Паук приглашает на танец - Медная Варя. Страница 50

— Неужели? — хмыкнул граф. — И почему же?

Кенрик Мортленд никогда не отличался щепетильностью в отношении правил приличия, но тут он, похоже, поставил себе цель раздражить инспектора. И это ему отлично удавалось.

— Потому что есть способы попроще, чем затолкать себе в глотку стремена, — резонно заметил инспектор. — Тем более так глубоко… ох, простите.

Мне стало действительно дурно, и на этот раз я не отказалась от его помощи. Он усадил меня в кресло и снова обернулся к графу.

— Итак, где вы были этой ночью?

— У себя в комнате. Мирно спал в кроватке сном младенца, — бесстыже заявил граф.

— То есть вы не были… — инспектор бросил на меня быстрый взгляд, — с графиней?

— Ну, не при юной же леди! — делано ужаснулся хозяин замка и тут же добавил: — Конечно, был. А после, вымотанный, но с чувством выполненного долга, дополз до своей комнаты и заснул сном младенца.

Я не знала, куда деваться от неловкости. Инспектор хмурился, а граф скалился. Впрочем, как мне показалось, несмотря на нарочито развязный тон, он тоже не слишком веселился.

— Ах да, несчастье с вашей женой, — будто бы только что вспомнил инспектор. — Два столь неприятных происшествия подряд. Столь близких по времени и месту, что…

— …похоже на совпадение?

— Не похоже на совпадение, — отрезал инспектор.

— Не вижу тут связи. Моя супруга всего лишь случайно поранилась.

Я вспомнила порез, больше смахивающий на трещину в стене. Почему граф не хочет, чтобы инспектор расследовал это нападение? Приходившие в голову объяснения были одно хуже другого. По первому получалось, что Кенрик Мортленд ранил жену из-за мистера Дрейка, по второму — что он убил мистера Дрейка из-за жены, а по третьему — что он ранил жену, после чего убил мистера Дрейка.

— И, вместо того чтобы остаться с пострадавшей супругой, вы уехали в город?

— Вы же знаете, как надоедает женская трескотня, — отмахнулся граф. — Представьте, что было бы из-за царапины.

— Царапины? — приподнял брови мистер Лоусон. — Я слышал, графиня даже говорить не может.

— Никто не умеет молчать так громко, как Фабиана.

— Вы сказали, что она поранилась. Как это произошло?

— Моя жена увлекается детской благотворительностью. Она шила распашонки для мелких засранцев из работного дома… или из Африки — сейчас уже не вспомню.

— На рассвете?

— У моей жены большое сердце.

— Да, я об этом слышал, — сдержанно заметил инспектор.

Я недоумевала. Зачем было так злить мистера Лоусона? Впрочем, граф относился к категории людей, которые не только не скрывают раздражения, но ещё и стремятся передать его окружающим.

После этого разговор обратился ко мне. Хозяин замка не стал дожидаться окончания беседы и нетерпеливо поднялся.

— А сейчас прошу меня извинить.

— Вы не останетесь? — инспектор поднял голову от блокнота.

— Мне нужно проведать супругу, — коротко сообщил тот. — К тому же так вы не сможете обвинить меня в чревовещании и давлении на слуг.

Он тотчас вышел, а я честно ответила на все поставленные вопросы. К счастью, тех, на которые я не смогла бы ответить честно, инспектор не задал, и вскоре меня отпустили, попросив пригласить следующего.

За дверью толпилось всего человек пять прислуги. Похоже, миссис Меррит решила приглашать их небольшими группами во избежание столпотворения. Сама она сейчас напоминала регулировщика и, надо сказать, весьма ловко управлялась со своими обязанностями.

Сегодня всё шло кувырком. Тем не менее обеденный гонг прозвучал вовремя: я слышала его, пока была у инспектора. Освободившись, я спустилась вниз, но к тому времени обед уже убрали — с распорядком в Ашеррадене строго. Я наскоро перекусила сэндвичем с тунцом и кукурузой и решила вновь проведать мистера Фарроуча, в надежде, что ему стало лучше и я смогу завершить расспросы.

По дороге я думала о мистере Дрейке. Мне было жаль его. Он не был похож на самого благонравного господина, но никак не заслуживал такой жестокой смерти.

