Боль победы - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 17

– Грабь, – ни секунды не задумываясь, ответила Олра. – Что ты на меня так смотришь? Грабь! Отбирай деньги! У тех, у кого они есть! У кого много денег! Подумай, у кого они есть, и забирай. Война окончится, ты выиграешь, и никто не вспомнит, на какие деньги ты ее выиграл и как ты их добыл. Победитель всегда прав.

– У нас говорят – «победителей не судят», – автоматически буркнул Андрей, взвешивая сказанное.

– Вот-вот, хорошо сказано, победителей не судят! – обрадовалась Олра. – Смотри, что получается: есть банк, в котором лежат деньги. Назрела война, люди свои деньги изъяли, лишив банк возможности финансировать государственные программы, фактически подрубив твои планы под корень. То есть они сработали как государственные преступники. Что тебе мешает объявить их таковыми? И забрать все, что у них есть? Повод можно найти, да. Придумать на самом деле. Пусть пять человек покажут, что такой-то отправлял их Гортусу, намереваясь заключить с ним соглашение. Гадко? Да. И что? Да наплевать! Главное – дело! Я тебе дам примерный список тех, кто сочувствует Гортусу, кстати, это самые богатые аристократы и есть. Стоп, чего ты улыбаешься? Вот негодный! Ты же это сам уже продумал, и давно! Я же тебя знаю, муж мой. Не хмурься, не хмурься… позволь мне хоть иногда называть тебя мужем. Ведь мы были когда-то счастливы… как я сейчас. И пока ты мой муж. Я тебе нужна, я верная, умная, преданная тебе. И я мать твоей дочери. Кстати, мы скажем ей, что ты ее отец?

– Конечно. Дочь должны знать своего отца. И ты будешь жить в императорском дворце. Мои дети должны воспитываться вместе, одинаково, пусть даже один будущий император, а другая… другая будет графиней. Скажу Антане, чтобы она указом пожаловала тебе графский титул. Мы сделаем по-хитрому – найдем хороших писцов, подчистим генеалогическое древо какого-нибудь исчезнувшего, захиревшего рода и впишем туда твоих родителей, якобы они дети одного из графов, а ты – соответственно графиня. И императрица, узнав об этом, восстановила справедливость, присвоив тебе титул. Она имеет на это право. Все будет отлично.

– Я люблю тебя. Какой ты умный, какой ты…

– Только не рыдай, ладно?! – рассмеялся Андрей. – Если любовь кончилась, это не означает, что не может быть дружбы и привязанности. Я же сказал, что не оставлю тебя и мою дочку… Дочку… – Андрей будто покатал на языке это слово и смущенное улыбнулся. – Никак не могу привыкнуть, что я стал отцом. И скоро стану им снова.

– Как, кстати, у Антаны дела? Скоро?

– Скоро. Ждем со дня на день. А ты переходила, да?

– Ага. Переходила. Предлагали мне попить порошков, чтобы выгнать ребенка пораньше, – я отказалось. Бред это все. Когда надо ребенку, тогда он и выйдет. Как Бог решит. Ее не тошнит?

– Кого? А! Анту? Нет. Отлично себя чувствует.

– Эх, мужчины, мужчины… я тебе про ребенка – а ты уже мыслями весь в деле, – рассмеялась Олра. – Да, наверное, это правильно. Для нас нет ничего важнее детей, а вы должны думать, как нам всем выжить. Отец тоже такой был. Наверное, потому я тебя и полюбила, что ты очень похож на моего отца. – Олра вздохнула и добавила: – Ладно. О любви потом. Слушай, а о церкви ты думал? Вот у кого денег море. Все жертвуют церквям. У них капиталы немереные. Объяви, что церковь как часть государства должна заботиться о его сохранности. Иначе… в общем… вижу, ты уже и это продумал. С тобой неинтересно, ты все знаешь! – рассмеялась Олра. – Хочешь посмотреть на малышку?

– Хочу! А можно?

– Глупый! Тебе все можно! Я твоя! Малышка твоя! Мы твои близкие! О чем ты говоришь?! Сейчас.

Она дернула за шнурок у кровати, где-то далеко раздался удар гонга. Дверь распахнулась, и в комнату заглянул озабоченный мажордом.

– Что… что, господин… госпожа! Ой, радость-то какая! Госпожа здорова! А эти идиоты лекари…

– Тебя как звать? – спросил Андрей у старика.

– Аким.

– Аким, открой дверь пошире и встань рядом, не загораживай проход… ага, вот так!

