Все еще верю в чудо - Манн Кэтрин. Страница 21

— Не хочешь рассказать мне, что произошло?

— Ты могла бы почитать медицинскую карту, — пошутил он.

— Я не стала бы злоупотреблять твоим доверием, — серьезно ответила Лайла.

— О, Лайла. — Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок. — Именно поэтому ты мне нравишься. Поверь мне, я не бросаюсь подобными словами.

— В таком случае спасибо. — Она прильнула щекой к его ладони. — Ты мне тоже нравишься. Во всяком случае, большую часть времени. Помоги мне лучше тебя понять, чтобы ты понравился мне еще больше.

Отвернувшись, он уставился на рояль.

— В меня стреляли мятежники во время нашего побега с Сан-Ринальдо.

— Мне очень жаль. Даже представить себе не могу, какую боль ты тогда испытал.

Его пальцы задвигались по клавишам, не нажимая их.

— Не большую, чем те несчастные дети, которых я оперирую. Я пытался спасти свою мать, но мне это не удалось. Если бы я отошел чуть дальше влево... Я много раз прокручивал в голове события той ночи. Я столько всего мог предпринять, чтобы ее спасти...

Лайла коснулась его руки. Ее сердце болело за мальчика, пережившего семейную трагедию и едва не погибшего, и за мужчину, которым он стал.

— Тебе было всего тринадцать.

— В то время я уже считал себя мужчиной. — Он посмотрел на нее.

— Должно быть, в тот день ты стал намного старше.

— Перестань. Мне не нужна твоя жалость, и я больше не хочу об этом говорить.

Она положила ладони ему на грудь и почувствовала, как бьется его сердце.

— Как я могу, узнав о тебе такое, оставаться равнодушной?

Последние барьеры, которыми она окружила свое сердце, рухнули. Карлос привлек ее к себе, и тепло его тела проникло через ее одежду, через ее кожу внутрь ее и устремилось вниз, к средоточию ее женского естества.

— В таком случае мне придется тебя отвлечь.

Карлос медленно накрыл ее губы своими. Это был поцелуй любовников, которые хорошо друг друга знают и умеют доставлять друг другу наслаждение.

Как может мужчина так хорошо знать ее тело и в то же время оставаться для нее загадкой? Сегодня она узнала о нем больше, чем за предыдущие четыре года. Они сделали большой шаг вперед.

Она по-прежнему не знает, что заставило Карлоса сделать ей предложение руки и сердца, но прямо сейчас ей хочется сосредоточиться на своих чувствах. Ее сердце болит за него. Она не должна позволять этому ее ослепить, но не может оставаться в стороне.

Спустив с ее плеча халат и ночную рубашку, Карлос накрыл ладонью ее грудь и принялся покрывать поцелуями шею и ключицу.

В отличие от него она не умеет подавлять бушующие внутри ее эмоции. Им необходимо дать выход. Что бы ни готовил для нее завтрашний день, она не может оставлять его сейчас наедине с мучительными воспоминаниями.

— Думаю, нам лучше запереть дверь, — простонала она.

Охваченный желанием, Карлос открыл панель безопасности в стене у двери. Подобная есть в каждой комнате в доме. С ее помощью можно закрыть все двери и окна и защититься от вторжения извне. В то время как его отец заботился о безопасности своих детей, у Карлоса было на уме совсем другое.

Быстро набрав нужный код, он закрыл дверь и ставни на окнах. Помещение стало похоже на роскошный непроницаемый кокон.

Лайла, сидящая на краю скамьи, ахнула от изумления:

— Никто не может сюда проникнуть?

— Это мой дом, мои владения, — сказал Карлос, возвращаясь к ней. — Нам никто не помешает. Нас никто не увидит. Я бы не стал подвергать тебя риску. Я всегда буду тебя защищать.

Вечер, который он провел за разговором с отцом и братьями, был мучительно долгим. В жизни семьи Медина есть пустота, которую ничто не может заполнить. И виноват в этом он, потому что не смог защитить свою мать. Умом он, конечно, понимает, что, будучи тринадцатилетним подростком, не мог в одиночку противостоять группе мятежников, но все же ему следовало попытаться что-нибудь предпринять. Действуй он по-другому, возможно, ему удалось бы ее спасти. Он много лет жил с этой мыслью, пряча боль в глубине своего сердца, но сегодня вечером воспоминания разбередили старые раны. Сейчас ему как никогда нужно забыться, и лучше всего сделать это в объятиях Лайлы.

