Демонолог - Шаргородский Григорий Константинович. Страница 61

Я не жалел монстров, с которыми нам еще предстоит общаться ближе, чем хочется, но больше всего мне хотелось подержаться за горло тех, кто сотворил из обычных людей не просто уродов, а еще и каннибалов. И все только для того, чтобы они стали эффективными чернорабочими на строительстве.

Так, стоп!

За моральными терзаниями я едва не упустил важную мысль.

— Проф, если они работали на строительстве, почему лесные морхи не могут подходить к дороге?

— Не знаю, — пожал плечами Урген, с трудом отрываясь от внутренней борьбы холодного ученого разума и интеллигента.

— Вот этим бы и занялся, а то выискиваешь в бумажках всякую ерунду.

Новое направление в изысканиях тут же стало якорем, за который зацепился ученый разум, задавив остатки сопротивления ранимой души доброго человека.

— Так, где-то в свитке номер шестнадцать было упоминание… — начал бормотать себе под нос профессор, постепенно вытаскивая все новые свитки и разбрасывая их вокруг костра.

Под это бормотание я и уснул.

Следующий день начался совершенно обычно — все та же тоннелеобразная дорога и лес вокруг, но начиная с полудня нас ждали большие сюрпризы.

Впереди над дорогой появился просвет, но подобных прогалин в лесном тоннеле и до этого было множество, так что практически все подняли взгляд к голубому небу, устав от сероватого полумрака лесной тени.

— Святой Герберт! — ошарашенно выдохнул Урген, который, в отличие от всех, смотрел не вверх, а по сторонам.

Я осмотрелся и пораженно замер — мы оказались посреди гигантского города. Похоже, древние строители оставили на обочинах дороги место для культурных насаждений, которые за века слились с джунглями. И вот теперь эти заросли послужили ширмой, внезапно открывшей нам вид на город. Вид совершенно фантастический.

Любимой геометрический фигурой древних строителей был усеченный конус. Тысячи сужающихся кверху зданий разной высоты — от десяти до сотни метров — были разбросаны по сторонам от высокой насыпи центральной дороги, на которой мы и находились. Строившие дорогу мастера постарались и здесь — буйные заросли проникли в город только в тех местах, где им было позволено. Иначе объяснить то, что джунгли росли здесь только ровными рядами и кругами, было невозможно.

Я всегда считал, что обладаю изрядным словарным запасом, но, чтобы описать увиденное в полной мере, он оказался слишком скуден. Каждый дом представлял собой уникальное, непохожее на окружающие — несмотря на единую форму — произведение архитектурного искусства, и все же среди этого разнообразия имелись настоящие жемчужины. Слева от нас виднелся ряд зданий, построенных, как по линейке, с постепенно возрастающей высотой. Самое маленькое из них имело темно-коричневый цвет, а последующие становились светлее, вплоть до стоящего крайним гиганта, который сверкал на солнце округлыми боками цвета кофе с молоком. Конечно, все это было припорошено пылью и осыпано следами вековой эрозии, но воображение неизменно утягивало мозг в далекое прошлое — времена, когда этот город сверкал первозданными красками. Чуть дальше за «лесенкой дурачков» виднелись приземистые конусы мозаичной раскраски, а за ними в небо вонзались серые иглы тех же конусов, только очень тонких и высоких.

Справа, как великан в окружении карликов, возвышалась громада приземистого, низко усеченного и оттого похожего на шайбу исполина. К нему с насыпи главной дороги вел спуск.

Я конечно же ждал подобной реакции и вовремя успел среагировать на действия Ургена, потянувшего уздечку своего коня вправо.

— Проф, мы не поедем туда.

— Ты меня не остановишь! — едва не взвизгнул профессор.

Я его прекрасно понимал — удивительные тайны и открытия, ждущие любого исследователя древнего города, манили даже меня, что уж говорить об этом информационном наркомане.

Спорить я не стал, лишь разрешающе кивнул Шипу и Змею. «Ящеры» просчитали ситуацию быстрее меня и уже подъезжали к коню Ургена с другой стороны.

