Ведьма - Вилар Симона. Страница 17

Варяга охватила отчаянная злость.

— Ну что, уродцы? Плоти человеческой захотели? Давай, давай, то-то уж будет работы моему булату!

Смок, возвышаясь над призрачным, слабо различимым во тьме и оттого еще более жутким войском болотной нежити, вдруг стал ползти, обвивая невидимый, но пока еще охраняющий варяга и девушку круг. Змей был чудовищной длины, его чешуйчатое тело кольцами ложилось вокруг, даже было видно, как напрягаются под бледной кожей мышцы, силясь раздавить невидимую преграду.

— Скажи заговор, Малфутка! Да повтори же заговор! — догадался крикнуть варяг.

В этот миг на него словно что-то навалилось сверху, обхватило, сдавливая и рыча. Он и повернуться не успел, как лохматая длинная лапа ослабла, отпадая. Краем глаза Свенельд успел заметить Малфутку с сулицей в руке, которой она поразила черное мохнатое чудовище, спрыгнувшее сверху.

— Стена ослабла вверху, — почти спокойно пояснила девушка, вырывая острие копья из тела черной твари.

А сверху на ветвях уже появлялись новые темные тени, сверкали огромные бездушные глаза.

— Мать-Сосна, помоги! — вскрикнула древлянка и стала быстро говорить какой-то наговор.

И сосна словно послушалась. Зашатались вдруг, как на сильном ветру, ветви, стали расшвыривать раскачивающихся на ней существ.

Смок раскрыл пасть и издал пронзительный звук — тонкий, казалось, еле различимый, но от него и варяг, и девушка закричали, стали затыкать уши. И тут Смок повернул пасть, и голова его приблизилась настолько, что почти повисла над костром. Защищавший их круг оказался сломан!

Думать об этом было некогда, и Свенельд со всей мощью вогнал нож в глаз твари. Его руку с силой рвануло, когда чудище стремительно отклонилось, забило длинным хвостом. Свенельд чудом удержал в руке рукоять ножа и тут же вонзил его в того, кто пытался перебраться через извивавшееся тело змея. Затем вновь ударил по кому-то уже кулаком, и, после того как отброшенная им живая коряга с глухим уханьем повалилась, успел выхватить из-за голенища второй нож и вонзить куда-то. Правда, эта тварь с рыбьей мордой уже и так валилась, пронзенная ударом сулицы Малфутки. Девушка сейчас походила на разъяренную фурию: растрепанная, с оскаленными зубами. Выхватив из огня горевшую ветку, она ткнула ею в очередное рыло — мокрое, клыкастое, точно у кабана-секача.

На короткое время они смогли перевести дух. Оказалось, что раненый змей так усердно бил хвостом, что задел и разбросал болотную нежить. Она нелепо опрокидывалась, силясь встать, вновь падала и опять появлялась над болотом, взбалтывая воду. Казалось, ее целью было лишь одно — проникнуть к освещенному костром кругу, где оборонялись два живых существа. И как долго это могло продолжаться?

— Давай, глупые твари! — кричал Свенельд, сам пытаясь наскочить на кого-то и отмечая краем сознания, что болотная нежить уступает людям в ловкости и проворстве. — Давай, прими от руки смертного вторую кончину!

— Свенельд, назад! — закричала Малфутка, но варяг не успел отскочить — Смок пронес свою голову почти рядом с ним, зацепив его и повалив наростом своего головного рога.

И тут что-то случилось. Смок вдруг стремительно отпрянул, опять вытянулся и застыл, сверху вниз глядя на людей. Было заметно, что глядит он как-то косо, ибо один глаз у него исчез за сгустком черной пузырящейся крови. И так же, не сводя глаз с людей, змей стал медленно погружаться в болото. Погружался он с трудом, словно ему не хватало в болоте места и оно стало слишком мелким для его огромного змеиного тела. Вместе с ним начали исчезать, уходя под воду и превращаясь в болотные холмики, ожившие чудища. Даже туман сгустился, будто желая скрыть их неожиданное отступление. И только стоны стояли над мглой, слышались поскрипывания, даже какие-то всхлипывания, болезненные и злобные.

Последним в тумане растворился Смок, все еще не сводивший с людей взора. Потом голова его исчезла в сырой дымке, раздался легкий всплеск — как если бы гребли веслом, — и все. Варяга и девушку теперь окружали тишина и темень.

Удивительно, но костер еще слабо горел. Свенельд, словно у него разом истощились все силы, опустился на колени подле догоравшего огня. Малфутка тихонько всхлипывала рядом.

