Ведьма - Вилар Симона. Страница 12

Все изменилось в одно мгновение. Свенельд не сразу и понял, что огромный тур вдруг стал стремительно уменьшаться в размерах. Миг — и варяг уже чиркнул ногами по земле, а потом стремительно полетел через голову. Не разбился он лишь потому, что упал на заболоченную землю, но все же в первый момент задохнулся от удара и боли. Его перевернуло, покатило. И когда, уже почти ничего не соображая, он приподнял голову, то успел заметить, как вместо огромной туши рогатого великана под корягу с писком юркнула белая мышь.

Все. Он больше ничего не понимал и, упав лицом на влажный мох болота, лишился сознания.

Очнулся Свенельд от холода. Сырая влага пропитала его кольчугу и подкольчужницу, грязь налипла на лицо. Варяг приподнялся, но не сразу сообразил, где он. Стал отползать из сырой ложбинки на сухой островок, сел, ощупал себя. Кроме двух-трех незначительных царапин, он ничего не обнаружил, а вот то, что он оружие потерял — было худо. Хотя не все потеряно — за поясом у него оставался охотничий тесак, за голенищем сапога был спрятан нож. Свенельд невольно перевел дыхание, когда нащупал их рукояти. Без доброго булата было бы совсем скверно.

Свенельд стал озираться, пытаясь определить, куда занесло его рогатое чудище, и ему совсем не понравилось то, что он увидел.

Болота, огромные бесконечные болота. Уже смеркалось, и кругом, куда ни кинь взгляд, — только плоские кочки, заросшие сухим камышом и голым кустарником, а между ними — черная жижа болот. Пахло сыростью и болотным торфом. Слабо стелилась туманная дымка, за которой выступали остовы деревьев — сухие, мертвые и белесые, как кость.

— И все же Свенельд решил двигаться. Нащупывал в полутьме ногой твердую почву и делал осторожный шаг. Уйти отсюда было необходимо. Варяг нутром чуял, каким опасным является это место. В туманной зыби то и дело чудились какие-то подозрительные шорохи и скрипы. Свенельду невольно вспомнились рассказы о жутком и колдовском: о бродячих деревьях, норовящих разорвать на куски незадачливого путника, об утопленниках, наблюдающих за живыми и ждущих момента, чтобы утащить их в трясины, о других болотных страхах… Один раз ему даже показалось, что коряга, мимо которой он прошел, со скрипом потянулась за ним, в другой раз во мраке померещилось, что из заводи на него кто-то пристально смотрит, даже вода колыхнулась словно со вздохом, но он переступил и пошел дальше. Старался внушить себе, что все это ему только кажется, но после всего происшедшего за последние дни он готов был поверить во что угодно. Однако поверить — значило упасть духом. И варяг, сжимая костяную рукоять ножа, стал тихо напевать, чтобы приободрить себя:

Ой, уеду я в дали дальние,

За степную ширь, за ясен рассвет…

Но где теперь те степи привольные, куда он ходил в молодецкий дозор? Как хотелось ему оказаться в чистом поле, да на вольном ветру! Угораздило же его принять пост посадника в диком древлянском краю, где невесть что творится. А ведь, поди ж, гордился до сих пор своим высоким званием посадника.

Вновь что-то скрипнуло и булькнуло, один раз Свенельд даже различил человеческий голос: словно издали позвали его по имени. И тут же зашептало, зазвало кругом:

— Свенельд… Свенельд…

Старухи рассказывали, что нет ничего хуже, как обернуться на такой вот зов. Вмиг нечисть болотная накинется, утащит…

Тут Свенельд едва не вскрикнул. Показалось, что кто-то из волы хочет схватить его за голенище сапога. Он крутанулся, отскочил на сухую кочку — а ведь и впрямь ушла под воду бледная когтистая лапа.

— Тьфу ты нечисть!..

Он испытывал жгучее желание бежать отсюда неведомо куда. Еле сдержал себя. Поддаться страху в лихом месте — непременно накликать на себя беду. Пока человек не боится — он еще в силе. И варяг вновь стал напевать:

Ой, уеду я в дали дальние…

Противно было слышать свой дрожащий голос. Свенельд набрал побольше воздуха в легкие, хотел заорать во всю мощь, но слава богам, не успел. Зато теперь отчетливо услышал голос вдалеке:

— Свенельд!.. Посадник Свенельд! Отзовись!

