Прежде чем я усну - Уотсон Си Джей. Страница 19
Тут заговорил доктор Нэш — впервые с момента нашего приезда. Голос его звучал тихо, почти робко. Я подумала: то ли он трепещет перед доктором Пакстоном, то ли очень хочет произвести на того впечатление.
— Если у нас пациент с опухолью, нам необходимо сканировать его голову, чтобы увидеть, где именно она расположена и какую часть мозга затронула. Это позволяет увидеть ее структуру. Функциональная же МРТ позволяет определить, какая часть мозга функционирует, когда вы выполняете те или иные задания. Мы хотим посмотреть, как мозг оперирует памятью.
— То есть какая часть мозга и когда включается, — добавил доктор Пакстон. — Куда текут все реки, так сказать.
— И что, это поможет? — спросила я.
— Мы надеемся, что это поможет нам установить поврежденную область, — сказал доктор Нэш. — Понять, что пошло не так. Что мешает нормальной работе мозга.
— А это поможет мне вернуть память? — спросила я.
Он помолчал и серьезно ответил:
— Мы очень надеемся.
Я сняла обручальное кольцо, серьги, положила все на пластиковый поднос.
— Сумку вам тоже придется оставить здесь, — сказал доктор Пакстон. Потом спросил, есть ли у меня пирсинг. — Чего только не бывает, моя милая, — сказал он, когда я покачала головой. — Да, еще: у нашей супермашины довольно звонкий голосок. Возьмите. — Он вручил мне желтые беруши. — Ну что, готовы?
Я колебалась.
— Не знаю…
Меня постепенно охватывал страх. Комната словно сжалась, в ней стало темнее; сквозь стекло сам аппарат казался мифическим существом. У меня было чувство, что я уже видела такой или подобный.
— Знаете, я что-то совсем не уверена.
Тогда ко мне подошел доктор Нэш и взял меня за руку.
— Это совершенно безболезненно, — сказал он. — Только немного шумно.
— Это не опасно?
— Абсолютно. Я буду здесь, по эту сторону окна. Мы будем наблюдать за вами неотрывно.
Наверное, у меня все равно был растерянный вид, потому что вмешался доктор Пакстон:
— Не волнуйтесь. Вы в надежных руках. Никакого риска. — Я взглянула на него, он бодро улыбнулся и добавил: — Мы почти уверены, что ваши воспоминания затеряны где-то в недрах вашего сознания. Мы хотим одного — узнать, где именно они прячутся.
Было холодно, хотя меня укрыли одеялом, и темно, если не считать красного мигающего огонька какого-то аппарата и отблеска, который давало зеркало, подвешенное над моей головой под таким углом, чтобы отражать экран компьютера, установленного где-то у стены. Помимо берушей, на мне были наушники, через которые со мной собирались говорить врачи. Но пока стояла тишина. Я слышала лишь отдаленный гул, звук собственного дыхания, неровного, громкого, и тихий, но настойчивый стук сердца.
Правой рукой я сжимала грушу из мягкого пластика, наполненную воздухом.
— Если захотите что-то сказать, сожмите грушу, — объяснил доктор Пакстон. — На таком расстоянии мы не сможем вас услышать.
Я погладила ребристую поверхность груши и замерла в ожидании. Хотела закрыть глаза, но оба доктора велели мне лежать с открытыми глазами и смотреть на экран в зеркале. Моя голова была зафиксирована пенопластовыми ограничителями; я не могла отвернуться, даже если бы захотела. А сверху одеяло, словно саван.
Миг тишины — и потом щелчок. Очень громкий, я даже вздрогнула, несмотря на беруши. Затем второй и третий. Глубокий звук то ли внутри машины, то ли в моей голове, я даже не поняла. Словно рядом проснулся гигантский зверь и на секунду замер перед броском. Я схватила резиновую грушу, решив, что пока не стану сжимать ее, и тут раздался ужасающий звук — то ли вой, то ли визжание пилы, он длился и длился, такой оглушительный, что все мое тело сотрясалось при каждом заходе. Я закрыла глаза.
В ухе раздался чей-то голос:
— Кристин, пожалуйста, откройте глаза. — Значит, они меня прекрасно видели! — Не волнуйтесь, все нормально.
