Прежде чем я усну - Уотсон Си Джей. Страница 39

Мое сознание раскололось на две части. Первая часть — само спокойствие. Собранность. Серьезность. Она наблюдает за второй, а та бьется в истерике, визжит, к ней взывают доктор Нэш и доктор Уилсон. Ты должна вести себя достойно, словно говорит одна другой. Это неприлично.

Но та, вторая часть, сейчас сильнее. Она взяла верх и подчинила меня целиком. Я кричала, снова и снова, потом развернулась и ринулась к двери. Доктор Нэш крикнул что-то вслед, но я распахнула дверь и побежала, хотя не знала, куда бежать. Картинка в мозгу: больничная дверь с задвижками. Сирена. Мужчина, преследующий меня. Мой плачущий сын. «Со мной все это уже было, — подумала я. — Все это мы уже „проходили“».

Я отключилась.

Очевидно, со мной кое-как справились, успокоили, убедили пойти с доктором Нэшем; во всяком случае, мое следующее воспоминание — я сижу на пассажирском сиденье, он за рулем. Небо затянулось тучами, улицы казались серыми, сплющенными. Доктор что-то говорил, но я не улавливала смысла. Мое сознание отключилось, словно застряло в прошлом и никак не могло догнать реальность. Я смотрела в окно: люди шли в магазин, гуляли с собаками, с колясками, ехали на велосипедах — и думала, а зачем мне, собственно, доискиваться правды? Да, это может способствовать улучшению памяти, но на что я могу рассчитывать? Я не верю, что смогу однажды проснуться с нормальной головой, как у всех людей, помня, что я делала вчера, какие у меня планы на сегодня и каким извилистым путем я пришла в настоящее, стала самой собой. Самое большее, на что я надеюсь — взглянув в зеркало однажды утром, не испытаю шока, но буду знать, что я замужем за человеком по имени Бен и что у нас был сын по имени Адам, и мне не придется читать от корки до корки собственный дневник, чтобы вспомнить все это.

Но даже эти скромные надежды были призрачными. Я пыталась осмыслить впечатления от увиденного в отделении Фишера. Безумие и боль. Люди с разъятым сознанием. «Я ближе к этому состоянию, чем к выздоровлению», — подумала я. Возможно, будет лучше, если я просто-напросто примирюсь с этим фактом. Сообщу доктору Нэшу, что больше не буду с ним встречаться, сожгу свой дневник, навсегда похоронив правду, которую успела о себе узнать, отправив ее в те же глубины, где хранится оставшаяся, непознанная часть. Да, это будет бегство от прошлого, но я не испытаю сожалений — ведь через несколько часов я даже не буду помнить ни о дневнике, ни о докторе; жить снова станет просто. Дни будут проходить без связи друг с другом. Наверное, порой я буду вспоминать Адама. Буду испытывать горечь и боль, тосковать о том, чего лишилась, но ненадолго. Так или иначе я лягу спать и вновь все забуду. «Мне будет так легко, — подумала я. — Куда легче, чем нынче».

Я вспомнила ту фотографию. Кто это со мной сделал? За что? Я подумала о происшествии в отеле, которое мне вспомнилось. Воспоминание не ушло, но казалось зыбким, словно постепенно уходило под воду. Сегодня утром я прочла, что, по всей видимости, у меня был любовник, но сейчас поняла, что пусть это правда, но я не могу его вспомнить. Я сумела вспомнить только имя, это случилось несколько дней назад; и нет никакой гарантии, что я вспомню больше, даже если захочу.

Доктор Нэш продолжал говорить. Мне было неинтересно, о чем. Так что я перебила его:

— У меня есть прогресс?

Стук сердца. Он молчал лишь мгновение, потом спросил:

— А вы как полагаете?

Я не знала, что сказать.

— Я не знаю. Да, мне так кажется. Я вспоминаю новые факты из прошлого, время от времени. Словно вспышками. Чаще всего они приходят, когда я перечитываю дневник. Они очень реальны. Я помню Клэр. Адама. Свою мать. Но все это ниточки, за которые я никак не могу ухватиться. Воздушные шарики, парящие в небе, которые мне никак не поймать. Например, я не помню своей свадьбы. Не помню первые шаги Адама, его первые слова. Не помню, как он пошел в школу, не помню его выпускной. Вообще не помню. Даже не помню, была ли я на нем. Возможно, Бен решил, что мне нет смысла там появляться. — Я перевела дыхание. — Я даже не помню, как узнала о его смерти. И о похоронах. — У меня из глаз полились слезы. — Я чувствую, что схожу с ума. Иногда я даже не уверена, что он умер. Вы представляете? Иногда мне кажется, что Бен солгал мне, как солгал насчет многого другого.

