Дочь дракона - Дубровный Анатолий Викторович. Страница 23
– Да ну вас, – обиделась некромантка. – Мы тут посоветоваться пришли, а вы…
– Советуйтесь, – благосклонно кивнула Милисента, но хихикать не перестала. А Листик, некоторое время похихикав, обратилась к некромантке:
– Слушай, Аррима, если тебя запереть в темном зале, то из тебя может получиться отличный темный повелитель!
– Не надо меня запирать! – еще больше обиделась девушка. – Да еще в темном зале!
– А чего это ты так вырядилась? На кладбище собралась? Вампиров пугать?
– Иззелла! – кивнула некромантка, и травница выложила на стол глянцевый журнал. – Вот, новое веяние в столичной моде. Называется готский некростиль!
– Ого! – сказала Милисента, рассматривая иллюстрации, Листик соскочила с кровати, подбежала к столу и тоже заглянула в журнал.
– Ого! – повторила она вслед за старшей сестрой, – так же совсем невозможно одеться.
– Почему? – хором спросили гостьи.
– Ну ты же, когда так будешь одеваться, должна же в зеркало посмотреться? – спросила Листик.
Девушки кивнули, а Милисента снова начала хихикать.
– Вот! – победно продолжила Листик. – Начинаешь одеваться и смотришь в зеркало, а там такое! Увидишь – испугаешься и убежишь! Так неодетой и убежишь!
Милисента засмеялась, а Аррима совсем обиделась:
– Я посоветоваться, а вы…
– Аррима, – приобняла девушку за плечи Милисента, – это же совсем не твой стиль! У тебя же румяное лицо! Так зачем же его скрывать за этим гримом. А фигура?! Фигура у тебя вообще, куда там этим красавицам! Тебе надо вот так… Талия высоко, разрез на платье или юбке вот досюда, и обязательно высокий каблук! – И Милисента начала набрасывать на чистом листке бумаги контуры женской фигуры. Обе девушки внимательно слушали ее. Милисента одевалась скромно, легенда о дочерях приграничного барона не позволяла девушке покупать дорогие наряды. Но даже скромный сарафан на Милисенте выглядел как бальное платье. Листика она тоже так пыталась одевать, хотя той было все равно, что носить, лишь бы было удобно. Изысканный вкус и чувство гармонии сделали Милисенту признанным экспертом в вопросах нарядов среди женской части академии. Но не это способствовало ее авторитету, а то, что Милисента всегда подсказывала наилучший вариант.
Синхронное кивание Арримы и Иззеллы было прервано новым стуком в дверь. Оторвавшись от своего рисунка, Милисента громко сказала:
– Войдите!
В комнату осторожно вошел Масин фон Крунув. Он поздоровался со всеми и поинтересовался, чем они тут занимаются.
Раньше всех ответила Листик:
– Мы обсуждаем новый стиль моды, называется «нотский гекростиль»! Вот!
Девушки застыли с открытыми ртами, а Листик подскочила к Масину и стала его просвещать:
– По этому стилю так, как ты, уже не одеваются! Вот тут у тебя надо сделать разрез! – Листик провела появившимся у нее когтем поперек живота студента, всем своим видом показывая, что такой разрез она готова сделать хоть сейчас. Ей тоже очень хотелось что-нибудь кому-нибудь посоветовать, и она, принявшая молчание застывшего студента за согласие, с энтузиазмом продолжила: – А разрез глаз?! Такой уже не носят, давай мы тебе их быстренько переразрежем? А уши?! Но разве это по моде, давай их тоже подровняем? Ага?
– Мм, – замычал ошарашенный таким напором Масин, – Листик, ты знаешь, я как-то не стремлюсь следовать всем веяниям моды, тем более такому стилю, когда надо уши ровнять! – Тут его взгляд упал на модный журнал, потом он с ужасом посмотрел на Арриму и срывающимся голосом спросил ее, косясь на Листика: – Она тебе что, уже подровняла?
Девушки громко захихикали, а Листик надулась:
– Вот, только собралась приобщить человека к высокой моде! И это, заметьте, совершенно бесплатно! – Она горестно взмахнула рукой, уже со спрятанными когтями, и с несчастным видом поплелась на свою кровать.
