Пепельное небо - Конторович Александр Сергеевич. Страница 16

— Напрасно вы так… — Марков покачивает головой. — Просто в свое время вам все сходило с рук, вот и привыкли. Пора отвыкать…

Второй день я сижу в камере. На допрос хожу по два раза в день. Пока, несмотря на все мои ожидания, никто и никаких подкатов ко мне не делает. Марков методично и последовательно обкладывает меня со всех сторон, раскручивая на убийство Умарова.

Так что время на то, чтобы все по полочкам у меня разложить, имеется. И некоторые аспекты происходящего очень не по душе. В каких бы отношениях ко мне не находился майор Хлебов, поведение его выглядело непонятным. Во-первых, почему он? Насколько я знаю, в таких случаях должен был прибыть офицер из службы собственной безопасности. Уж никак не из службы майора. Это первая зарубка. Хазин умер… Странновато, мужик он был крепкий. То, что Могутова на месте нет, тоже, в принципе, объяснимо. Новый начальник — новый секретарь. Но то, что никто из ребят не позвонил мне и не сообщил о смерти Деда… Это вторая зацепка.

Вывод?

Ничего хорошего меня здесь не ждет. Срок намотают независимо ни от чего. Не за убийство, так за мордобой. И что делать? Бежать? Пока затруднительно. Но… еще не вечер, поглядим, что и как сложится.

Утром третьего дня меня вывели из камеры. Пристегнули наручниками к дюжему сержанту.

— На обыск поедем, Сергей Николаевич, — пояснил появившийся в коридоре Марков.

— Кого обыскивать будем?

— Квартиру вашу. Авось и найдем что-нибудь интересное.

— А смысл? Во время этого убийства я был в сорока километрах от города.

— Угу. А еще мы нашли таксиста, который отвозил ночью от вашего дома какого-то мужчину. И аккурат в то место, где вы, по вашим же словам, и находились.

— И где ж вы его, такого памятливого и сознательного, нашли?

— Сам пришел.

Так, третий звонок. Подстава — и к бабке не ходи.

Автомобиль тормозит около родного дома. Всей толпой вылезаем на улицу и заходим в подъезд.

Около моей двери уже топчутся два каких-то мужичка, надо полагать, понятые. Взятыми у меня ключами Марков открывает дверь, и вся шатия-братия вваливается ко мне в прихожую. Капитан заводит стандартную говорильню на тему обыска. Ничуть ему не препятствую, подтягиваю к себе кресло и присаживаюсь, не обращая внимания на возмущенного сержанта. Мой дом, и я тут хозяин — извольте терпеть!

— Сергей Николаевич, в комнату пройти не желаете? — спрашивает меня капитан.

— И что я там потерял? Свои вещи и так все наперечет знаю, а то, что вы с собой принесли, все равно же спрячете и без меня найдете.

— Ну, знаете ли! — возмущается он.

— Знаю. И никому из присутствующих не верю. Вам — в первую очередь.

Когда на балконе обнаруживают пустые ножны от армейского штык-ножа, я ничуть не удивляюсь. Как там еще и полотенце со следами крови Умарова не нашли…

Из дивана торжественно достают десяток пистолетных патронов. На этом все результаты обыска и заканчиваются.

Полицию это нимало не смущает, и все найденное фиксируется в протоколе. Добавляю туда фразу о провокации и расписываюсь.

Снова спускаемся вниз. По дороге я рассматриваю стены когда-то родного подъезда. Вот же свиньи! Столько всего понаписали! Мордой бы вас об эту писанину повозить…

Дверь камеры снова захлопывается за моей спиной. Согнав со своего места какого-то невнятного мужичка, заваливаюсь спать. Силы надо беречь, кто знает, когда они мне еще пригодятся?

Телефонный звонок.

— Иван Егорыч? Здравствуйте, это Михалков говорит.

— Да, Никита Петрович, добрый день! Как ваше самочувствие?

— Вашими молитвами! Все хорошо. Как там наш буйный товарищ поживает?

— Обычный «сапог», и что вы только в нем нашли? Прост, как грабли. Его сейчас Марков дожимает.

— Дожмет?

— Ну, лет на пять он себе уже точно заработал, если на его художества беспристрастно глянуть.

— Всего?

