Ссыльнопоселенец - Стрельников Владимир Валериевич. Страница 35

— Так, — хмыкнул на это бригадир. Поглядел на лесорубов, кивнул. — Похоже, никого против. Итак. Две доли Матвею, две Федору, две Вере, две Марку, две Герде. Мне две, как старшему. Плюс еще шесть долей. Итого восемнадцать долей. Плюс еще две в казну бригады. Итого двадцать. Матвей, Федя. Вы это все заварили, вам выбирать первым. Смотрите, что кому охота.

— Лошади как? Нам останутся? — поинтересовался я, подходя к понравившейся кобыле. Соловая, спокойная, очень мощная, с крепкими, сухими ногами — отличная лошадка, как раз меня выдержит. А транспорт нужен. Так что придется верховую езду осваивать.

— Если наследников не найдется — то наши. Если найдутся — то или наследники выплатят треть и заберут лошадь, или ты им половину стоимости и забираешь себе. Такая арифметика.

— Обязательно отдавать по требованию? — Я протянул лошади кусок подсохшей лепешки, которую та с благодарностью приняла и с хрустом разгрызла своими желтыми зубами.

— Не обязательно. Отдашь половину стоимости, и все. — Хик потрепал кобылу по холке. — Отличная лошадка, максимум пятилетка. Молодая, сильная. Тебя на сорок миль точно утащит.

— Ну, тогда мне один из карабинов с глушителем, и у меня больше особых желаний нет. Ну, из трофеев. — Несколько скомкано закончил я, глянув на вспыхнувшую от чего-то Веру. Впрочем, этого никто не заметил. Или не обратил внимания. А если и обратил, то решил что это не его дело.

Федор захотел тот самый французский карабин и револьвер молодого. Кроме того, ему приглянулся добротный бритвенный набор, найденный среди кучи всякой мелочи. Мда. Я поскреб щетину на подбородке. Нужно осваивать опасную бритву. А то каждый раз после бритья как из клетки с дикими злющими тиграми выхожу.

— Так, снова, а то с этими глушителями забыли про все. — Бригадир поглядел на Веру. — Вера, что с этими кореньями? Они хранение выдержат?

— Да, — Девушка бережно коснулась лохматого корневища, аккуратно завернула в чистую тряпицу. — Человек, который собрал корни, знал что делал. А эти, — тут Вера кивнула в сторону реки, куда сбросили тела, — сумели не испортить. Так что все нормально, пару недель женьшень выдержит. С мумиё вообще никаких проблем, оно чуть ли не тысячелетиями хранится.

— Ну и отлично! — Обрадовался Сергеич. Записал все в толстый гроссбух, и с удовольствием его захлопнул. — Тогда, сейчас разделим наличку, тут почти пять тысяч набралось, а золото я переплавлю у себя в кузнице, и сдадим скупщику. Или, если кто хочет, могу сделать равные слитки, по числу долей, разыграем. Вычтем стоимость товаров после реализации кореньев и золота. Что скажете?

— Давай. — Марк кивнул, и все его поддержали. Ну, и мы с Верой тоже. Она, кстати, тоже взяла себе револьвер-переломку с восьмидюймовым стволом под сорок пятый калибр, и отдала его мне, взамен своего сорок четвертого. Тот оставила себе, сказала, что удачу приносит. А я, покрутив в руке обновку, решил, что буду таскать вторым пистолетом при себе. Коротыш-„тейлорс“ и этот, копию „смит-вессона“. Только нужно будет хорошие кобуры заказать, формовки. А так, отличный наборчик выходит. Один калибр, различная длина стволов, дополняют друг друга.

Получив на руки по почти пять сотен кредитов, точнее, я в руки, а Герда на лапу, мы стали богаче почти на тысячу. Кроме того, у нас появилась лошадь, специальное оружие, пополнились патроны. Причем серьезно, сорок пятого для револьверов я получил двести пятьдесят штук, и сто восемьдесят винтовочных. Вера получила дополнительно полторы сотни двенадцатого калибра и штук триста сорок четвертого, кроме нее такого калибра ни у кого не оказалось. В общем, прибарахлились. Вера вернула мне триста кредитов из своей доли, в счет погашения долга. Хотела отдать все, но тут я воспротивился. Девушке на что-то жить нужно, хоть бы до продажи этих корешков. Если честно, то мне мало верится, что они столько стоят.

Вечером я правил бритву, готовясь к очередному самоистязанию.