Масин тоже был контрактником и стипендии не получал, деньги на учебу и жизнь ему присылали из дому. Но на его взгляд, присылали очень мало. Ему казалось, что жизнь в столичном городе требует гораздо большей суммы. И как всякий студент, он был не прочь подзаработать или, на худой конец, одолжить. И он первый пришел к новеньким студенткам, почему-то принятым сразу на второй курс, ведь раз их так приняли, то, наверное, они дети очень богатых родителей. Пришел с целью одолжить десяток золотых, пришел со словами: «Мы же друзья, так выручите меня по-дружески». На что младшая сразу ответила, что «если мы друзья, то к друзьям надо приходить с подарками и угощением», и выкатила такой список того, чем бы она хотела, чтоб ее угостили, что Масин решил поддерживать просто дружеские отношения. Тем более что в младшей он узнал ту рыжую ведьму, которую встретил в первую ночь учебного года. Но Листик сделала вид, что видит Масина в первый раз. И тот успокоился, решив, что он таки пал жертвой розыгрыша кого-то из старшекурсников.
Милисента указала студенту на стул и вопросительно подняла бровь, весь вид Масина показывал, что у него есть какая-то новость. Масин сел и не разочаровал:
– Грунс Вэркуэлл рассказывает, что вас взяли на боевой факультет по блату, за вас заплатили богатенькие родственники и что вы не из приграничного баронства. Уже неделю всем это рассказывает.
Листик презрительно хмыкнула из своего вороха подушек и шкур, а Милисента просто пожала плечами, показывая, что ее не интересуют подобные сплетни. А Масин продолжил:
– И что вы не проходили первого испытания, что магистр Клейнмор все сам подстроил, будто вы прошли, а на самом деле он сам…
Листик снова хмыкнула, а Милисента уже с интересом слушала.
– И что вы папенькины дочки, и что у вас…
– Слушай, Масин, а ты хочешь заработать денег? – перебила студента Милисента. Не то чтобы она была жадная, но денег всегда студентам, а тем более студенткам, не хватает. А недавний поход с Листиком по кондитерским… Хотели просто полакомиться, но стоило старшей отвлечься, как младшая заказала себе пять килограмм дорогущего лакомства – мороженого! Самое интересное, что она его таки съела. При этом даже не простудилась, только чуть-чуть хрипеть больше стала, и то недолго.
– Да! – сразу откликнулся Масин. – А сколько?
– Много, и насколько много – будет зависеть от тебя.
– А как, как заработать?
– Раскрути этого Вэркуэлла на пари. Мол, ты подговорил этих богатеньких папенькиных дочек на принципиальный спор. Если они действительно хотят стать боевыми магами, то такая малость, как первое испытание «охотников», для них совсем не страшно. Вэркуэлл же уверен, что мы по блату, вот и должен клюнуть.
– А если нет?
– Ну это уже твоя забота, раскрутишь – получишь долю от выигрыша пари!
– Пятьдесят процентов!
– Ха! – сказала Листик.
– Пять! – сказала Милисента.
Сошлись на пятнадцати.
Грунс Вэркуэлл, четвертый сын герцога Вэркуэлла, ходил в нетерпении по коридору, он ждал этих выскочек, двух студенток со второго курса боевого факультета. Сам он был пятикурсником того же факультета, но группа не «боевиков», а «охотников». Охотников за нечистью, или, как их еще называли, – «ведьмаков». Боевой факультет имел два потока. Поступающих тщательно отбирали, а потом по каким-то непонятным признакам делили на два потока. И если группы «ведьмаков» набирали каждый год, то «боевиков» через год, а то и через два. В этом году набора в группу «боевиков» не было, ни один кандидат не прошел предварительного отбора, то есть даже не был допущен к первому испытанию. Грунс Вэркуэлл считал, что с ним поступили несправедливо, он достоин учиться на боевого мага, а его определили в «ведьмаки»! Ведь уничтожать нечисть – это плебейское занятие! Занятие, которым не пристало заниматься пусть и четвертому, но сыну герцога Вэркуэлла! И появление сразу на втором курсе дочек захудалого баронишки он воспринял как личное оскорбление. А когда он узнал, что две студентки, так опустившие его в первый день учебного года в столовой, – это те самые, то он стал вынашивать планы мести, попутно распуская всякие слухи о них. И вот вроде они клюнули! Весть об этом принес проныра Масин фон Крунув, этот недостойный сын своих славных родителей. Недостойный-то недостойный, но выторговал у Грунса пятьдесят процентов от выигрыша пари. Но не в деньгах счастье, Вэркуэлл собирался поставить этим выскочкам еще одно условие, Грунс был абсолютно уверен, что эти девки не пройдут первого испытания «охотников», он сам его еле прошел и до сих пор с содроганием вспоминает.