— Чтобы доказать его вину в убийстве, пока недостаточно улик. Он, похоже, это понимает и ведет себя нагло.

— А что, перспектива сесть даже и на пять лет его не страшит?

— Судя по его поведению, нет. Он мужик крепкий, язык подвешен. На зоне не пропадет.

— Значит, ему есть от кого там прятаться… Есть что скрывать. Вот что, Иван Егорыч, я к вам подъеду завтра. Можете устроить мне с ним встречу?

— Да без проблем. Только зачем это вам?

— Хочу сам с ним поговорить.

Дверь камеры со скрипом приоткрылась.

— Рыжов! На выход!

В сопровождении двух полицейских топаю по коридору. Вот и второй этаж, сюда меня обычно водят на допрос. Передний конвоир стучит в дверь и, дождавшись ответа, подталкивает меня вперед.

На этот раз в кабинете Маркова нет. На его месте сидит крепкий солидный дядя в хорошем костюме. Седые волосы аккуратно зачесаны набок.

— Присаживайтесь, Сергей Николаевич.

— Спасибо. А вы, простите, кто таков будете?

— Это так важно?

— В моем-то положении? Да еще как!

— Можете звать меня Иваном Ивановичем. Вы считаете свое положение достаточно серьезным?

— А вы нет?

— Хм… оно может быть и хуже.

— Да куда уж!

— Поверьте, есть куда.

— Это вы на Умарова намекаете? Так не выйдет. Прямых улик нет, а на косвенных даже наш суд обвинительного приговора не вынесет. Тем более, учитывая нашу «любовь» к преступникам и повальную тягу к гуманизации…

— А по другим статьям?

— Лет пять-шесть могу и схлопотать, — согласно киваю я. — Годика через два подам на условно-досрочное. И выйду.

— Не боитесь в лагерь-то попасть? Вы же в прошлом офицер спецслужб… там таких не любят.

— Так я не в обычный лагерь и попаду. Там все такие будут. А касательно боязни… так опосля Африки тот лагерь раем покажется. Можете сами попробовать.

— Воздержусь… А Марков-то вас недалеким «сапогом» считает! Ошибается капитан.

— Вот майором и не станет.

— Не хотите с ним на контакт идти?

— Я на идиота сильно похож? Щас, буду я ему задачу облегчать! Вот нагадить — завсегда и с удовольствием.

— Есть чем?

— На суде и поговорим.

Седовласый удовлетворенно кивает.

— Вы считаете все происходящее провокацией?

— Подставой.

— Суть дела это не меняет. Да, вы правы. Все дело специально подстроено.

— Кто б сомневался!

— Но доказать вы этого не сможете.

— Попробую.

— Поверьте, не выйдет. Тут, знаете ли, тоже не лопухи.

— И что вы от меня хотите?

— Отчета о вашей последней командировке.

— Он есть в секретариате управления. Раз вы до меня добрались и Хлебова построить смогли, то без проблем сможете его получить.

— Уже получили.

— Так что ж вам еще надобно?

— Ваш отчет был тщательно изучен. На первый взгляд там все правильно.

— На второй — тоже.

— А вот на третий… Зачем посылать боевого офицера, специалиста по силовым операциям и опытного спеца по организации «несчастных случаев», для проверки второстепенных подразделений? Да еще не по вашему профилю деятельности.

— У данного спеца работы по основному профилю давно уже нет. И не предвиделось в дальнейшем. Года три уже на разработке подозрительных лиц сижу. Я уходить хотел, генерал и выдвинул условие — проведешь инспекцию, подпишу рапорт. Или будешь бегать по коридорам до посинения в глазах. Все огрехи тебе припомнят.

— Даже так? Звучит логично. Вполне в духе Хазина.

— Проверяйте…

— Вы так не хотите на свободу?

— Я вам не верю. Сейчас и здесь вы можете мне небо в алмазах пообещать. А вот когда я расколюсь…

— Есть что сказать?

— А то ж! И схлопотать лет десять за разглашение гостайны. Я же не все время бумажки перекладывал. Сдается мне, вы на некоторые, не столь уж и отдаленные, события нацелились. Так что здесь я вам не помощник. Воюйте сами. От этого срока даже вы меня не отмажете.

Дядька снова кивает.