Искусство управлять людьми (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс". Страница 61

Вереин вновь поколдовал с настройками, и из колонок донесся искаженный звук голосов.

– *****! — Это Витя, кладовщик.

— Не выходит, Данила, каменный цветок? А ты поднатужься, поднатужься! — Продавец из старичков. То ли Александр, то ли Алексей.

— Я тебя щаз самого поднатужу за уши!

— Мужики, кончайте лаяться! Мы уже опаздываем, — заявил новичок, глянув на часы.

— Без нас не начнут, — уверенно заявил Виктор.

— А завтра нельзя доделать? — настаивал новенький.

— Доделать можно всё, в том числе, и завтра. Но эта модель стоит на доставку по «Мегадрому». И если к приходу машины велик не будет собран, Ромка мне мозг вынесет, а потом Мегадрыну настучит.

— Да, был нормальный чел, — согласился Алекс-дальше-черт-его-знает, — а как стал отвечать за нет-шоп, вконец ссучился. Большим начальником стал, однако!

— Знаешь, это чтобы на тебя п-пожаловаться, — затягивая гайку, рассуждал Виктор, — нужно сначала найти где, потом — чем, а потом еще собственноручно, при тебе же, написать. А у него на любой косяк сразу комментарий. По отзывам и зарплата.

— Я, кста, слыхал, нам теперь деньги тоже по-новому платить будут.

— В баксах, что ли? — хмыкнул новичок.

— В тугриках! — фыркнул кладовщик.

— Сами вы тугрики! Всё сложно будет: аттестация плюс процент от продаж и что-то еще…

Да, сарафанное радио быстро работает. Андрей всего пару дней назад предварительно обсудил с главбухом потенциальные изменения.

— Фигня! — авторитетно заявил Виктор.

— Почему?! — воинственно воскликнул Алекс.

— Это же Мегадрын! Побухтит, покипит, месяца два-три подвиги посвершает и забудет. Опять же, кто и как будет «аттестацию» проводить? Он сам? Да он негру в пустыне снег не продаст!

— Что, язык плохо подвешен? — поинтересовался новенький.

— Не, прибьет, задолбавшись объяснять, что это такое.

Работники рассмеялись.

— Так что наше дело маленькое, — продолжил кладовщик, — улыбаемся и машем, улыбаемся и машем… Нас всё устраивает, мы всё поддерживаем. А там, глядишь, и рассосется. Всё, кончил!

— Ну, наконе-ец-то! — прогнусавил новенький. — Давайте в темпе!

Троица ушла из поля видимости, а Андрей завис, обдумывая услышанное.

Одно дело — ржать над собой, и совсем другое — когда то же самое делают подчиненные. Четыре-ноль в пользу Танечки. Точнее, Машеньки. Как ни горько признавать, в ее ресторанном спиче была изрядная доля правды. Может, и в рассуждениях об оргкультуре смысла несколько больше, чем кажется на первый взгляд? И вообще, пора обратиться к профессионалу. Вереин взял телефон и открыл смс-ку, в которой были указаны данные нового руководителя курсовой. Там значилось: «Рябова Галина Олеговна».

Глава 22

Жизнь продолжается, удивленно думала Маша. Какими бы ни были ее личные потрясения, на окружающем мире они практически не отразились. Планета с оси не сбилась, полюса не сменились, земля не разверзлась. На вконтактовской студенческой страничке местных сплетен и слухов «звездные» фотографии обсуждались целых два дня. Среди комментариев отметились те, кто был осенью на велодроме, прошлись и по Галке с Валерой. Девочки пищали от восторга, что Залесский ныне свободен и сезон охоты открыт. Мегадрону досталось меньше всех, из чего Маша заключила, что сошедшие с небосвода звезды быстро забываются. Поклонники памятью не страдают. Уже на третий день Госпожа Сессия оттянула внимание на себя. «Зверства» преподавателей («Вопрос на тройку: какой предмет сдаете? Вопрос на четверку: как меня зовут? Вопрос на пятерку: какого цвета учебник?» — «Вот валит, гад!») занимали обучающихся гораздо больше, чем их сомнительные романы. Несколько раз Горская замечала, что коллеги, о чем-то судачившие ранее, замолкали, стоило ей зайти на кафедру. Но… сессия. Сессия минимизировала моральный ущерб. Пустые коридоры и аудитории не способствовали «эффекту мультипликатора» слухов. А впереди были еще каникулы, на время которых вуз вымрет. Мама зря беспокоилась о том, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна».

