Ангел смерти (СИ) - Доминга Дылда. Страница 7

Медленные глубокие вдохи и выдохи помогли почувствовать себя лучше, опасность миновала. Не хотелось с самого начала оказаться прикованной к кровати, так что стоило держаться до последнего. Даже Денис со своей манерой обнимать и класть руки, куда не следует, казался ей сейчас милым. Все люди и мир вокруг вдруг стали во сто крат привлекательнее. Люди никогда не ценят того, что имеют.

Беседы с Ирой по вечерам делали ношу немного легче, а иногда они вместе ходили к Чу Пену, и после занятий он поил их своим фирменным чаем. Временами старик смотрел на Соню так, что она знала, что он ковыряется у нее внутри, но его усилия не вызывали в ней раздражения. Она доверяла Чу Пену — в конце концов, он сказал правду. Но никогда и ни с кем не говорила о Филиппе, да и в последнее время больше его не видела, что было только к лучшему. Хотя в самом начале, когда она только узнала о том, что обречена, ей хотелось отыскать Филиппа и бросить ему в лицо все, что о нем думает — и пусть забирает ее жизнь. Так у нее был бы шанс уйти человеком, а не безмозглым растением.

Твои руки могут быть нежными

Маша крутилась у зеркала, глядя, как на ней сидит старое летнее платье.

— Не хочешь сходить по магазинам? — спросила она у Сони. — Сейчас кругом распродажи летней одежды.

— Нет, спасибо, — Соня смотрела на яркие юбки, выглядывавшие из шкафа, и в голову невольно закрадывалась мысль, а понадобится ли ей еще летняя одежда или уже нет?

— Не в настроении? — спросила Маша, оборачиваясь.

— Ага, — согласилась Соня, ничего не объясняя.

— А что у тебя на личном фронте? — поинтересовалась Маша.

— Только не начинай, — скривилась Соня, будто лимон откусила.

— Не начинать что?

— Ничего.

— Может, Денис? — усмехнулась Маша, зная в какое бешенство приводит подругу одно упоминание о нем. Но на этот раз Соня почти никак не отреагировала, лишь вяло улыбнулась.

— Что с тобой? — спросила Маша, отходя от зеркала и усаживаясь рядом с Соней на диван.

— Не знаю, — соврала Соня, — осень, наверное.

— Хочешь, сходим в клуб? Или просто в бар?

— Нет, правда, не хочу, спасибо, — Соня поднялась и засобиралась домой. Что она могла сказать подруге? Что дискотеки теперь не для нее? Что в духоте и мигании огней она теперь запросто может потерять сознание? Что ей уже можно забыть о развлечениях? Так странно, так несправедливо, так рано.

Поделиться и сказать правду, чтоб тебя жалели и косились? Чтобы каждую твою глупую мысль или паршивое настроение списывали на болезнь? Чтобы за ореолом мученика перестали видеть тебя саму? Чтобы придерживали, как мама тетю Иру, на каждой лестнице? Соня плотнее намотала шарф, укрываясь от холодных порывов воздуха. Как же все это глупо. Ее ноги уже привычно прокладывали маршрут к больнице. Контроль, вечный контроль, бесполезные беседы с лечащим врачом и очередные уговоры. Как же она устала — не от болезни, а от этой сплошной рутины. Люди даже смерть сумели превратить в рутину. Соня горько усмехнулась, заворачивая за угол и спускаясь к больнице.

В холле царила суматоха, а во дворе стояла куча скорых.

— Что случилось? — спросила Соня у пробегающей мимо медсестры.

— Не загораживайте дорогу, — зло бросила та, и Соня отшатнулась в сторону, не став объяснять, кто она и что тут делает. Потом заметила другую сестру, из своего отделения.

— Света, — позвала ее Соня, и Света, обернувшись и узнав ее, подошла ближе.

— Сонечка, здравствуй, как ты?

— Как всегда, а что тут у вас происходит?

— Мы дежурные сегодня по скорой. Произошла авария в городе. Маршрутка столкнулась с легковой, и еще грузовик. Так что у нас сегодня полный завал. Подойдешь завтра, хорошо, котенок?

— Хорошо, — оторопело пробормотала Соня, глядя на царящий вокруг хаос и понимая, наконец, его причины. У Светы была привычка называть всех пациентов моложе шестидесяти — «котенок», но звучало это даже нежно на фоне всего остального больничного официоза.