Андрей наклонился, поднял три лекарские сумки, взяв их в охапку, и со всей силы вышвырнул в коридор. Сумки с гулом пролетели мимо испуганного мажордома и, похоже, в кого-то попали, потому что в коридоре пискнули и заскреблись.

– Чтобы этих тварей, именующих себя лекарями, и на пороге больше не было! Увижу – убью! И ни медяка им! Все. Неси сюда малышку, я хочу на нее посмотреть.

– Сейчас, сейчас! – просиял старик. – Она наелась молока кормилицы, спит, такая красивая, такая славная!

Он исчез, и через пять минут в комнату вплыла здоровенная бабища, одна из самых больших женщин, которых Андрей видел в своей жизни. Ее груди напоминали арбузы, а ручищи были как у борца-тяжеловеса или штангиста. Этими руками она нежно прижимала к себе маленький кулек, терявшийся на ее телесах. «Штангистка» улыбнулась Андрею и прогудела как тихая сирена, если такие бывают:

– Здравствуйте, господин советник! Какая славная у вас малышка! Крупненькая! Здоровенькая! Поздравляю! Она красавица – вся в вас. И в маму. Наелась молочка и спи-ит… Хотите посмотреть на ручки-ножки? У нее все в порядке – и рученьки, и ноженьки. Я все проверила. Никаких безобразий. Славный ребенок. Молока у меня много, будет кушать и расти, кушать и расти… у-у-у… моя сладкая!

Андрей наклонился над кульком и всмотрелся в лицо дочери – честно сказать, никакой похожести ни на кого он не увидел. Младенец как младенец – глазки закрыты, сопит носиком… красненькая.

– А чего она красная такая? – озабоченно спросил он. – Чего не розовая? И пятнышки какие-то… не болеет? – Он проверил ауру – нет, та сияла ровным светом, ни красных прожилок, ни черноты. На всякий случай Андрей добавил ей здоровья от себя, аура засветилась сильнее, а красные пятна вроде как побледнели.

– Хо-хо-хо! – как Санта-Клаус, заухала женщина-гора. – Ой, не могу! Простите, господин советник, не удержалась. Все мужики про это спрашивают. С чего ей быть розовой, когда она только что вылезла из… в общем, нормально это. Потом кожа очистится и будет розовенькая и красивенькая. Вас протащи через… хм… вы и не так пятнами покроетесь… хо-хо-хо… Подержите-ка ее. Не бойтесь, не бойтесь, она не стеклянная! Чувствуете, какая тепленькая, приятная? Ваша дочь, запомните, как вы взяли ее на руки в первый раз. Все когда-то в первый раз… – вздохнула она и приняла назад сверток с младенцем.

Андрей повернулся к Олре, хотел что-то сказать, и тут из коридора раздался озабоченный голос Зорана:

– Господин советник, господин советник! Посыльный! Срочно! Императрица рожает! Быстрее, вас требует!

Андрей ошеломленно обернулся к секретарю, хотел бежать, но Олра поймала его за рукав, приподнялась, нагнула за шею и поцеловала в губы, шепнув:

– Может, в последний раз. Прости уж за смелость. Удачи вам с Антой.

Женщина откинулась на подушки, следя за убегающим любимым, и горько вздохнула по ушедшему. Потом посмотрела на новорожденную, и ее лицо озарилось счастьем – вот она, дочь!

И все остальное показалось таким не важным, мелким, незначительным…

Глава 4

Секретарь подал графу Гегайло футляр, запечатанный печатью императрицы. Граф, полный мужчина лет сорока, с глазами навыкате и широким сальным лбом, посмотрел на этот футляр, будто в нем могла лежать ядовитая змея.

– Что это? Откуда? – воззрился он на секретаря Жасиора, человека лет тридцати, шестого сына мелкого чиновника управы. – Ты где это взял?

– У гонца, господин граф. – Секретарь, работавший у графа второй год, поклонился, усмехаясь в усы. Забавно было посмотреть, как у хозяина, наглого и самодовольного типа, трясутся поджилки при виде имперской печати.

– Какого гонца, болван?! – вспылил граф, стукнув кулаком по столу. – Ты можешь объяснить как следует?! Какого демона ты паясничаешь?

– Простите, господин граф! – еще ниже согнулся секретарь. – И мысли не было паясничать! Приехал гонец, передал привратнику грамоту, сказал, что это письмо императрицы, и все – ускакал! Я не знаю, что это такое. Оно запечатано личной печатью императрицы. Это все, что мне известно!