Последний солдат Третьего рейха - Сайер Ги. Страница 14
– Да уж. Спасибо. Я зайду.
Я нажал тяжелую дверь и вошел. В очаге горел огонь. В пепле четверо солдат (среди них был и Гальс) жарили картошку и еще какие-то овощи. Кроме огня, другого света не было. Сразу за мной вошел еще один солдат, наверное, тот караульный, за которого меня приняли. Я разогрел то, что осталось в котелке, без аппетита поел и растянулся на полу перед очагом, чтобы поспать в лучших из всех возможных условий. Через каждые пятнадцать-двадцать минут караульный будил какого-нибудь беднягу, только что погрузившегося в сон. Крики недовольных своей участью время от времени меня будили. Было еще темно, когда просигналили подъем.
Мы медленно поднялись с пола, послужившего нам вместо постели. Уже давно нам не приходилось просыпаться, не испытывая при этом чувства холода. Молодая русская женщина вышла к нам из-за занавесок в углу комнаты. В руках у нее был кувшин, который она с улыбкой протянула нам. Горячее молоко. На секунду я забеспокоился, уж не отравлено ли оно, но Гальс, предпочитавший умереть на полный желудок, схватил котел и сделал добрый глоток. Мы передали молоко по кругу, затем Гальс усмехнулся, отдал его русской и расцеловал в обе щеки. Она зарделась. Мы раскланялись и ушли.
Едва выйдя наружу, мы будто попали под холодный душ. Началась перекличка. Всем раздали по чашке кофе. Как и в любое другое утро, нам понадобилось добрых полчаса, чтобы раскочегарить двигатели. Задолго до рассвета 19-я рота отправилась по блестящему льду проклятой советской шоссейной дороги имени Третьего Интернационала.
Несколько раз мне уступали дорогу конвоям, направлявшимся в тыл. Остановку на завтрак сделали в деревушке. Здесь мы узнали, что от Харькова нас отделяет не более тридцати пяти километров, и мы прибудем к месту назначения через два-три часа. Мы пытались представить, какие казармы ждут нас в Харькове.
– Как думаешь, что там будет? – спросил Ленсен. Водитель, с которым я ехал на протяжении всего путешествия, не слишком радовался.
– Надеюсь, мы там не слишком задержимся, – сказал он. – Иначе могут отправить на Волгу, это на них похоже. Лучше уж отправиться обратно, чем идти на восток.
– Если никто не захочет идти на восток, с русскими нам не покончить, – заметил кто-то.
– Точно, – послышался еще один голос.
– Я бы на твоем месте держал рот на замке, а не трубил повсюду о своих страхах, – добавил третий.
Примерно через полчаса мы вернулись на шоссе. Туман застлал горизонт, мороз стал еще сильнее. Мы ехали примерно час. Я прикрыл глаза и чуть не заснул. От движения грузовика голова моталась из стороны в сторону. Попытался устроиться поудобнее, облокотившись о дверь. Перед тем как закрыть глаза, окинул взглядом заснеженные окрестности. Небо покрылось серыми облаками; казалось, что оно наступало на землю. Со стороны близлежащего холма к нам приближались две черные точки. Наверное, патрульные самолеты. Я закрыл глаза.
Прошло несколько секунд, и тут над нами раздался шум двигателя, а затем последовала пулеметная очередь.
Что-то ударило о ветровое стекло. Я почувствовал сильный удар в голову. Грохот был такой, что казалось, наступил конец света. Наш «рено» едва не врезался во впереди идущую машину, которая резко остановилась.
Ошалев, я раскрыл дверцу машины и вылез наружу. Идущий позади грузовик перевернулся, его колеса крутились в воздухе. Больше не было видно ничего, кроме всполохов пламени и дыма.
– Быстро! В укрытие!
По снегу, насколько хватало взгляда, бежали солдаты.
– Они палят по грузовикам, – крикнул кто-то. Я укрылся за огромным сугробом.
– Воздух! – рявкнул сержант, со всех ног бежавший по обочине.
Солдаты, укрывшиеся кое-как в снегу, нацелили свои пистолеты в небо.
Боже! Ведь мой маузер остался в «рено» Я бросился к грузовику, но тут снова послышался рев самолета, и я с головой уткнулся в снег. Надо мной прошел ураган, неподалеку раздались взрывы.