Сама же Маша жаждала обсудить семейные новости с братом. Но ехать к нему в будни, забирая драгоценные часы семейного общения, не хотелось. Она напросилась в гости в субботу.

Дома у Женьки, как обычно, стояли шум и гам. Тайсон басовито лаял, из чего было понятно, что малышка не спит. Стоило тете зайти, Ася сразу подала голос, озвучивая свои детские обиды на несправедливость окружающего мира. Как мало, если вдуматься, меняется в нашей жизни с возрастом. Мир по-прежнему несправедлив, обиды по-прежнему детские.

Переехавшие после рождения дочери в новую квартиру, «змейсы» находились в перманентном ремонте. Женька периодически что-то прикручивал, прибивал, собирал, устанавливал. На вопрос, почему бы просто не пригласить спецов, брат возмущенно отвечал, что ничего Маша не понимает в мужских радостях. У нее были подозрения, что «мужские радости» заключались в том, чтобы увильнуть от процесса развлечения горячо любимой «дочи», которая особенно горячо любилась на расстоянии.

Лиза покрутилась с Асей на руках, обменялась с золовкой парой нейтральных реплик и тактично растворилась в недрах квартиры, оставив Горских на кухне с их семейными неурядицами.

Евгений, не заморачиваясь пустыми вопросами, налил себе и сестре чаю, поставил на стол вазочку с колечками сушек, а потом, зависнув на секунду, распаковал вынутую из шкафа пачку нормального печенья.

— Для Наськи берем, — кивнул он на сушки, — и сами как-то пристрастились.

Они молча пили чай, и Маша никак не могла придумать, с какой стороны начать разговор.

— Ты, наверное, про отца с мамой хочешь поговорить? — по-мужски прямолинейно спросил Женя. Маша кивнула. — Порицаешь? — Она пожала плечами. — И правильно. Жизнь — штука сложная, в ней по-разному бывает.

— А ты его одобряешь?

— Как бы, наша мама и моя мама тоже, и в отношении нее отец повел себя как свинья, что говорить. Но чисто по-мужски я его понять могу.

— Что на молодую потянуло?

— Что он не стал отправлять любовницу на аборт. И его желание осознанно почувствовать себя отцом я понимаю. Знаешь, родись у меня Аська в девятнадцать, вряд ли я бы в ней увидел что-то, кроме мелкого вопящего комочка. И даже в двадцать девять. У нас, мужчин, на гормональном уровне родительские инстинкты не встроены.

— Поэтому можно было на нас рукой махнуть!

— Машуль, ты это… не завирайся… Когда это отец на нас рукой махал? Выходные он, да, предпочитал на работе проводить. В лаборатории понедельник начинался в субботу. Но когда бывал дома, он и модели со мной, помню, клеил, и тебе на ночь сказки рассказывал. Они у него, правда, были специфические. Про атомы, электроны и лазеры, но уж как умел. — Женя развел руки. — А помнишь, он тебя на двухколесном велосипеде учил кататься?

— Что ж не выучил?

— Так стоило тебя отпустить, ты сразу на бок падала и реветь начинала. Но он старался. А помнишь, мы в Москву летали? В зоопарк ходили? А там шимпанзе в клетке сидел, и так флегматично жевал соломину и каждые две минуты локтем в дверь колотил, типа: «Вы кормить нас вообще собираетесь?!»

Странно, но перед глазами Маши вдруг всплыли эти яркие картинки. Мартышки, выпрашивающие у зрителей подачки. Первый шаг по эскалатору в метро. Первый встреченный на улице негр. Успокаивающий голос отца, и извиняющийся — матери, которая пыталась замять международный скандал. Где-то же хранились все эти воспоминания? Ни капли не потрепанные, совсем как новые.

— Жень, вот как мужчина, объясни, — попросила Маша, вернувшись из московского лета своего детства, — почему он на сторону побежал? Чего папе не хватало в матери? Красивая, умная, подтянутая, безупречная… Или все мужики — кобели, стремятся выполнить генетический долг осеменителя и свою недоделанную игрек-хромосому присунуть направо и налево?

Брат поморщился. Словно почуяв кобелиную тему, на кухню забрел Тайсон. Будто между делом. И звучно зевнул, демонстрируя, что в ротике пусто до самого кишечника.