Поднявшись, она повернулась к нему лицом. Ее руки легли ему на плечи, и он схватился за подол ее ночной рубашки. Когда ее зрачки расширились от желания, он потянул рубашку вверх, стащил ее с Лайлы и отшвырнул. Она промелькнула в воздухе как белый флаг перемирия, но не капитуляции.

Лайла неподвижно стояла перед ним, такая прекрасная в своей наготе, которую нарушали лишь маленькие трусики. Когда он потянулся к ней, его руки слегка задрожали. Невероятно! Он сохраняет ледяное спокойствие даже во время самых сложных и длительных операций. Ничто не способно нанести столь сокрушительный удар по его самообладанию, как обнаженное тело Лайлы, ее кремовая кожа, которая так и манит к ней прикоснуться. И вся эта красота предназначена только для его рук, его глаз.

Собственническое чувство, поселившееся в нем недавно, глубже пустило свои корни, и Карлос понял, что ему никогда от него не избавиться. В этот момент ему вдруг стало важно, чтобы она была так же поглощена этим желанием, как и он.

Накрыв ладонями ее плечи, он слегка нажал на них и посадил ее, а затем уложил на скамейку. Ее глаза стали огромными как блюдца. Раздвинув ей ноги, он нежно погладил руками внутреннюю сторону ее бедер, а затем принялся медленно покрывать их поцелуями. Ее томные вздохи подбадривали и возбуждали его.

Наконец Карлос достиг заветного уголка ее тела, от которого его отделяли лишь тонкие шелковые трусики. Он зарылся в них лицом. С каждым сделанным им вдохом его наполнял ее волнующий запах, которым ему хотелось наслаждаться снова и снова. Когда и этого ему стало мало, он стянул с нее трусики и приник губами к нежной складке между ее бедер. Ее спина выгнулась дугой, и она застонала, прося поцеловать ее глубже. Тогда он просунул руки ей под колени, привлек ее ближе к себе и внял ее мольбам. Лайла с такой силой вцепилась ногтями в его спину, что на его коже наверняка останутся красные отметины в виде маленьких полумесяцев. Ее дыхание стало тяжелым и учащенным.

— Сделай это прямо сейчас, — простонала она, схватившись за его волосы. — Я хочу почувствовать тебя внутри себя.

Карлосу не нужно было повторять дважды.

— К счастью для нас обоих, в данный момент я больше всего хочу оказаться внутри тебя.

Поцеловав влажные лепестки еще раз, он опустил ее ноги и бросил на нее мимолетный взгляд. Ее глаза расширились, щеки разрумянились, длинные золотисто-каштановые волосы рассыпались по скамье. Она никогда еще не была такой красивой.

Лайла снова выгнулась дугой, и он, схватив ее за талию, приподнял и усадил на клавиши рояля, которые издали резкий звук. Она неистово вцепилась в его брюки, рывком расстегнула молнию и освободила его восставшую плоть. Тогда он, опершись рукой о рояль, приподнял ее бедра и вошел в нее. Ее влажное тепло сомкнулось вокруг него, длинные ноги обхватили его тело.

Он задвигался быстрее, и она подхватила его ритм. Их вздохи и стоны вместе с нестройными звуками рояля стали своеобразным аккомпанементом для этого танца страсти. В объятиях Лайлы он унесся из этой комнаты, с этого острова, от мучительных воспоминаний, которые атаковали его со всех сторон. Лаская ее гладкое стройное тело, он понял, как сильно заблуждался, думая, что, отдалившись от нее, сможет убежать от прошлого. Напротив, сейчас, когда они так близки, что ближе уже невозможно, воспоминания поблекли. Если он останется с ней, возможно, ему удастся загнать их в самый отдаленный уголок своей памяти.

Она все плотнее смыкалась вокруг него по мере того, как напряжение нарастало. Наконец она задрожала, ее голова запрокинулась, и ее восторженный крик разнесся эхом по просторному помещению с куполообразным потолком. Когда Карлос услышал его, внутри его рухнул последний барьер. Сделав финальный рывок, он затрясся в экстазе освобождения.