Выглянув из своего укрытия, я увидел два самолета, скрывшиеся за отдаленными березовыми лесами. «Фольксваген» капитана, преодолевая ухабы, несся мимо конвоя. В полном беспорядке бежали солдаты.
Я поднялся. Авиация нанесла удар по грузовику со взрывчаткой. Он взорвался, на воздух взлетели грузовики, находившиеся впереди и сзади. На расстоянии шестидесяти метров все было покрыто сажей. От грузовиков осталась лишь сплошная черная масса, от которой исходил зловонный дым. Из дымного облака появился фельдфебель с солдатом; они вытаскивали окровавленное и почерневшее тело.
Мы, не размышляя, бросились помогать. Дым застилал мне глаза, я пытался различить силуэты людей. Мимо прошел кто-то, закашлялся и крикнул:
– Не стой как вкопанный. Здесь слишком опасно. Вот-вот взорвутся боеприпасы.
Я услышал шум мотора: дымовую завесу прорезал свет фар. Вдоль обочины ехал грузовик, за ним еще один, затем два… Конвой продолжал путь.
Несмотря на пожар, я почувствовал, что замерзаю. Решил вернуться в кабину «рено», где хоть было более или менее тепло. Дым постепенно рассеивался, стала видна дорога; я увидел группу солдат, закутанных в шинели, собравшихся перед офицером.
– Вы двое, быстро сюда! – прокричал лейтенант. Мы подбежали.
– Ты, – обратился офицер ко мне. – Где твой пистолет?
– Там, лейтенант, за вами… в «рено».
От страха у меня задрожал голос. Лейтенант был вне себя от гнева. Он, верно, решил, что я потерял оружие и придумал эту историю, чтобы скрыть правду. Он ринулся ко мне, напоминая в этот момент взбесившуюся овчарку.
– Выйти из строя! – рявкнул лейтенант. – Внимание.
Я выступил вперед и только взял под козырек, когда почувствовал мощнейший удар. Хотя я успел пригнуться, шапка слетела на снег, открыв мои грязные нечесаные волосы. Я ожидал следующего удара.
– В караул до дальнейших приказаний, – пробурчал офицер, переведя пылавшие от гнева серые глаза с меня на сержанта Тот отдал честь. – Ты просто мерзавец, – продолжал офицер. – Пока твои товарищи по оружию погибают, чтобы защитить тебя, ты даже не заметил, что нас собираются обстрелять два самолета. Ты должен был их увидеть. Наверно, заснул. Все вы у меня отправитесь на фронт, в штрафном батальоне. Три грузовика уничтожено, семеро погибло, двое ранены. Они, видно, тоже задремали. Вот что ты натворил. Ты недостоин оружия, которое носишь. Я доложу о твоем поведении.
Он пошел дальше, не отдав честь.
– По постам! – прокричал сержант, пытаясь копировать тон начальника.
Мы побежали в разных направлениях. Я бросился за шапкой, но сержант схватил меня за плечо.
– Возвращайся на пост!
– Моя шапка, сержант.
Солдат, стоявший там, где валялась моя шапка, передал ее мне. В растерянности я забрался в грузовик, водитель как раз заводил мотор.
– Вытри нос, – произнес он.
– Да… Похоже, я расплачиваюсь за остальных.
– Да не волнуйся ты. Сегодня приедем в Харьков. Может, там и караулить будет нечего.
После испытанного потрясения я был вне себя от гнева.
– Сам-то он тоже должен был заметить самолеты. Или он не в конвое?
– Что же ты ему это не сказал?
Я подумал о двух маленьких точках, которые заметил в полудреме. В том, что сказал лейтенант, была доля правды, но мы даже не рассчитывали ни на что подобное. Ведь мы не сталкивались с настоящей военной опасностью, страдали лишь от недосыпания, мороза, бесконечной дороги, а также от омерзительной грязи, которую даже трудно себе представить. Мы так замерзли, что во время дневных остановок не умывались, да и воду найти было почти невозможно. Крестьяне, казалось, не понимали, что нам нужно, и смотрели на нас с удивлением. Все это отнимало время, а время было у нас лишь вечером, после наступления темноты, а тогда мы могли думать только о том, чтобы выспаться.
Но все эти оправдания не вернут жизни моим товарищам. Одна мысль о том, что, поменяйся три грузовика местами, и на месте пострадавших оказались бы мы, привела меня в ужас. Я никогда не получал ранение, но какая это адская боль, я знал уже слишком хорошо… Теперь я не отрывал взгляда от ветрового стекла.