Охота на оборотня - Илларионова Алина. Страница 59
Жрец смотрел вроде бы с удивлением, и подвела его правая рука, непроизвольно потянувшаяся к груди. Эльф гаденько ухмыльнулся и кивнул на треугл, одновременно позволяя «рыбке» высунуть мордочку из рукава.
— Теофан, амулетик-то отдай, а?!
А Теофан сделал то, чего Вилль ожидать никак не мог. Отшатнувшись назад, схватил Алессу за ворот и, крутанув волчком, выставил перед собой на манер щита. И действовал он столь чётко, что у эльфа развеялись последние сомнения в военном прошлом господина жреца.
Вилль сумел удержаться от броска, но при взгляде на недоумённо-глуповатое выражения алессиного личика, растерянность сменилась яростной досадой. И чего ей, дурочке, на месте не стоялось?! Кошачья неусидчивость знахарки спутала все планы аватара застать жреца врасплох и при попытке к бегству повязать тёпленьким и без ущерба для чьего-либо здоровья. Ну, Алесса!
Струна напряжения всё же лопнула с тихим испуганным всхлипом.
— Мама…
— Теофан, пусти её!
— Не подходи! — голос был угрожающим, но по лбу жреца предательски катилась липкая капелька. Левой рукой Теофан держал девушку за косу, принуждая запрокинуть голову, а правой прижимал к горлу изогнутый серпом нож. Вилль не особо удивился взявшемуся невесть откуда оружию — при желании под жреческим балахоном можно и меч спрятать.
— Теофан, не бери лишний грех на душу! Пусти девочку! — Берен, напротив, говорил спокойно и размеренно, а для пущей убедительности демонстрировал жрецу пустые ладони.
— Я не убивал! Всем стоять! Берен… Мы знакомы восемь лет! Неужели думаете, что я мог?!
— Правильно, не мог! Это сделал твой зверь! — ядовито прошипел эльф.
Алесса, казалось, впала в какой-то ступор. Невидящими глазами смотрела на побелевшего от ярости капитана, и по смуглым щекам ползли терпкие злые слезинки. Она не слышала гомона, заполнившего Храм, и плевать было, что горло жгло и саднило. Тот, кого она хотела бы назвать другом, попросту воспользовался её желанием доверять.
— Отойди! — жрец натянул косу так, что знахарка едва не падала. — Берен, скажи, чтоб отошёл!
— Назад! Назад, щщенок! — рявкнул Берен, и Вилль как-то сразу поник, ссутулился и покорно отступил.
— Теофан, не надо! — умоляюще мотала головой Марта. — Она же ничего не сделала! Пусти, пусти, родной…
— Трронешь — не выберрешься!
— Я не убийца! — пятясь к двери, твердил жрец. — Я был в Равенне в ночь Алой Волны. Я видел, как рвали на части и живых, и мёртвых. Я. Не хочу. Быть. Магом. Я, Теофан Улесс — жрец Триединого Бога истинного. Восемь лет я служил Иллиатару и всем вам, и ни разу не воспользовался либром… А сейчас вы приведёте к Храму вашего коня, Берен, и, как только я отъеду на безопасное расстояние от Северинга, отпущу девушку. Арвиэль, брось нож!
Что ж, будь по-вашему, господин убийца. «Рыбка» и не нужна тому, кто некогда поклялся свернуть шею приблудившемуся магу, псу шелудивому, что полез в логово, а, зарезав щенят, внезапно обнаружил у входа матёрого волка.
— Арвиэль?!
Эльф бросил на Грайта безучастный взгляд и нарочито медленно поднял руку с ножом. «Рыбка» выпала из послушно разжатых пальцев и камнем полетела вниз. Вот только не звякнула она о крытый медными листами пол, а глухо стукнулась костяной рукоятью о нос казённого капитанского сапога.
Мгновенье спустя воющий жрец баюкал на груди пробитое почти насквозь запястье.
Вилль не видел, как девушка медленно оседает на пол, и сквозь прижатые к горлу пальцы бегут алые ручейки. Не слышал, как Берен вновь обозвал его щенком и срывающимся голосом велел «не сметь». В ушах бешеной кавалерией пульсировала кровь, а руки сами тянулись к шее презренного колдунишки.
Костры, рвущие северное утро. И каким обжигающим казался клинок, пробивший плечо насквозь!
«Арвиэль, ты — ветерок с вершины ледяной скалы Артенн, ты летишь ровно и спокойно»…
Вилль пнул нож, отшвыривая его к стене, и, не особо заботясь о чувствах заоравшего Теофана, выдернул из его запястья «рыбку».
— Дёрнешься, и до суда будешь висеть на дыбе, — срывая треугл, с улыбкой прошептал эльф, и было в его сузившихся зрачках что-то, заставившее жреца замолчать.
