Странный приятель - Чекрыгин Егор. Страница 54
— Я смотрел списки продвижения по службе, — продолжал настаивать оу Ваагнар. — И простите, но вы там стоите едва ли не последним, однако уже получили под командование собственный отряд, в то время как мы находимся на побегушках у других офицеров…
— Сударь. — Тон Ренки стал ледяным, этот склочный тип ему сильно не понравился. Но любезность прежде всего. Ренки словно бы невзначай поправил свисающий с плеча погон с булавой и двумя топорами и постарался произнести максимально чопорно и любезно, добавив лишь искорку иронии в свою интонацию: — Если вас что-то не устраивает в создавшемся положении дел, вы вполне можете потребовать отчета у полковника оу Дезгоота. А я, увы, не уполномочен раздавать должности и назначения и даже еще не имел удовольствия заглянуть в указанный вами список служебных продвижений…
— Успокойтесь, судари… — поспешно взял на себя обязанности миротворца оу Заршаа. — Уверен, вопросы оу Ваагнара не подразумевали желания как-то задеть вас, оу Дарээка, как и ваш ответ ему. Вы же, наверно, знаете, оу Ваагнар в полку всего третий день и еще не очень хорошо разбирается в том, что тут происходит. Возможно, судари, вы все примете мое предложение отобедать сегодня вечером впятером. Заодно оу Дарээка как ветеран сможет поведать нам что-нибудь полезное о полке и его традициях.
— Увы, Лоик, — оттаивая и вновь переходя на дружеский тон, ответил Ренки. — Сегодня у меня не получится — даю уроки фехтования. Может, через недельку станет полегче, тогда и встретимся.
— По-видимому, сударь, вы отказываетесь от общения с компанией благородных, так как за время каторги привыкли к несколько более простым нравам? — влез в разговор, не дав ответить Лоику, оу Ваагнар, явно желающий продемонстрировать, что за эти три дня уже успел кое-что узнать о наиболее ярких представителях Шестого Гренадерского. — Кажется, этот сержант только что называл вас просто по имени? Вы допускаете подобное панибратство?
Ренки понадобилось вспомнить все уроки Готора, чтобы сохранить самообладание. Не психовать и никогда не оправдываться! Он даже досчитал до десяти прежде чем ответить, сумев предварительно улыбнуться максимально любезно, хотя глаза его излучали жгучий холод.
— Сударь, данный сержант может позволить себе называть меня по имени, потому что не только учил меня солдатскому ремеслу, но и дрался со мной бок о бок в двух сражениях и нескольких мелких схватках. А что касается каторги… Я попал туда за убийство человека, который, оскорбив меня, отказался драться на дуэли. И я не жалею об этом, ибо в последнее время развелось слишком много наглецов, которые думают, что можно, нахамив, отделаться легким порицанием со стороны суда. Впрочем… — Ренки все же не сдержался и решил ответить столь же жестким ударом, как и упоминание о его каторжном прошлом, чтобы отбить у других волонтеров охоту поднимать эту тему. — Оу Ваагнар? Кажется, оу вы стали называться совсем недавно? Никогда не слышал об этой фамилии. В таком случае, боюсь, вам не понять некоторых вещей, само собой разумеющихся для тех, чей список благородных предков насчитывает больше чем одно поколение.
— Сударь… — После намека на недавно приобретенное благородство оу Ваагнар пошел пятнами, чувствуя себя так, словно получил оплеуху. — Может, мой род и не столь древний, как ваш. Но зато силен и процветает. И от меня вы отказа от дуэли не дождетесь. Более того, это я вызываю вас!
Обозначив укол в лицо, Ренки бросил шпагу вниз, атакуя выставленную вперед ногу, резко сместился влево и рубанул сверху. Шпага, спружинив, отскочила от жестко поставленной защиты, и Ренки немедленно повторил удар, уже вкладывая в него весь вес своего тела, отбрасывая вражеский клинок вниз и вправо и заставляя противника сильнее развернуться. Еще подшаг по кругу с почти полным уходом за спину противника и обозначение рубяще-режущего удара по шее.
То ли не поняв еще, что произошло, то ли не смирившись, противник попытался суетливо развернуться для атаки. Но Ренки резким махом подсек торопыгу под обе ноги, и тот рухнул на паркет, ударившись спиной, а учебная рапира улетела куда-то в угол.