— Даже старики о таком не рассказывали, даже она…

О ком говорила девушка, Свенельд плохо понимал. Он застонал, невольно схватившись за бок и только теперь ощутив, как сильно задел его Смок наростом рогов, когда он недостаточно проворно отскочил.

— У тебя кровь, — сказала Малфутка.

Он поглядел и увидел висящую клочьями кольчугу. Сквозь нее медленно текла кровь.

Малфутка опустилась рядом с посадником на колени.

— Дай заговорю кровь. Я умею.

Она протянула руки, стала нашептывать, но что-то у нее не получалось. Девушка даже повысила голос, в котором звучало злое упрямство:

Мое слово верное — стой, замри. Слово мое крепкое, как древо Перуна-Громовержца — Стой, замри, назад уйди.

— Малфутка, да у тебя у самой щека кровоточит.

Он хотел коснуться ее пореза, из которого тоненькой струйкой стекали темные капли, но древлянка раздраженно тряхнула головой. И вдруг заплакала.

— Нет у меня силы. Всегда была, а сейчас нет.

Теперь она плакала уже навзрыд, а варяг, все еще устало дыша, обнял ее, притянул к себе, дал выплакаться на плече, пока она не затихла, замерла.

— Что же все-таки произошло? — прошептал Свенельд в ее растрепавшиеся, рассыпавшиеся волосы. — Отчего они ушли?

Малфутка отстранилась, вытерла запястьем глаза.

— Наверное, это петухи где-то пропели зарю. Мы о том ве-Дзть не можем, а нежить сразу уловила, что власть тьмы отступает. А с приходом зари их силы исчезают. Однако…

Она подняла к Свенельду встревоженное лицо.

— Смок разумен, он смотрел на тебя, и он тебя запомнил.

— Ну, пусть и тешится этим воспоминанием, одноглазая тварь. Пусть ему это будет уроком, как тягаться с варяжским витязем!

Он пытался шутить, но Малфутка оставалась серьезной. Поднялась, оправила одежду, подняла упавшую сулицу. Свенельд отметил только, что там, где недавно лежали поверженные ими нелюди, тел не было. Только кучи рыхлой сырой земли, будто кроты поработали.

— Уходим, — сказала древлянка. — Сможешь идти? Обопрись на меня.

— А куда пойдем?

— К другу. Вернее, к подруге моей. Там с нами уже ничего страшного приключиться не сможет.

Глава 5

Предутренняя осенняя хмарь расходилась серым полумраком. Светлело словно с трудом. И все же постепенно очертания стали четче, бледные заводи Нечистого Болота встречались реже, а впереди замаячил высокими бурыми кронами лес.

— Ну, и где мы? — спросил Свенельд, оторвавшись от фляги с водой, которой поила его девушка.

— Не все ли тебе равно? Говорила же, к подруге моей идем. Там и схоронимся на несколько дней, раны подлечим.

В ее голосе чувствовалось усталое раздражение. Свенельд смолчал. К чему расспросы? Ему самому не сладко, что же говорить о юной древлянке. Последние версты она почти тащила его на себе, он ослабел от потери крови, хотя Малфутка и перевязала его, как могла, куском ткани от своей рубахи.

— Скоро придем, — сказала проводница, вновь увлекая посадника в чащу подступившего леса.

Свенельд, поднимая голову, устало поглядывал по сторонам. Деревья тут росли огромные, сросшиеся стволами, нависая корявыми голыми ветвями над тропой. Сама же тропа оказалась хорошо проторенной, и это при том, что нигде вокруг не было заметно следов обитания людей.

И вдруг он увидел перед собой добротную избу. Свенельд даже опешил от неожиданности.

— Что это, клянусь самим Громовержцем!

— Считай, пришли, — улыбнулась в ответ Малфутка. — Здесь мы в безопасности.

Лес расступился, открыв взору путников большую расчищенную поляну, окруженную кривыми деревьями. Вдоль кромки леса, откуда они вышли, протекал ручей, через который был переброшен мосток со странными перилами: на каждый их высокий шест был надет человеческий череп. Но еще необычнее выглядела сама изба. Она стояла у края уходящего в лес возвышения — огромная, сложенная из мощных бревен, с крытой дерном и поросшей мхами крышей, украшенной резным коньком. Сама же изба была на мощных сваях, поразительно напомнивших варягу гигантские куриные ноги. Они были в коре и наростах, но уж больно похожи… Свенельд не мог оторвать от них глаз, даже мотнул головой, прогоняя наваждение. Но это и впрямь были куриные лапы… Или, в крайнем случае, огромные корни деревьев в виде лап — варягу больше хотелось верить именно в это.