Ведьма - Вилар Симона. Страница 24

Рослая, худощавая и смуглая, Малфутка с сестрами соперничать в красе не могла. Говорили, что и мясо на нее никак не нарастет, и ухватки мальчишечьи, и лицом скорее на отрока походит — скуластая, горбоносая, широкоротая. Но то, что глаза у Малфутки необычные, — все признавали. Даже чурались, когда она на кого-нибудь смотрела пристально.

— Отведи глаза-то колдовские, — говорили.

Ныне же все, словно только прозрели, заметили в ней особое — и движется красиво, словно лань лесная, и статна, и волосы дивные, кудрявые, темные, но с отливом красивым, точно Медная изморось на них. Да и глаза, черные, как спелые ягоды Терна, уже не казались колдовскими. Парни, подталкивая друг дружку, указывали — гляди, какие ресницы у дочки Енеи-то.

Сама Енея поддакивала, твердя, что уродилась ее меньшая и впрямь на славу.

— Не минет и лета, — похвалялась, — как поведут ее вокруг ракитового куста с добрым молодцем, и уложу я ее на брачные меха с пожеланием стольких деток, сколько шерстинок на брачном покрывале.

Малфутке не по сердцу были такие разговоры. В мечтах своих она надеялась, что заберет ее с собой Свенельд, увезет в стольный Киев, навсегда при себе оставит. И она думала об этом под шуршание веретена, под завывание вьюги за окном, под негромкие разговоры старейшин в дальнем углу большой Старостиной избы.

Древляне мудрость старейшин почитали, но до поры до времени, пока убеленный годами муж либо не уходил тихо к праотцам, либо не начинал нести всякую чушь да впадать в детство. Тогда Громодар приказывал отвести ставшего обузой для рода на смерть в леса. Так всегда было, и Громодар строго следил за тем. Самому-то Громодару подобное не грозило, ибо не раз и не два приходили к нему из лесу волхвы, вызывали на тайные беседы да наверняка поили заговоренной живой водой. Ибо после их посещений староста был как никогда оживлен, исправно посещал своих жен, молодиц голубил, даже девок задевал игриво.

Малфутку он никогда не трогал, только иногда глядел изучающе. Она не отводила взгляда, смотрела надменно. В душе давно поняла, что недолюбливает главу рода. То, что во лжи и хитрости его уличала, это еще ничего — Громодар человек в племени особый, ему и слукавить можно. Да только въелась в душу девушки неприязнь к Громодару. А с чего? Видела просто, что власть свою Громодар любит сильнее родичей, которых оберегать должен. А приказы его, властные и жестокие, не только добро несли сосновичам, но часто и к гибели людей приводили. Но осуждать старосту никто не смел. Ведь он с волхвами знался. И лесные кудесники не обходили его милостями, а с ним и других сосновичей. Потому и зверь дикий не уходил с лова, и дичь не улетала, и не приходилось роду покидать давно обжитое место да перекочевывать в иные края. А от того сосновичам была выгода немалая. Ибо не только охотники-звероловы кормипод но и рудокопы несли прибыль: искали в окрестных болотах руду железную, дань ею отдавали, а заодно и возили на обмену. Для рудокопа уйти с места — нет хуже беды. А раз по милости волхвов, по милости угождавшего им Громодара сосновичи столько жили на одном месте и богатели, само собой становилось ясно, как выгоден для рода властный Громодар. Даром, что крут со своими, а племя его чтило и уважало.

Вот о чем думала Малфутка в долгие зимние вечера, когда охотники, возвратясь с промысла, отогревались у очага под дымной кровлей, а женщины выделывали шкурки соболей да лис, белого горностая да пятнистой рыси. Ведь надо было готовить дань, все ждали, когда явятся киевляне и каждой избе придется платить выкуп. Кому мехом, а кому и крицами железными.

Посланцы прибыли, когда ударили крепкие студневые [31] морозы. И, как и надеялась Малфутка, в селище Сосны приехал с полюдьем ее Свенельд. Красивый, веселый, в покрытой инеем богатой куньей шубе, в пышной шапке со свисающим сзади хвостом, он сидел на длинногривом гнедом коне, поглядывал по сторонам да смеялся. А она, как увидела его, так и выскочила в одной рубахе на мороз. Подбежать сперва хотела, но вдруг оробела. Любит ли еще, не забыл ли? Свенельд не забыл. Как увидел в толпе ее темную головку, сразу подъехал, на коня поднял, полой шубы накрыл, стал целовать на глазах у сосновичей.

