Дикие земли - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 34

— Могу пояснить, — откашлялся старик и лукаво посмотрел на покрасневшую девушку: — Это подношение богу Калану. Кроме сердец врага он любит еще подношение в виде человеческого семени. Они собирались всем отрядом совершить жертвоприношение, а Аранна была средством для извлечения семени. Проще сказать — трахнули бы ее сто человек, а потом так же принесли бы в жертву… то, что от нее осталось.

— А чего она в сознании была? Мы все опоенные, она-то тоже вначале опоенная была, а потом почему оказалась в трезвом разуме?

— Ей, похоже, дали противоядие. Во время обряда она должна была понимать, что с ней делают, кричать, стонать, просить о пощаде — так интереснее и богу угоднее.

— Проклятые извраты! — с ожесточением выкрикнула Аранна. — Хорошо, что ты их всех убил, Викор! Надо было мне им всем члены еще отрезать и на дерево повесить, чтобы соплеменники видели, для острастки!

— Даркк, а откуда ты так много знаешь об этих изуверских обрядах? — с недоверием спросил Каран. — Неужели тоже в них участвовал?

— Участвовать не участвовал, но слышать о них слыхивал. Мне еще дед рассказывал о них. Это очень старые обряды, теперь их и не помнят. Только в глухих местах сохранились, вот как здесь.

— Ты там жалобился, что старое ушло и его шибко жалко? — усмехнулся Бабакан. — Вот тебе и прошлое. Нравится?

— Честно говоря — не шибко нравится, — сознался Даркк. — Одно дело слушать рассказы стариков, а другое — участвовать в этом. Тем более в виде жертвы. Ну их на хрен, эти старые обычаи! — Он досадливо махнул рукой, а мы рассмеялись и стали есть наш ужин.

Когда мы поужинали и перешли к чаю с медом, который захватили в дорогу в большой емкости, — его оставалось уже немного, и скоро нам придется пить чай без сладкого, — я решился, снял куртку, рубаху и сунул нож в костер. Дождался, когда кончик его лезвия прокалился, и попросил:

— Каран, поди сюда. Да смой ты с рук этот хренов мед! Заляпаешь меня всего. Держи нож.

— Зачем? Чего ты задумал? — недоуменно спросил Каран.

— Сейчас ты кончиком этого ножа надрежешь мне кожу на плече и засунешь под нее вот этот камень. Постой! Бабакан, там у нас есть крепкое вино или ты его все вылакал?

— Обижаешь, начальник! Ну вылакал, да… Но немного осталось, тут, во фляжке. Дать?

— Давай сюда, пропойца! — Аранна протянула руку и выхватила у виновато улыбающегося гнома заветную флягу. — Вот нельзя тебе доверять выпивку — сколько бы ни было, обязательно выхлебаешь!

Я взял флягу, промыл ардаман в вине, потом плеснул на руки Карану под жалобные стоны гнома — порча драгоценного напитка! — и приказал:

— Давай режь!

Плечо пронзила боль, когда Каран наискосок воткнул мне лезвие ножа, отдирая кожу от мышц, потом боль повторилась, когда он засунул под кожу камень, не самый большой, но все-таки выпятившийся из-под кожи приметным бугорком.

— Все, готово, лечись, Викор, а то смотреть на тебя страшно! — Каран отложил нож и отодвинулся от меня.

По моей руке стекала тонкая струйка крови, боль пульсировала, и я никак не мог сообразить и выхватить из мозга лечебное заклинание. Потом сосредоточился и вызвал его, пользуясь тем камнем, что засандалил в руку.

Рука заболела еще сильнее — так, что я скрипнул зубами, — тело охватил огонь сродни лихорадке, и рана стала затягиваться. Скоро на месте разреза остался только бугорок, который перекатывался под кожей. Боли не было, каких-то неприятных ощущений тоже. Я остался доволен произведенной операцией, облегченно вздохнул и стал смывать с руки натекшую кровь.

— Все, теперь камень всегда со мной. Давно хотел этим заняться, да никак не мог решиться. В этот раз мы чуть не упустили Алдана, когда урод-вождь отнял мой браслет, — больше этого не повторится.

Закончив наш ужин и наговорившись, мы улеглись спать. День прошел в высшей степени отвратительно, нервы просто звенели от перегрузки, и я долго не мог уснуть. Меня начало почему-то лихорадить, я долго вертелся, не давая спать Аранне, она ругалась на меня, и я заставил себя застыть в неподвижности, хотя так и подмывало повернуться и так и этак, с одного бока на другой.

