Жена моя, королева - Маринелли Кэрол. Страница 6
И Завиан решил, что она готова.
Время пришло. На какойто миг в ее теле вспыхнула первая зарница вожделения. Его редкая красота, его странный аромат, его смелые взгляды пробудили в ней тягу к большему. Но Бейджа увела ее в ванную комнату, а Завиан отправился в постель.
Никогда прежде не испытывала Лейла такого ужаса и такого возбуждения. Какаято часть ее существа готова была бежать прочь, в пустыню, другая стремилась к тому, что должно было произойти. Она уже не хотела, чтобы все прошло поскорее: ее плоть познала любопытство особого рода. Вдали от колдовского очарования Завиана она почти успокоилась.
В ванной комнате девушки омыли ее и умаслили благовониями. А Бейджа рассказывала ей, что будет дальше.
Возможно, процедура начнется с формального поцелуя. А потом король сделает все остальное. Она должна поднять ночную рубашку. У постели будет стоять сосуд с бальзамом. Надо бы, чтобы король им воспользовался. Но даже если нет, ее ванна полна маслами.
Бейджа уверяла, что это будет недолго. Король отнимет у нее девственность со второй, может быть, с третьей попытки. И, поскольку он уже готов исполнить свой супружеский долг, наверняка сразу примется за дело.
Но Лейла хотела чегото еще. Хотела того, что призраком мелькнуло перед ней за столом.
— Должна я буду к нему прикасаться? — спросила Лейла. Она стремилась делать хорошо все, за что бралась, и ей вдруг захотелось стать хорошей любовницей своего мужа.
Но Бейджа только рассмеялась, и даже девушки захихикали. Онито знали все о короле Завиане и его бесчисленных женщинах. Слухи быстро разносятся по королевским дворцам, даже если королевства далеко друг от друга. У Бейджи был двоюродный брат, он служил в покоях королевского дворца Кьюзи и знал, сколько женщин ожидают очереди лечь в постель короля, как только Лейла и Завиан благополучно разъедутся по домам.
Тело Лейлы нужно только для одной цели. Об остальном она не должна волноваться.
— Всем остальным займутся его любовницы, — говорила Бейджа, стараясь ее подбодрить. Но эти слова падали Лейле в сердце, точно тяжелые камни. Холодные, жестокие, они вызвали новое чувство — ревность к неведомым женщинам, которые будут удовлетворять самые интимные потребности ее мужа. — Не тревожьтесь, ваше величество, — продолжала Бейджа, обращаясь к ней формально, как всегда в присутствии служанок. — Вам придется терпеть его внимание день или два в месяц, и только пока наследник не будет зачат. А потом у вас будет по крайней мере год отдыха.
На ее влажное умасленное тело набросили ночную рубашку, волосы подобрали, губы подкрасили. Итак, она готова.
Лейла раздвинула шторы и вошла в его опочивальню.
Комнату освещали свечи и масляные лампы. В зале, нарушая тишину пустыни, все еще звучала музыка. Нежные, томные звуки должны были облегчить ее путь в его объятья.
Завиан лежал на кровати — наверняка обнаженный, укрытый до пояса шелковым покрывалом. Он был великолепен и без парадной формы. Его широкая грудь и длинные мускулистые руки избавляли дворцового портного от необходимости подчеркивать его мужественность покроем одежды. Но что это? На его запястьях темнели глубокие шрамы. В неровном свете свечей Лейла сначала приняла их за украшение. Но это были шрамы. Впрочем, не ее дело было их замечать. Она посмотрела на его лицо — его выражение немного смягчилось при ее приближении.
На минуту Лейла пожалела, что она — его жена, а не любовница. Ночная рубашка, когда она легла на кровать рядом с ним, прилипла к ее обильно смазанному благовониями телу.
— Не волнуйся.
— Я не волнуюсь, — ответила она, вся дрожа.
Он поцеловал ее. Она чувствовала, как его губы давят на ее губы, а язык проталкивается между ними, и постаралась ответить на его поцелуй, копируя движения его губ.
Будучи принцессой, а потом королевой, Лейла не знала поцелуев, не знала никаких ласк. И страдала от отсутствия опыта, стыдилась своей невинности. Она не могла наслаждаться его поцелуем. Она чувствовала давление его могучего, длинного мужского оружия на свое бедро, и содрогалась, и молилась, чтобы он воспользовался маслом.