На этот раз варяг решил, что его на самом деле ищет кто-то.

— Сюда! Здесь я!

А через миг, даже не веря в удачу, различил оранжевый светлый огонек вдали за туманом.

— Где? Где ты?

Голос был звонкий, молодой и такой ясный, что варяг сразу поверил в него.

— Здесь я!

Огонек вдруг исчез, но Свенельд понял почему. Впереди возникли деревья, целая купа. Неужто кончились болота?

Варяг ускорил шаги и вскоре почувствовал под ногой твердую почву. Ступил под сень деревьев, врезался в кустарник. И тут же, налетев на корягу, рухнул на землю. Пока переводил дыхание, такой страх накатил, что даже застонал. Но где же тот, кто окликал, звал его? Свенельд прислушался, приподнявшись на локте, и тут уловил некий странный звук — какой-то быстрый громкий треск. Будь он среди степных курганов, решил бы, что это змея, гадюка ядовитая. Но здесь…

Он ощутил, как повеяло холодом и за стоявшим неподалеку большим деревом произошло какое-то движение. В темноте вроде и не разглядеть, но варяг видел: выглянуло из-за ствола длинное узкое лицо, выглянуло и вновь спряталось, затем снова появилось, но уже с другой стороны.

Тут сквозь мглистую туманную дымку засиял свет. Свенельд не сразу понял, что это луна светила сквозь тучи. И осветила такое… Да, теперь он видел это ясно. Из-за дерева показалось странное существо — голубоватая голова со странно светящимися глазами, со всклокоченным колтуном волос. Существо опиралось на сильные голые руки, само было голым и… Мать честная! Да это же баба! Сиськи вон какие огромные, живот с пупком… переходящий в чешуйчатое туловище… Хвост!

Существо глядело на варяга, раскачиваясь с руки на руку, то откидывая голову назад, то наклоняясь вперед. Потом вдруг резко выползло. Так и есть баба, да только страшная, от пояса длиннющий хвост уходил в заросли, завивался кольцами. Хвост вдруг взвился змеей, взмахнул, и чудище, широко и беззвучно открыв рот, стремительно кинулось на варяга. И тут же холодные сильные руки скребанули по груди, полезли в лицо. Свенельд перехватил их, но они выскальзывали — мокрые, липкие. Из открытой пасти несло болотным зловонием.

Дико закричав, варяг что есть силы лягнул наседающую нелюдь, въехал кулаком по морде — так, что кудлатая голова откинулась, лапы на миг разжали хватку. Этого мига хватило, чтобы Свенельд успел выхватить из-за пояса тесак, сделал резкий режущий удар. И попал. Баба с хвостом запищала пронзительно и тонко, забила длиннющим хвостом, круша кустарник.

Свенельд же словно и страх потерял, кинулся на нелюдь, стал резать, вскидывая руку с ножом, другой же рукой сдавил липкое горло, навалился, опрокидывая. Холодное тело под ним билось и сипело, порой даже вскрикивало тоненько, скребло по груди варяга когтистыми лапами, не соображая, видимо, что киевская броня прочна и защищает тело. А Свенельд все бил ножом в странную плоть, видя под собой искаженное жуткое лицо, открытую пасть чудища, оскаленные острые зубы. Хвост чудища стал хлестать его по спине, плечам, но главным было не дать этой синей бабе-змее вырваться, ибо Свенельд уже чувствовал, как она слабеет, как вспарывает ее тело железо ножа, все глубже я глубже погружаясь в чавкающую плоть.

Варяг перевел дыхание не сразу — лишь когда удары хвоста прекратились, когда ослабли цепляющиеся руки, откинулась голова с открытой пастью. Но и тогда он еще не выпускал чудовище, зло ругался сквозь сцепленные зубы.

— Что, нелюдь, не по нраву тебе каленое железо? Уступаешь силе молодецкой?

Наконец варяг бессильно осел, глядя на поверженного противника… или противницу. И пока лился свет луны, он видел, что с чудищем что-то творится. Оно темнело на глазах, странно менялось. Но тут туча вновь закрыла луну, и все погрузилось во мрак.

Только теперь, сквозь собственное бурное дыхание Свенельд вновь услышал, что его по-прежнему кто-то зовет. Голос был все тот же, молодой, звонкий. И он решил откликнуться.