Нормально? Что они вообще знают о «норме»? Откуда им знать, каково мне находиться здесь, в этом городе, который я не помню, с людьми, которых никогда не встречала? Мне казалось, я несусь в пространстве по воле ветра и мне не за что уцепиться.
Вот другой голос. Это доктор Нэш.
— Пожалуйста, взгляните на изображения. Подумайте и опишите их, только про себя. Вслух говорить не надо.
Я открыла глаза. Над моей головой в зеркале появлялись картинки, одна за другой, белые фигуры на черном фоне. Мужчина. Лестница. Стул. Молоток. Я называла каждую по мере появления, в конце появились слова: «Спасибо! Отдыхайте!». Я повторила эти слова про себя, в то же время удивляясь, как можно отдыхать внутри этой адской машины.
На экране возникли новые инструкции: «Восстановите события прошлого». И дальше: «Вечеринка».
Я закрыла глаза.
Я попыталась представить вечеринку, которую вспомнила, когда ходила с Беном смотреть фейерверк. Попыталась представить себя на крыше рядом со своей таинственной подругой, веселый шум, доносящийся из квартиры, фейерверк в бескрайнем небе.
Образы возникали, но какие-то безжизненные. Я не могла сказать, вспоминаю я их или выдумываю.
Я попыталась представить Кита, парня, который притворялся, что не замечает меня, но безрезультатно. Воспоминания о той ночи вновь куда-то исчезли. Казалось бы навсегда, хотя теперь я знала, что они существуют, только замурованы где-то глубоко-глубоко внутри.
Я стала вспоминать детские праздники. Дни рождения: мама, тетя, Люси — моя двоюродная сестра. Игры: «Твистер», «Передай другому», «Лишний стул», «Море волнуется раз». Мама покупает тонны конфет — это будущие призы. Сэндвичи с мясным и рыбным паштетом с обрезанной корочкой. На десерт взбитые сливки и желе.
Мне вспомнилось белое платье с рюшами на рукавчиках, гольфы с оборочками, черные туфельки. У меня светлые волосы, я сижу за столом перед тортом со свечками. Делаю глубокий вдох, наклоняюсь вперед и дую на пламя. В воздух поднимается легкий дымок.
Затем возникли воспоминания о другом дне рождения. Я выглядываю из окна спальни наружу. Я абсолютно голая; мне семнадцать лет. На улице длинные ряды столов на козлах, они так и ломятся от подносов с хот-догами и сэндвичами и графинов с апельсиновым соком. И на каждом доме юнион-джек. Бело-красно-синий.
Дети наряжены в карнавальные костюмы — сплошь пираты, волшебники, викинги. Взрослые из сил выбиваются, разбивая их на команды, которые побегут наперегонки с яйцом в ложке. Вижу, как мать на той стороне улицы завязывает пелеринку вокруг шеи Мэтью Соупера, а прямо под окнами в кресле-качалке сидит отец со стаканом сока.
— Возвращайся в кровать, — слышу я и оборачиваюсь. На моей узкой кровати сидит Дэйв Соупер, над ним постер панк-группы The Slits. Вокруг его бедер белая простыня, запачканная кровью. Я не предупредила, что у меня это впервые.
— Нет, — сказала я. — Вставай! Давай одевайся, пока родители не вернулись!
Он смеется, впрочем, добродушно:
— Да ладно!
Я натягиваю джинсы.
— Нет! — Я хватаю свою футболку. — Вставай! Ну пожалуйста!
Он растерянно смотрит на меня. Я не думала, что это случится — не то чтобы я этого не хотела, просто теперь мне нужно было побыть одной. Он тут ни при чем.
— Ну ладно, — произносит он, вставая.
Он такой тощий, бледный, член повис. Я отворачиваюсь и смотрю в окно, пока он одевается. «Мой мир изменился навсегда, — думаю я. — Я перешла черту, пути назад нет».
— Ну пока, — говорит он.
Я не отвечаю. И не шевелюсь, пока он не выходит.
Раздался голос, который вывел меня из транса.
— Хорошо. Сейчас будут еще изображения, Кристин, — сказал доктор Пакстон. — Просто посмотрите на них и назовите их про себя — что или кто это. Хорошо? Вы готовы?
Я нервно сглотнула. «Что еще они мне покажут? — подумала я. — Кого я узнаю? И что почувствую?»
«Да», — мысленно ответила я. И мы начали.