Вилль завертел в пальцах амулет, пытаясь сообразить, как же тот открывается. Ага! А ларчик-то с секретом оказался!
— Смотрите! — торжествовал он, вытряхивая на ладонь серый камень в форме плоской ракушки-улитки. На заострённой половине было проделано отверстие для ношения на цепочке.
— Это либр, да? Гм… Так когда ждать магиков? — осведомился Мирон, невозмутимо разглядывая колдовской талисман. Похоже, он уже предвкушал, как будет расписывать особенности поимки преступника. Не каждый день мельники убивцев заарестовывают!
— Да, либр. В сплав треугла-чехла входит мёртвое золото, потому его не засёк ни Индикатор, ни приезжий маг. Удобно, а, господин жрец? Увидим, как вы перед коллегами сие чудо объяснять будете. Слышал я, у равеннских следователей имеется немалый опыт по развязыванию языка.
Судя по мрачной физиономии Теофана, как раз он-то знал об этом не понаслышке. А Вилль и не собирался щадить его тонкую душевную организацию. Нечего людей собаками травить, господин жрец липовый!
— Арвиэль, подойди! — сурово окрикнул Берен, и всё торжество вымело напрочь.
Девушка сидела на лавочке съёжившись, безвольно уронив руки на колени, и оттого казалась ещё меньше ростом. Марта, Сидор и Эртан хлопотали вокруг, и травница прижимала к её шее в алых разводах платок, а на лице правителя было написано обвинение пополам с разочарованием. И в ком именно, сомневаться не приходилось.
— Алесса, это царапина, не бойся! — как всегда мягко, говорил эльф. — Ночью перекинешься, и всё пройдёт. А я выношу тебе личную благодарность за проявленное мужество и соучастие рассле…
— Вилль, ты почему не предупредил?
Аватар смешался. Как предупредить, если не знаешь, чего ожидать от деятельной пантеры?! Взгляд, неосторожное слово могли послужить для жреца объяснением внезапному наплыву посетителей всех рас. И предупреждением. Успей он вытащить либр, и не обошлось бы без жертв.
— Почему не предупредил, а? Потому что я дура?
— Пойдём, Марта, сами разберутся, — проворчал Берен, подталкивая травницу к выходу. Улика перекочевала в его карман, и теперь по горячим следам надлежало допросить преступника и свидетелей. Аким и Темар слаженно спеленали жреца верёвкой и без особого уважения вытолкали из Храма в шею. А вот нечуткий капитан придёт в тюрьму чуть позже, когда получит заслуженную порцию упрёков от обиженной женщины. О, господин Грайт видел последствия кошачьей ярости на челе одной высокосветской особы!
— Ты. Почему. Мне. Не сказал?!
Вилль окончательно растерялся. Никогда раньше чужие слёзные истерики не вызывали ничего, кроме снисходительной жалости к любителям по пустякам низвергать солёные водопады вперемешку с причитаниями. Впервые в жизни аватару по-настоящему хотелось утешить, но он просто не знал, как. И понял господин капитан, что никакая он не скотина, а самая распоследняя сволочь, и разом потемневшие лики человеческих святых смотрели на него с мрачной укоризной.
Алесса била его кулаками по груди и плечам, но Вилль, не обращая внимания на прострелившую лопатку боль, сгрёб девушку в охапку и усадил к себе на колени. Вот тут её окончательно прорвало.
— Вилль, ты же сам пришёл! Просишь верить, а сам врёшь! Всегда врёшь, постоянно! Я думала, тебе интересно, а ты-ы-ы…
— Леська… Леська не плачь! — не менее беспомощно бормотал Вилль, гладя её по голове и худенькой вздрагивающей спине. — Ну, накричи, ударь меня, ТОЛЬКО НЕ НАДО ПЛАКАТЬ!
Наилучшим выходом было остаться на часок одному и как следует разобраться в незнакомых эмоциях, с настойчивым восторгом вытесняющих традиционное хладнокровие. Оставить привычные чувства на средних полочках, а новые отложить на антресоли до времени очередного озарения… Проклятье! Но как же не хотелось выпускать из рук маленький доверчивый комочек, чьё тёплое дыхание смешно щекочет шею. Кажется, эльф что-то говорил, впрочем, смысл был вовсе не важен. Гораздо убедительней на Алессу подействовала вся возможная нежность, которую Вилль стремился вложить в каждое слово и движение. Постепенно она перестала дрожать и всхлипывать, и — капитан мог в этом поклясться — негодующие лики на фресках чуть посветлели. Даже халтурная статуя Иллиатара, смягчаясь в любопытном солнечном луче, сверкнула улыбкой.