Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене. Страница 26

— Эту неделю вы отработали достойно, — продолжает Марк. — Сегодня разрешаю вам открыто признаться в невежестве. Пусть гости вас учат. Это доставит им ни с чем не сравнимое удовольствие. Вот увидите: все будут радостно есть с вашей милой маленькой ладошки, а вы, в свою очередь, порадуете меня звездными продажами.

С трудом верю, что слышу ту самую тактику, которую несколько дней назад предлагал Крис. Чувства путаются, комкаются, завязываются в тугой узел. Как реагировать, не знаю, и отвечаю на автопилоте, как солдат, всегда готовый подчиниться старшему по званию:

— Я… постараюсь… сделаю все, что могу.

На красивом лице отражается глубокое довольство.

— Жду с нетерпением, мисс Макмиллан. Мечтаю увидеть, на что вы действительно способны. — Губы слегка вздрагивают. — Предполагаю, что награду за блестяще отработанный вечер обсудим завтра.

— А если провалюсь? — уточняю я. — Буду наказана? — Понятия не имею, откуда взялась смелость, но вопрос выскакивает сам собой.

Он прищуривается.

— А вы хотите быть наказанной? — Голос звучит низко, тяжело, но вместо гнева в нем слышится сексуальное начало. Если, конечно, это не иллюзия, порожденная предупреждением Криса в сочетании с моим собственным впечатлением от дневника.

— Нет, — отвечаю твердо, без малейшего сомнения. — Я не хочу быть наказанной.

— В таком случае продолжайте меня радовать, Сара, — мягко замечает он. В тоне этих слов удовлетворение соседствует с укоризной. Не могу не представить, как потом он скажет: «Я предупреждал. Вы знаете, что должны понести наказание».

Комптон отходит от дверного косяка, на который опирался плечом.

— Если вы еще не в курсе, в качестве меры предосторожности по окончании вечера все гости и сотрудники будут обеспечены лимузинами и такси. Ключи от вашей машины необходимо оставить на столе в холле.

— А на чем же я завтра поеду на работу?

— Можете позволить себе заказать такси. — Серебристые глаза темнеют и становятся облачно-серыми. — Это очень скромная плата за безопасность. Я забочусь о тех, за кого отвечаю, мисс Макмиллан.

Он поворачивается и уходит.

Через сорок пять минут я уже стою в главном зале галереи и тревожусь относительно безупречности расположения салфеток и вилок на одном из нескольких столов, расставленных возле выходящего во двор овального окна. Свет неярок; музыка молчит до тех пор, пока не откроются двери и не заиграет скрипач.

Неподалеку непринужденно беседуют несколько стажеров и Мэри, главный продавец галереи и единственная из всех коллег, кто не проявил ко мне откровенного дружелюбия. Никто не испытывает ни нервозности, ни свойственного мне стремления чем-нибудь себя занять. Ну а мои нервы звенят громче, чем знаменитые трамваи Сан-Франциско. И это сейчас, пока нет необходимости проявить похвальную осведомленность в винной продукции. Все равно каждую секунду я сдаю один труднейший экзамен, провалить который не имею права. Снова смотрю на девушек: все как одна одеты в переливающиеся коктейльные платья, по сравнению с которыми моя унылая черная юбка и голубая блузка смотрятся по меньшей мере неуместно.

— Выглядишь так, будто готовишься прыгнуть с моста «Золотые Ворота».

Рядом возникает Ральф. Кладу последнюю вилку, оборачиваюсь и вижу, что черный галстук-бабочка, в котором он провел рабочий день, уступил место красному.

— Комплименты отлично успокаивают нервы, — отвечаю с грустной иронией, хотя умею по достоинству оценить и чувство юмора, и честность. — И как только ты решился покинуть свой ответственный бухгалтерский пост?

— Если начальнику угодно напоить дорогим вином, а потом еще и отвезти домой, разве можно отказаться? Не переживай: постепенно привыкнешь и научишься любить эти вечера. Капля алкоголя творит чудеса: гости широко открывают свои толстые бумажники, и Зверь приходит в отличное расположение духа. — Он пристально на меня смотрит. — Так. Отвечай честно, почему нервничаешь?

Сосредоточенно поправляю на нем бабочку.