— Многого?

— Ну да! — воскликнула я. — Насчет моей книги, насчет аварии. Причины моей амнезии. Насчет всего!

— Как вам кажется, почему он вам лгал?

Меня осенило:

— Потому что у меня был роман? Потому что я изменяла ему?

— Кристин, это неправдоподобно, вам не кажется? — сказал доктор.

Я не ответила. Конечно, он был прав. В глубине души я не верила, что его ложь могла быть затянувшейся местью за то, что произошло много лет назад. Должно существовать более убедительное объяснение.

— Знаете, я считаю, что у вас явный прогресс, — заговорил доктор. — Вы вспоминаете очень много. Гораздо больше, чем на первых сеансах. Как вы сказали, «вспышки» памяти — явный признак улучшения. Они означают…

Я резко повернулась к нему.

— Вот как? Вы называете это прогрессом? — Я почти кричала на него, гнев рвался наружу, я уже с трудом сдерживалась. — Коли так, я не уверена, что мне это нужно. — У меня из глаз полились слезы, и я была не в силах с ними совладать. — Я этого не хочу!

Я закрыла глаза и предалась отчаянию. Как ни странно, от ощущения беспомощности мне стало легче. Мне не было стыдно. Доктор Нэш говорил мне, не расстраивайтесь, мол, все будет хорошо, не волнуйтесь, успокойтесь… Я не слушала. Я не могла успокоиться, да и не хотела.

Машина остановилась. Доктор Нэш выключил зажигание. Я открыла глаза. Мы съехали с шоссе и стояли перед входом в парк. Сквозь пелену слез я увидела стайку мальчишек-подростков, которые гоняли в футбол, штанги ворот заменяли брошенные на траву куртки. Начался дождь, но они и не думали расходиться. Доктор повернулся ко мне.

— Кристин, простите меня, — начал он. — Возможно, сегодняшняя поездка была ошибкой. Я не знаю. Я подумал, что это вызовет у вас волну воспоминаний. Но я ошибся. И уж точно вы не должны были видеть ту фотографию.

— Я не уверена, что расстроилась из-за фотографии, — сказала я. Я уже не плакала, но мое лицо было мокрым от слез, и я чувствовала, что нос не дышит и забит соплями. — У вас есть салфетка? — спросила я. Он потянулся к бардачку, поискал в нем. — Это все вместе. Эти несчастные люди, мысль о том, что я тоже была такой. И страницы дневника. Я не могу поверить, что это писала я, что я была настолько не в себе.

Доктор протянул мне салфетку.

— Теперь вы совсем другая.

Я высморкалась.

— Может, все гораздо хуже, — тихо произнесла я. — Я написала там, что «словно умерла». А сейчас? Сейчас еще хуже! Я как будто умираю ежедневно. Снова и снова. Я хочу, чтобы это изменилось, — я перевела дыхание. — Я не смогу так долго выдержать. Я знаю, что вечером засну, а завтра проснусь, опять ничего не зная о себе, и на следующий день, и так до конца жизни! Невыносимо. Я не могу это принять. Ведь это не жизнь, лишь жалкое существование «прыжками» от данного момента к другому без нормального представления о прошлом или планов на будущее. Наверное, такова жизнь животных. Но самое ужасное в том, что я даже не догадываюсь, чего я еще не знаю. Вероятно, впереди у меня еще много пугающих открытий. Страшно представить, каких!

Он накрыл мою руку своей. Я потянулась к нему, прекрасно понимая, что он должен, обязан сейчас сделать. Так и вышло. Он раскрыл мне свои объятия, и я не оттолкнула его.

— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо.

Щекой я прижималась к его груди и вдыхала его запах, запах свежего белья и чего-то еще. Его пота. Запах секса. Его рука лежала на моей спине, потом двинулась вверх, он дотронулся до моих волос, стал гладить по голове, сначала слегка, потом, когда я снова стала всхлипывать, более уверенно.