ГЛАВА 36

— Знаю, что вы велели не приходить, но иначе вы рискуете умереть с голоду, — начала я, открывая дверь подносом, но тут же осеклась.

Мистеру Фарроучу не стало лучше. Напротив, он снова был без памяти. И по тому, как тревожно он метался, можно было предположить, что он не спал, а пребывал именно в болезненном забытьи.

Я поставила на стол поднос с черным пудингом, картофельными булочками и паштетом из лосося и приблизилась к нему. Как ни странно, в этой мрачной комнате, в компании мертвых зверьков, книг по некромантии и возможного убийцы, мне было куда комфортнее, чем в роскошных покоях графини. В словах мистера Хэлси о камердинере сквозило сдержанное, но при этом искреннее дружеское участие, безо всяких скрытых намеков и многозначительных взглядов. А хирургу я отчего-то доверяла. Просто есть друзья, которых трудно любить.

Сначала я решила дождаться, пока он снова придёт в себя. Схватив одну из книг, я принялась листать её и даже в какой-то момент заинтересовалась содержанием, но погрузиться в чтение никак не удавалось. С одной стороны, терзала мысль о том, что я теряю время, а с другой — отвлекали стоны больного. Похоже, его состояние снова начало ухудшаться. Естественно, я не имела к этому никакого отношения — тут я не верила нелепой выдумке, — но присутствовать при этом всё равно было тягостно. Да что же за болезнь его мучит?!

Я вернула томик на место и, покружив какое-то время возле кровати, наконец решилась. Убедившись, что его глаза плотно закрыты, я присела на самый краешек и потянулась к его ноге. Когда пальцы коснулись штанины, он снова пошевелился, и я невольно дернулась и вскочила. Убедившись, что он всего лишь ворочается, я вернулась к тому, с чего начала, и предприняла вторую попытку. Не так-то просто было закатать узкую штанину, и первые несколько секунд я сосредоточила всё внимание на этом процессе, вместо того чтобы смотреть, что под ней. Когда же я наконец перевела взгляд на саму ногу, то едва не скатилась с постели. Я ожидала увидеть изувеченную конечность, возможно, обожжённую, простреленную, усеянную шрамами (в моём воображении они всё ещё кровоточили). Я даже предполагала, что боли могут быть фантомными, и сама нога окажется в целости. Но я никак не была готова к тому, что предстало моим глазам! Я просто не понимала, что это.

Нога выше колена была самой обычной, а вот нижняя её часть не подлежала никакому описанию: кожа на ней имелась, но казалась какой-то прозрачной. Вообще вся нога была полупрозрачной, и от неё исходило голубоватое свечение с сиреневыми переливами, так что я видела каждую трепыхавшуюся жилку, каждый нервный узелок и мышцу. Они тоже мерцали. Но в некоторых местах виднелись какие-то черные сгустки, будто выжженные участки. Наверное, они-то и заставляли его так корчиться от боли. По краям — то тут, то там — постоянно вспыхивали и тут же гасли крошечные всполохи. Но самым удивительным было то, что текло по венам: если кровь красная, то в его полупрозрачных жилах, похожих на мерцающие щупальца медуз, перекатывалась густая черная масса. Увидев такое за ужином, я приняла бы ее за мясную подливу или патоку. Всё это представляло странный контраст: казалось, что по мирно светящимся венам бегают жирные червяки.

Увиденное настолько меня поразило, что я просто сидела и смотрела на все эти переливы, всполохи, мерцания и перекатывания, складывающиеся в жуткий, но при этом слаженный и завораживающий механизм. Идей и версий у меня не было. Я совершенно забыла об осторожности, когда мою руку быстро накрыла и сжала до хруста холодная липкая ладонь. Я вскинула глаза, испугавшись, что он очнулся и сейчас мне придётся поплатиться за своё любопытство. Сердце ушло в пятки. Он смотрел прямо на меня, но его воспаленный взгляд блуждал, и я поняла, что он меня не видит. По-прежнему лежа, он дернул мою руку к себе, так что я едва не упала прямо на него. Я вскрикнула и попыталась высвободиться, но он держал крепко. Понадеявшись, что это секундная вспышка и он сейчас выпустит мою руку, я снова потянула пальцы на себя. Но он вдруг судорожно прижал мою ладонь к щеке и что-то пробормотал. Сначала я подумала, что он зовёт меня по имени, но тут он повторил уже громче.