Она подняла ночную рубашку.
— Не надо спешить.
Завиан откинул голову назад. Он хотел продолжать целовать ее, чтобы она успокоилась хоть немного, получила хоть немного удовольствия. И услышал ответ, сказанный слабым голосом:
— Я хотела бы, чтобы это кончилось поскорее.
«Что ж, пусть будет так», — подумал Завиан и спросил себя, будет ли совсем неприлично, если он призовет наложницу в свой медовый месяц?
Он любил секс, и ему всегда было мало. Но эта бойкая производительница, которая легла с ним в постель исключительно из деловых соображений, совершенно не походила на ту полную желания женщину, которую он готовил за ужином к брачной ночи. Если она хочет отделаться поскорее, что ж, он тоже этого хочет. Он не эгоист.
Завиан погрузил пальцы в золотое блюдо у кровати и смазал маслом ее нежную розовую кожу. Ее теплота добавила ему злости. Но свой долг он исполнит.
Лейле показалось, что то, что пугало ее своей длиной, стало еще длиннее, и ее горло сжалось. Она почувствовала его руку там, внизу, и ее почти замутило. Он увидел ее полный ужаса и восторга взгляд и, вытянув пальцы, ласково погладил и стал ласкать ее.
Ей захотелось сжать ноги, избавиться от его прикосновений. Все это неправильно — этот секс, эти ласки, прикосновения. Все это он потом будет дарить комуто другому.
— Теперь ты смажь меня маслом.
Ему нравилось ласкать ее, чувствовать под пальцами ее влажную кожу, а она чувствовала легкие, настойчивые надавливания, от которых у нее словно щекотало гдето в желудке. Она опустила пальцы в масло.
Об этом Бейджа ее не предупредила. Не предупредила, что и ее пальцы должны стать шелковистожирными. Она не хотела прикасаться к нему. Но, может быть, потом это ей поможет? Она заставила себя это сделать. Быстрыми движениями дрожащих пальцев смазала мужской орган по всей длине, отвернувшись, чтобы не видеть, как он огромен.
— Еще.
Он продолжал ласкать ее. В ее желудке и ногах появилась какаято тяжесть, и это не понравилось Лейле. Ей не нравились эти непривычные ощущения, эта странная слабость, эта пустота в голове. Ей хотелось вернуть привычный контроль над ситуацией, прекратить эти бессмысленные упражнения. Она может сейчас зачать ребенка. День свадьбы был назначен с учетом ее цикла. Надо быть смелой, завершить все это и вновь обрести способность думать.
— Немедленно, — сказала она, отстранив его руку. — Сделай это немедленно.
Завиана утомили ее увертки. На какойто миг она раскрылась перед ним, но не захотела продолжить, не захотела изведать наслаждение.
Он надеялся на большее. Скверно, потому что она прекрасна — ее спелая плоть, ее черные волосы. Эти полные губы могли бы целовать, если бы научились. Это тело могло бы познать блаженство, если бы она ему позволила.
— Сними рубашку, — сказал Завиан. Ему нужен был какойто стимул, чтобы продолжить. Она подчинилась, и он увидел этот стимул — ее красоту. Завиан опустился на нее, и она добросовестно раздвинула ноги.
Он — король, и ему надо исполнить свой долг.
Но он нервничал.
В первый раз Завиан испытал подобие страха перед женщиной, которой должен был овладеть. Чтобы набраться смелости, он представил себе ее тело и на минуту опустил голову, чтобы поцеловать ее грудь, коснуться губами соска — хотя бы для собственного удовольствия. Он даже попытался заставить ее ответить, но безуспешно.
Лейла пришла в ужас: решающий момент наступил. Конечно, она не могла показать мужу свой страх. Она никогда ни перед кем не проявляла слабости. Она — королева. Она всегда уверена в себе, всегда владеет ситуацией.
Завиан коснулся щекой ее лица и обнаружил на ее щеках слезы. Он был готов войти в нее. Он знал, что она хочет, чтобы все это поскорее осталось позади, и, несмотря на эти слезы, злился.