Его приняли не как сборщика дани, а как гостя, по всем законам Рода. Свенельд же одарил селище Сосны подарком: целый мешок соли привез — богатое подношение, ибо в чащах без соли ох как плохо приходилось. Но все понимали: ради Малфутки привез дар посадник. А девки и молодицы шушукались завистливо в углу, наблюдая, как почитает и лелеет свою ладу пригожий варяг. Привез ей и штуку сукна заморского, яркого, и Монисто из цветных бусинок, и сладко пахнущие мешочки с ароматным зельем — иноземными притираниями. Еще зеркала, подвески, гребешки искусной городской работы. Енея раскладывала все это богатство перед любопытными, похвалялась за дочь, пока та, забыв обо всем на свете, миловалась с посадником на высоких полатях, на щедро подстеленных мехах и душистых сухих травах.

С утра Свенельд отправлялся смотреть, как несут дань с полюдья, сам подсчитывал бочонки с медом, ноздреватые, с сизой и бурой окалиной лепешки железной руды, шкурки куниц и соболей. Потом посадник трапезничал с верными дружинниками, бывало, и на ток [32] выходили, упражнялись с оружием или борьбу затевали, боролись, раздевшись по пояс, валили друг друга в снег. После обливались колодезной водой из обледенелой бадьи под визги пораженных баб. А затем наступало время только для Малфутки. Иногда они целые дни проводили под шкурами на полатях, забыв обо всем в угаре страсти, иногда же лежали тихо и беседовали.

Малфутка, положив голову на плечо варяга, слушала рассказ о его жизни.

— Отец мой, Бентейн Волчий Коготь, был истинным викингом. Он прибыл в войско Вещего Олега из области Трондхейм на далеком Севере. Сперва Бентейн, конечно, хотел пройти по рекам на полдень [33], до самого Царьграда, где северянам выгодно служить в войске ромеев. Однако по пути мой родитель передумал и остался в дружине Вещего Олега в Новгороде. Там он и женился на местной уроженке из богатой боярской семьи. Так что роду я знатного, будущее меня ожидало великое, поскольку был я единственным сыном варяга Бентейна и дочери именитого боярина. Хотя, по правде, отца я почти не помню. Он сгинул где-то в мерянской [34] земле, а мать вскоре опять вышла замуж.

— А как ее звали? — спрашивала Малфутка, наматывая на палец светлую прядь волос посадника.

— Прекраса. К слову, так же звали и жену Игоря, до того она приняла имя Ольга в честь возвеличившего ее князя Олега.

Малфутка невольно затаила дыхание. Вновь ей показалось, при упоминании о княгине голос Свенельда становился будто мягче, а взгляд устремлялся куда-то вдаль, словно видел он нечто особое и желанное.

— Как же ты попал на службу к Игорю да еще сумел так возвыситься?

Она знала: речи об удаче всегда приятны мужчинам и хотела отвлечь милого от грез о его княгине. И Свенельд охотно отзывался:

— Мне едва исполнилось четырнадцать весен, когда я покинул Новгород. К тому же отбыл я не один, а с доброй дружиной, которую мне боярская родня набрала в Новгороде, и я сразу же мог называться воеводой. Да только, прибыв в Киев, я понял, что не так-то просто выделиться среди витязей, окружавших пресветлого князя.

Малфутке все о Свенельде было интересно знать. И то, как он в свой первый поход на пороги днепровские ходил, и как со степняками-хазарами схлестывался, и как позже усмирял волновавшихся на Днепре уличей [35]. Тогда Свенельд впервые обратил на себя внимание княгини Ольги, когда сумел с уличами не только мечом разобраться, но и рядом [36]. С тех пор только ему давали дань с уличей взимать. Позже именно ему доверили уговорить уличей переселиться с днепровских порогов дальше, на заход солнца, так как добра от них на реке не было — все норовили грабить купеческие суда, не хуже хазар или печенегов. Дело это было непростое, но Свенельд все же сумел отвадить уличей, расположив их к себе, после того как у них мор да недород случились и они просили Киев уменьшить дань. Вот Свенельд и пообещал, что дань снизят, если уличи перекочуют с насиженных мест на запад, в необжитые земли. Мало кому верилось, что у него получится, зато с каким почетом приняли Свенельда в Киеве, когда он с делом справился! Князь Игорь его тогда едва не первым боярином в своей Думе сделал, а Ольга…

вернуться

31

Студань — январь.

вернуться

32

Ток — площадь, свободное пространстно между постройками.

вернуться

33

Полдень — юг; соответственно полночь — север.

вернуться

34

Меряне — финно-угорское племя, жиншее на Севере Руси, а районе Верхнего Поволжья.

вернуться

35

Уличи — южнославянское племя, жившее в районе днепровских порогов на Правобережье.

вернуться

36

Ряд— Договор.