Морской волк - Савин Владислав. Страница 81

— Разумно. У тебя, Лаврэнтий, навэрное, уже и список есть? И кто в нем?

— Кузнецов Николай Герасимович. Доллежаль, Курчатов, Королев, Лавочкин, Александров, Арцимович, Дегтярев, Перегудов, Малышев, Ермольева. И — Серго.

— А почему не Яковлев?

— Потому что, Иосиф Виссарионович, проталкивая свои самолеты в производство, Яковлев вел себя, скажем так, не совсем порядочно. Ради успеха оттеснить конкурента любой ценой. А в сорок третьем он окажется вместе с Шахуриным замешан в деле с массовым авиабраком — когда у истребителей обшивка с крыла слетала. И доверять ему сохранение Тайны — результат непредсказуемый. Конструктор он хороший — вот пусть и занимается с чужой подсказки. Лавочкин же вел себя гораздо достойнее.

— А чем вас привлек Дэгтярев?

— Во-первых, он не только конструктор, но и досконально знает производство, технологию. А это, при внедрении техники, опережающей нашу на полвека, — архиважно. Во-вторых, он также показал лучшие не только конструкторские, но и человеческие качества. В сорок третьем, на конкурсе пулемет станковый, его ДС будет конкурировать с изделием Горюнова, из молодых. Вы, Иосиф Виссарионович, будете склоняться к его авторитету, — но он сам скажет, что горюновский СГ-43 лучше.

— В таком случае слэдует дать ему в помощь еще двух товарищей. Калашников Михаил Тимофеевич сейчас после ранения на стрелковом полигоне МВО свой пистолэт-пулэмет доводит, нет, еще не АК, под пистолэтный патрон. И Драгунов Евгений сейчас на Дальнем Востоке служит, найди его обязатэльно. Пусть Дэгтярев этих самородков будущих отшлифует хорошо, опыт и знания свои передаст.

— Калашников — тот самый? Я прочел…

— Тот, Лаврэнтий. Лучший автомат всэх времен и народов, АК-47. Но с ним мы торопиться нэ будэм, поскольку патрон новый, это производство надо развернуть, — а вот его же ПК, единый, надо Дэгтярева озадачить, — а то тяжело пехоте с «максимом». Образец есть готовый — пусть над технологией и матэриалом подумают.

— Сделаем, Иосиф Виссарионович!

— И еще обязатэльно надо включить Шапошникова Бориса Михайловича. И, возможно, Мехлиса, хотя он в Крыму и обо…ся! Но честный фанатично и въедливый — так что я подумаю. В общем, список будет расширяться по мере работы.

— Я имею право предлагать кандидатуры, вы — утверждаете?

— Нет. Утвэрждаешь ты, Лаврэнтий. Ну а мое слово — окончатэльное; уж если я лично подписываю назначение командиров особых авиаполков — то тем более должен сам видэть, кто допущен к Тайне. А предлагать кандидатов — я слышал, это уже делают и твой Кириллов, и этот Лазарев, командир наших гостей. Кстати, я хотел бы с ним встретиться. Пригласи их сюда, в Москву! Да и награды надо людям вручить — сколько они для СССР сделали? Когда?

— Через пять дней.

— Пять — это много. Три дня. Причем кроме командира здесь будут нужны их спец по наземным и, главное, атомщик. Потому что время — не ждет. Какого-то декабря, в Чикаго запустят ядерный реактор — ты не забыл, Лаврэнтий? И начнется совсем другая эра — с другими правилами. Останавливать мировой прогресс мы не хотим, а вот изогнуть его под нас… Пока еще никто, даже там, не уверен в перспективе атома — об этом знаем лишь мы, ну и конечно, наши гости. Но после Чикагского эксперимента их ядерная программа, проект «Манхэттен», получит резкий толчок — прежде всего в плане финансирования. А вот сорвать это — в наших силах. Если Чикаго станет как Чернобыль той истории — ни один их сенатор в здравом уме не проголосует за ассигнования, а «яйцеголовых» станут бить прямо на улицах. Вызови Курчатова… и еще Зельдовича — вообще, думаю, при подборе списка ученых-атомщиков можно смотреть только на профессиональные качества, а не на анкеты, благонадежность и социальное происхождение, — но и контроль обеспечить стопроцентный. Но ты уж постарайся, Лаврэнтий! Операция должна пройти так, чтобы в любом случае, при любом исходе, к нам не вело никаких следов. Мы уже начали получать помощь по ленд-лизу, и нам крайне важно не потерять ее до конца войны, как и в истории наших потомков. Кого собираешься привлечь к операции?

— Судоплатова, конечно же, и Кафтанова. Один неплохо поработал по американской теме и знаком с нашей резидентурой, другой частично с вопросом.

— Что они могут знать о наших… э-э-э… гостях?

— Ничего. Первый только курировал Хейфица и Овакимяна, — Берия похлопал рукой по пухлой папке, — второй единственный, кто возражал против репатриации это немца-физика, и значит, в теме далеко не дурак. [32]

— Да, я читал. — Сталин поднес трубку ко рту, но передумал. — Маймуно-веришвило, ты-то куда смотрел?

Берия встал.

— А-а-а… садись! — Сталин досадливо махнул рукой. — Лишь тогда дорога покажется, когда арба перевернется.

Сталин постоял у щели задрапированного окна, вглядываясь в ночные силуэты Кремля и сказал:

— Есть мнение назначить товарища Судоплатова руководить операцией. Немедленно ознакомьте его со всэми имеющимися материалами. Со всэми! — В голосе вождя вдруг отчетливо прорезался кавказский акцент. — Чэрез два дня доложите мне прэдварительный план операции. Это еще не все…

Бесшумно пройдя взад и вперёд по кабинету, сжимая трубку сухой рукой, он с ехидцей продолжил:

— Есть мнение, что товарищ Молотов не справится с должностью главноответственного за атомный проект. И гораздо лучше для дела будет сразу поручить его, — тут Сталин усмехнулся, — великому деятелю товарищу Берии. Справился там — сумеешь и здесь. Тем более имея информацию и фору во времени.

— Будет сделано, товарищ Сталин!

— Что с сырьем?

— Пока молчат. Но так и должно быть — выход на связь лишь по завершению этапа.

— Что ж, подождем. Ведь ты, Лаврэнтий, за «Толстого» поручился? Оправдает ли твое высокое доверие? Да, а какое кодовое имя у нашей главной Тайны?

— «Рассвет». По их песне «Серыми тучами небо затянуто». Вот чтобы в нашем будущем — там солнце было.