Наконец я забылся тяжелым горячечным сном. Мне снилось нечто странное: как будто я летал в вышине — у меня выросли кожистые мощные крылья, покрытые снаружи зелеными чешуйками, — совершал немыслимые пируэты, наслаждаясь простором и новыми ощущениями, когда воздух со свистом обтекал мой стремительный силуэт.

Далеко внизу неслось стадо антилоп, перепрыгивая колючие кусты и растекаясь по степи как серо-желтый поток бурной реки. Я спикировал к земле так, что на мои крылья навалилась страшная тяжесть, и острыми когтями, похожими на стальные кривые ножи, схватил одну из замешкавшихся рогатых поскакуний, а потом с торжествующим ревом поднялся ввысь, легко взмахивая крыльями. Даже такая тяжесть, под сто килограммов, не смогла напрячь мои мышцы, и я несся в синей вышине легко и уверенно.

Подлетев к высоченному столбу с плоской площадкой наверху, я уселся на нее и стал пожирать еще теплое мясо, чувствуя, как оно проваливается в мой желудок, насыщая и придавая мне новые силы для полета. Неожиданно сбоку кто-то нанес мне удар, и я упал с каменного столба, едва успев развернуть крылья в падении, сделал вираж и увидел обидчика — это был дракон, переливающийся в лучах полуденного светила зелено-голубым оттенком крыльев и голубовато-белой чешуей на брюхе.

Я яростно набросился на агрессора, и мы схватились в воздухе, обмениваясь ударами — страшными когтями и крыльями, и каждый такой удар мог расплющить человека в лепешку. Я схватил его когтями за крыло и стукнул головой в его шею — раз, два, как молотом ударяя в то место, где она соединяется со спиной и крыльями.

Дракон замер, оглушенный, и повалился вниз, увлекая меня за собой.

Я выпустил его бесчувственное тело и увидел, как тот падает, кувыркаясь и беспомощно раскидывая свои крылья. Затем он, не долетев до земли несколько сот метров, с трудом расправил крылья и криво, с креном влево, как подбитый бомбардировщик, пошел вдоль леса и скоро исчез за горным хребтом.

Я победно заревел и сделал в воздухе «бочку», затем спустился к чистому озерку в степи, чтобы запить свой обед. Потянулся к воде, глянул на свое отражение и замер, увидев в нем страшную рожу с громадными белыми клыками и рогами на голове.

«Я — дракон?!» — с оторопью подумал я, в ужасе тряхнул головой… и проснулся.

Занималась утренняя заря.

Я вылез из палатки, где разметалась обнаженная Аранна, раскинувшая ноги и руки на всю территорию, потянулся и с удовольствием вдохнул утренний свежий воздух.

Было свежо, вся трава покрыта слоем росы, а в небе пролетела стая гусей, негромко гагакая в тишине. Ни ветерка, ни шелеста травы и листьев кустарников, а в небе догорали последние ночные звезды.

Мне почему-то не было холодно, хотя я был обнажен. Тело покрылось испариной, меня еще немного лихорадило, и ужасно захотелось окунуться в воду, чтобы смыть ночной пот. Подумав, я направился к озерку и зашел в его ледяную ключевую воду, погружаясь все глубже и глубже. Наконец вода достигла мне до груди, и я лег на нее, раскинув руки и опустив голову вниз. В ушах толкалась кровь, и скоро мне захотелось вдохнуть воздуха…

Вдруг дикая мысль пришла мне: а почему я не могу дышать водой? Мне хотелось вдохнуть эту прохладную жидкость и уйти на дно, поплавать там, в глубине, — что за дурь? Я поднял голову на воздух, перевел дыхание и поплыл назад, к берегу. Что-то странное сегодня творится со мной. И холода ледяной воды я не чувствую, только приятную прохладу…

Есть хотелось страшно, даже забурчало в животе, хоть меня и потрясывало, как при лихорадке. Может, простыл вчера, когда нас держали привязанными? Или заразу занес с камнем? Камнем? Может, все дело в нем?

Я провел ладонью по плечу, в которое вчера врезал ардаман, и ничего не обнаружил! Я не поверил и еще раз провел рукой — никакого камня не было. Гладкая поверхность, ни следов повреждений, ни выпуклостей — как будто и не было под кожей никаких камней. Камень растворился в теле, растаяв, как кусочек сахара в горячем чае.