Соня отошла к стене как раз вовремя, потому что мимо нее пронеслась каталка с капельницей и двумя санитарами. Пострадавших действительно было много. Маршрутка, видно, была битком. Часть из них лежала в холле прямо на полу, по мере возможности их вывозили на лифтах на другие этажи. Глядя на весь этот кошмар, Соня не сразу заметила его, а когда заметила, так и осталась стоять на месте.

Табрал поочередно оказывался рядом с разными людьми. И выглядело все так, словно, когда он был с кем-то, весь остальной мир для них отступал. Аудиенция у самого бога смерти. О чем он их спрашивал? Как много они грешили? Женщина истошно вопила, пока ее глаза не закатились. С ней он, пожалуй, не говорил, так, постоял рядом. Мужчина орал и ругался, потом несколько раз дернулся, захрипел, и на этом все закончилось. Соня с замиранием сердца наблюдала, к кому же он подойдет следующему, кого выберет. Следующей оказалась девочка лет семи или восьми. Темные волосы, милое пухлое личико. Соня дернулась. Она не может просто стоять и смотреть, она должна помешать ему. Только не эта девочка, довольно. Карие доверчивые глаза с надеждой смотрели на Табрала. Он что-то рассказывал ей, улыбаясь, и девочка улыбнулась в ответ, потом протянула обе ручонки к демону. Он склонился к ней и взял ее на руки. Ноги Сони задеревенели, и она не смогла сделать ни шага. Может, это было его колдовство, а может, элементарная трусость, но она могла лишь стоять и смотреть, что будет дальше. Дыхание толчками вырывалось из ее груди. Девочка обняла демона за шею и положила голову ему на плечо, потом, сладко зевнув, закрыла глаза. Он бережно, словно хрупкую куклу, опустил ее назад на носилки. И тут же к девочке бросился врач, крикнув что-то коллегам. К нему присоединились две медсестры, они суетились, пытаясь что-то сделать. А Соня смотрела на них, зная, что девочке уже ничто не поможет.

Табрал не уходил, он по-прежнему стоял возле ребенка и грустно смотрел на бесполезные попытки врачей ее реанимировать. Его темные брови были нахмурены, черные глаза не отрывались от лица умершей. Волевой подбородок, прямой нос с чуть приподнятыми крыльями, и черные слегка вьющиеся волосы. Только теперь, в искусственном свете больницы, Соня рассмотрела его, как следует, в деталях. Она подумала о том, как бережно он прижимал к себе девочку, как забрал — стараясь не испугать, убаюкал, рассказав сказку. И что-то вроде благодарности колыхнулось у нее в груди. Значит, все же, есть справедливость. Те, кто заслужил, страдают от ужаса. Кто заслужил лучшее — уходят мирно или одариваются счастливыми видениями. Соне не хотелось загадывать, что ждет ее. Какой человек с уверенностью может сказать, хорош он или плох. Нет, конечно, она не убийца и не вор, но и не мать Тереза. Соня понятия не имела, какие дела ее жизни перевесят: хорошие или плохие. Демон за ней придет или… или кто? Она даже не могла представить того, кому была бы рада в последние свои минуты, кто вызвал бы на ее лице слезы умиления, как Филипп у старушки. Или какая сказка могла быть настолько хорошей, чтобы заставить ее мирно уснуть на плече у смерти.

Когда Соня очнулась от своих мыслей, он уже стоял над худым некрасивым мужчиной, залитым кровью. Одна из медсестер метнулась в его сторону, но другая, дернув ее за рукав, потащила к другому пострадавшему.

— Подождет.

— Почему? — удивилась первая.

— Водитель маршрутки, — кивнула та на худого. — Из-за него все и случилось.

Соня смотрела, как Табрал просто стоит над раненым, и вроде бы ничего не делает. Но потом водитель заплакал, а через несколько секунд его тело стали сотрясать настоящие рыдания.

— Что же я наделал, — завыл он, — какой же я дурак. Боже, нет, — он метался на носилках, едва не сваливаясь с них. Но окружающие были слишком заняты, чтобы успокаивать его истерику. Испачканным в крови кулаком он бил себя в грудь. Соня взглянула на лицо Табрала и увидела там следы едва заметного удовлетворения. Затем он резко развернулся и, как всегда, зашагал прочь.