы. Разные твари есть: красивые, вкусные. Попадаются и опасные, гадости всякой тоже хватает. А вообще трудно объяснить, как там, под водой, если человек сам не видел. Совсем другой мир. До глубины солнечный свет почти не достает, а там такие уроды… Послушай, Наката-сан? Давай, если в этот раз все обойдется, съездим с тобой в какой-нибудь океанариум. Я тоже уже давно не был. Знаешь, как интересно? Тут же море – может, и найдем что-нибудь в районе Такамацу.

– Да. Наката тоже хочет сходить в о-ке-а-на-рий. Обязательно.

– Вот еще что, Наката-сан…

– Что, Хосино-сан?

– Позавчера днем мы с тобой подняли этот булыжник и открыли вход, так?

– Открыли. Совершенно верно. А потом Наката заснул. Крепко-крепко.

– Я вот что хочу знать? Ну открыли мы вход – и что? Произошло что-нибудь?

Наката кивнул:

– Да. Думаю, что произошло.

– А что именно – ты пока не знаешь?

Наката решительно покачал головой:

– Пока нет.

– Так, наверное… это сейчас где-то продолжается?

– Точно. Вы правильно говорите, Хосино-сан: еще продолжается. И Наката ждет, когда это кончит продолжаться.

– А может, когда это кончится, все благополучно разрешится?

Наката снова резко тряхнул головой:

– Нет, Хосино-сан. Накате это неизвестно. Он делает то, что требуется. А что из этого выйдет – кто знает. Наката же соображает плохо, ему такие головоломки не разгадать. Он не может сказать, что дальше будет.

– В любом случае, еще нужно подождать, чтобы все это пришло к какому-нибудь концу. Так ведь?

– Так.

– А до этого попадаться полиции нельзя. Потому что мы еще должны что-то сделать.

– Верно, Хосино-сан. Наката в полицию идти не боится. Как господин губернатор скажет, так он и сделает. Но не сейчас.

– Погоди, отец! – оборвал его Хосино. – Они послушают твои непонятные истории, а потом возьмут и слепят такие показания, какие им нужны. Сочинят там, у себя, что им надо. Типа того, что ты залез в дом с целью ограбления, увидел хозяина, схватил нож и его зарезал. Сделают, чтобы было просто и ясно. Правда, справедливость… Им на это наплевать. Им, чтобы процент раскрываемости повысить, из тебя преступника сделать – раз плюнуть. И отправится Наката-сан в тюрьму или в дурдом с такой охраной, что не сбежишь… Хрен редьки не слаще. Будешь сидеть до самой смерти. На хорошего адвоката денег у тебя нет, и назначит тебе суд какого-нибудь отстойного защитничка, которому все до лампочки. Так все и будет, увидишь.