Свалить и связать давно забывшего казацкие тренировки ученого было делом пары секунд. Затем он был вновь взгроможден на лошадь, и я направил отряд дальше, не обращая внимания на приступы собственного любопытства и матерные вопли Ургена. Половина вылетающих из него слов были русскими, явно подслушанными у меня.

Да уж, велик и могуч наш язык, особенно в деле выплескивания как положительных, так и отрицательных эмоций. Давно заметил, что большая часть отколовшихся от Союза народов разговаривают на родном языке, а матерятся на русском.

— Все, развяжите меня, сволочи, — проворчал профессор через полчаса после того, как зелень вновь закрыла от нас наследие древней цивилизации.

До самого вечера профессор был нем как рыба и даже свою порцию каши съел с таким видом, будто делает всем огромное одолжение, но, по крайней мере, не ругался и вновь занялся своими свитками — и то хорошо.

На привал наш отряд встал на каменной площадке у дороги, также покрытой листьями, но не побежденной джунглями. Рядом с площадкой возвышалось полуразрушенное здание. До городских исполинов ему было далеко, но все равно каменный конус впечатлял.

Это было явно техническое и не очень важное для строителей здание, потому что джунгли все же сумели заявить на него свои права — толстые лианы оплетали темно-серые, давно лишившееся цветной плитки стены, как удав свою жертву.

От площадки, которую к середине ночи освещал лишь слабый свет невидимой за лесом луны и угольки прогоревших костров, к опутанному лианами зданию вел неширокий мостик. Именно к этому сооружению и направился наш ученый. Урген был уверен, что за ним никто не наблюдает, и совершенно напрасно. Рядом со мной тихо завибрировал Хан, едва слышным рыком предупреждая о нарушении режима на охраняемой территории. Я тихонько привстал, и, казалось бы, волк должен был замолчать, но его рычание даже стало сильнее.

И что бы это значило? В принципе профессору до мостика оставалось еще метров десять. Мало того — ученый явно не замечал в двух метрах от моста силуэта одного из дозорных кронайцев, так что наделать глупостей Урген просто не успеет.

Зря я недооценивал моего ученого друга.

Внезапно в руках Ургена вспыхнул фонарь, и яркий луч уперся в промежуток между зданием и зарослями. Тут же в ответ из джунглей прилетел яростный рык того самого неведомого зверя, уже подававшего голос прошлой ночью.

— Урген, назад, придурок!

Лагерь мгновенно всполошился. Три черные фигуры встали в трех метрах от кромки площадки, а жидкая цепь кронайцев замерла за их спинами. К счастью, к моменту входа в джунгли морячки давно избавились от пижонской привычки спать без брони. Послышался звук натягиваемых арбалетных струн, что было очень вовремя: через джунгли к нам с треском ломилось огромное тело.

За нашими спинами вспыхнуло маленькое солнце, осветив кромку джунглей, — иногда профессор все же умеет думать конструктивно.

В переплетении света и тени заросли выглядели совсем уж инфернально. Бойцы замерли в готовности встретить любую опасность и все-таки проворонили ее. Жала арбалетных болтов и трубки иглометов смотрели параллельно земле, а черная туша зверя вылетела из кроны лесного гиганта, нависавшего над нашими головами.

Первый залп ушел в джунгли совершенно бессмысленно. Туша похожего на огромную гориллу существа приземлилась среди кронайцев и тут же раскидала их размашистыми ударами. Я узнал как минимум вдвое увеличенную копию монстра из дарийского фальшивого цирка. Эдакий местный Кинг-Конг возвышался над не самыми высокими в этом мире моряками на добрый метр. Именно это и спасло нас от больших потерь.

Вытянутая голова местного примата хорошо просматривалась «ящерами» даже в контровом свете. Мне же было еще проще — фонарь находился за моей спиной. Так что попасть было нетрудно.

Очередной рев всполошил джунгли, но в этом реве было больше муки, чем ярости. Примат ухватился за голову и сел на дорогу, как мучающийся похмельем алкоголик, а через секунду прошитый иглами мозг умер. Монстр завалился на спину. В агонии он успел лягнуть одного из кронайцев, зашвырнув его в заросли.