— Матвей, давай я тебя побрею. — Ко мне подошла Вера. Улыбнувшись, продолжила: — А то смотреть на тебя жалко, у меня чувство сострадания зашкаливает. Не бойся, у меня рука легкая.

— Спасибо, — я с огромным облегчением уселся на указанный чурбак. Вера, к моему удивлению, положила мне на морду лица смоченное кипятком полотенце. На мой негодующий вопль мне была прочитана лекция о смягчении щетины. После чего на нее было нанесено внушительное количество мыльной пены, и Вера взялась за опасную бритву. Легкими, неощутимыми движениями сверкающее лезвие порхало у меня на лице, срезая щетину и снимая клочья пены.

— Ну, вот и все. Красавец мужчина! — Вера отодвинулась, чтобы полюбоваться на результат. — Умойся, и все. Вообще, буду тебя постоянно брить, если ты не против.

— Я не просто не против, я вообще за, обеими руками. — Ощупывая чисто выбритую, и самое главное — целую физиономию, довольно ответил я. — Спасибо тебе огромное! Только я не красавец. Так, страхолюдина.

— На здоровье. — Неожиданно серьезно ответила девушка. — Это самое малое, что я могу для тебя сделать. И это, не наговаривай на себя. Нормальный парень, сильный и здоровый. Как говорил мой отец — мужчина должен быть чуть симпатичнее обезьяны.

— Эй, голубки, ужинать! — Марк снял с котла крышку, и над лагерем разнесся запах очень густого, с мясом, грибами и рисом супа. Кроме того, из духовки, с углей были вынуты протвини с запеченными очень крупными, истекающими жиром окунями.

Несколько дней прошли спокойно, просто работали. Вечерами сидели, играли в шахматы и „подкидного дурака“, у Марка нашлось несколько книг. Что меня добило, бумажных, отпечатанных уже здесь. Очень непривычное ощущение — листать бумажные страницы. От книг пахло клеем и краской, они были теплые, шуршали в руках, как будто разговаривали. Потрясающее ощущение, не зря коллекционеры такие бешенные выкладывали за антикварные книги, ведь на Земле уже около ста лет вообще бумага не выпускается. Старые приключения, любовные романы, истории о революциях и войнах на Земле. Я с удовольствием читал их по вечерам в свете костра или керосиновой лампы. Почему-то в этот момент рядом оказывалась Вера, у которой на ногах лежала наша голована. Точнее, моя, но вот с Верой они великолепно начали друг друга понимать.

— Все, закругляться будем. — Внезапно изрек сидящий с кружкой дымящегося кофе с изрядной долей виски Виктор Сергеевич.

— Что, кости ломит? — Сочувственно спросил Марк.

— Да. Завтра похолодает. Все, собираем с утра вещи, консервируем лагерь. Послезавтра придет буксир. Шабаш до следующего лета. — И бригадир снова отпил кофе.

На следующий день начались хлопоты. Всего за сезон собрали двадцать один плот, из них четыре с моей помощью. И это было быстро, потому что и ослик появился, и вдвоем проще плоты собирать. Федька, как оказалось, один остался на сборке с начала сезона, его напарник погиб от укуса какого-то клеща. Сгорел в лихорадке за сутки. Возле лагеря, как оказалось, небольшое кладбище, где похоронены двое парней за шесть прошедших годов. Жизнь лесоруба трудна и опасна. Как, впрочем, и вообще жизнь на этой планете.

Так вот, на трех плотах из этих двух десятков поставили шалаши, два для мужиков и один для Веры Круз. Кроме того, на двух плотах сделали добротную коновязь, ограждения для лошадей. Их стало больше в два раза, если еще моего ослика считать. На ослика положила глаз девушка. На лошади она кататься побаивается, а на осле вполне себе. И тот, зараза, ее слушается. Для лошадей и осла накосили стог травы и выметали его на следующем плоту, все-таки несколько дней по воде шлепать. Сделали поилки под руководством Хика. Вообще, с лошадьми оказалось весьма прилично хлопот.

На втором плоту сделали очаг, чтобы сухомятью не давиться. И на одном из дальних плотов собрали нужник. Гадить в реку с плота занятие хитрое и опасное, тут могут и половину задницы откусить, а могут и всю целиком, вместе с обладателем оной проглотить. Я пару раз видел всплески на реке, офигеть, какие тут рыбки водятся. После окончания работ я перетаскал с Федоровой помощью свое шмотье и увязал его на втором, нашем плоту. Вере отдал пару пледов, а то ночи обещают холодные. Ну, к ней Герда перебралась, будут спать вместе, не замерзнут.