— Что это с вами сегодня, сударыня? — снимая защитную маску, холодно поинтересовался Ренки. — Вы делаете одну ошибку за другой. Сколько раз я вам говорил о том, чтобы не пытаться парировать оружие противника подобным образом? Все лелеете надежды в один прекрасный момент приобрести силу рук матроса, тягающего на корабле канаты? А сколько раз можно повторять, что, если уж пустили противника себе за спину, не пытайтесь что-то предпринимать, стоя на одном месте, а резко рвите дистанцию, уходя в наиболее трудно достижимую для него зону? И наконец, сударыня, не объяснял ли я вам, что даже в случае падения одного из противников схватка не останавливается? То, что вы валяетесь на спине, задрав лапки кверху, как дохлый мышонок, вовсе не означает, что вас не станут добивать. Движение, движение и еще раз движение. Как только вы замираете на месте — вы мишень. Останавливаетесь — труп! Вы отрабатывали перекаты, которые я вам показывал? Кажется недостаточно! И да, сударыня, вы все еще лежите на том же месте! — С этими словами Ренки не сильно, но весьма чувствительно хлестнул ученицу по выглядывающей из-под грубых матросских штанов лодыжке.
Девушка сначала вздрогнула от внезапной боли, дернула ногой и попыталась изобразить кувырок назад через плечо с выходом на ноги. Но движение было недостаточно энергичным, и она застряла в нелепой позе, устремив попу и ноги к потолку.
— Весьма жалкое зрелище, — холодно прокомментировал сие действие строгий учитель, невольно ловя себя на том, что с трудом может отвести взгляд от этой попы и оголившихся почти по колени ножек. Конечно, в штанах даме фехтовать намного удобнее, но как можно настолько забыть о приличиях?
— Благодарю вас, сударь, — столь же холодно произнесла ученица, неловко поднимаясь с пола. — Искренне благодарю, что относитесь к занятиям со мной столь серьезно, не делая поблажек и скидок на то, что я женщина.
— С чего это вы решили, что я не делаю поблажек? — иронично приподняв бровь, осведомился Ренки.
— Сужу по своим прежним учителям… — отрезала ученица.
— Хм… Они оказывали вам весьма дурную услугу, внушая ложные представления о ваших возможностях. Смертельный поединок — это самый честный вид взаимоотношений двух человек. В нем недопустимы фальшь и притворство.
— Какая глубокая мысль, — усмехнулась Одивия Ваксай. — Сами придумали? А как же все те финты и уловки, которым вы меня обучаете?
— Всякий сколько-нибудь образованный человек знает, что слова эти принадлежат маэстро Вигаа — непревзойденному воину, чья слава сияет уже больше трехсот лет! Каждый из противников должен понимать, что оппонент хочет его убить. И знать, что враг пойдет ради этого на что угодно. Маэстро Вигаа в своем трактате «Смысл клинка» говорит, что обман противника — это всего лишь уловка, прием. Самую же страшную ложь мы слышим не от других, а внушаем себе сами. Совершенствование в искусстве владения оружием помогает нам избавиться от ложных иллюзий, фантазий и самодовольства.
— Это не тот ли маэстро Вигаа, — уточнила ученица, — что умер от чумной чесотки, ибо так боялся быть застигнутым врагами врасплох, что даже перестал мыться? Бедные его родственники и соседи! Полагаю, своей вонью он сразил не меньше народа, чем мечом!
— Ну у человека, одержавшего победу более чем в двухстах только официальных поединках, естественно, было много врагов, — стараясь не показывать смущения из-за столь неожиданной трактовки жизни одного из героев древности, важно ответил Ренки. — А ведь он был еще и ветераном четырнадцати войн и провел множество мелких схваток, не вошедших в описание его жизни…
— Ах да, кстати, — вдруг словно бы вспомнила о чем-то Одивия Ваксай, направившись в угол комнаты за своей рапирой, шагая при этом широким мужским шагом, а не семеня, как то и пристало бы приличной девушке. — Слышала, что вы уже предприняли попытки догнать своего кумира. Во всем городе только и говорят, что о предстоящей дуэли. Стоит ли мне в ближайшее время озаботиться поисками нового учителя или вы все-таки надеетесь победить?