— Видишь ли, меня никто не предупредил, что нужно надеть что-нибудь нарядное и легкомысленное.

Взгляд Ральфа скользит в ту сторону, где Мэри что-то оживленно обсуждает с Марком, и возвращается ко мне.

— С тех пор как пропала Ребекка, за подготовку персонала отвечает она.

— Пропала? — с тревогой переспрашиваю я.

— Мэри решила, что отсутствие Ребекки позволит ей завладеть вниманием босса, но жестоко ошиблась. — Ральф пожимает плечами. — И вот теперь она переживает глубокое разочарование. Ну и, разумеется, пытается устранить конкурентку. — Он тычет в меня пальцем. — Это ты, золотко.

— Хочешь сказать, что она имеет виды на Марка или на высокий пост в галерее?

— Она имеет виды на него самого, на его деньги и на работу. Марк же едва обращает на нее внимание, тогда как Ребекка была звездой и помогала ему управлять «Риптайдом».

Не могу подавить горькую усмешку. Как бы я ни представляла свои обязанности, все равно была и останусь лишь временной заменой.

— А почему с «Риптайдом» работала именно Ребекка, а не Мэри? — «И почему теперь, когда Ребекки нет, не Мэри, а я?» — По-моему, она держится очень уверенно.

— Продавцы ничего не стоят, их всегда легко заменить кем-нибудь из толпы стажеров, мечтающих проникнуть в этот бизнес и готовых работать за гроши. В глазах Марка Мэри относится именно к этой категории. — Ральф потирает подбородок и задумчиво на меня смотрит. — А вот ты совсем другая. Марк видит в тебе нечто особенное. Ну а Мэри это чувствует и потому готова втоптать в землю, как окурок.

Вот это да! И кто бы мог представить, что в храме искусства кипят подобные страсти?

— Втоптать в землю? — переспрашиваю испуганно, не на шутку встревожившись за себя, а еще больше за Ребекку.

Ральф комично закатывает глаза.

— Тебя еще никто не упрекал в склонности к мелодраматизму?

— Нет, — отвечаю не очень уверенно и думаю, что до сих пор не приходилось жить чужой жизнью. — А тебе ничего подобного не говорили?

Ральф подмигивает.

— Все вокруг твердят постоянно. А чтобы ты не переживала, могу заверить, что самое страшное, на что способна Мэри, — это мелкие пакости вроде нарушения дресс-кода. В душе она — пушистый котенок.

— А кто же тогда я? — Что ж, пушистый котенок должен вполне устроить Марка. Тем более послушный.

— Ты — дерзкая роскошная бабочка, — провозглашает Ральф и смешно дрыгает пальцами в воздухе.

— Я не бабочка. — Забавный жест вызывает смех. — Да и с каких это пор бабочки стали дерзкими?

Мимо проходит официант с подносом: несет вино на сервировочные тележки, которые стоят возле двери в ожидании начала дегустации. Ральф ловко хватает два бокала.

— С тех пор, как появилась ты, — поясняет он и сует бокал мне в руку. — Выпей, а то сжалась, как пружинка. Поможет расслабиться.

По спине пробегает холодок, взгляд скользит в ту сторону, где стоит Марк, — из дерзкой бабочки мгновенно превращаюсь в попавшего в свет фар испуганного оленя. Босс смотрит на бокал в моей руке, слегка приподнимает бровь, а потом благосклонно улыбается и кивает. Итак, я заслужила одобрение, а это означает, что наказания не последует. Прихожу в ужас и от собственных мыслей, и от уверенности в том, что он понимает мою реакцию и наслаждается властью.

Ральф тихо свистит.

— А ты держишь его за яйца, как мало кому удавалось, малышка.

Чувствую, что бледнею.

— Что за дикость! Вовсе не держу его за… нет, я…

— Двери открываются! — провозглашает Аманда из-за стола распорядителя. Торопливо проглатываю вино и сую пустой бокал Ральфу.

Примерно через час стою рядом с шестидесятилетним джентльменом, чье резюме, в числе прочего, включает пост главного исполнительного директора одного крупного банка, и мило болтаю о благотворительном показе Рикко Альвареса, на котором он тоже присутствовал. В зале собралось больше пятидесяти человек, не считая официантов, искусно лавирующих среди элегантных вечерних платьев и дорогие костюмов. Между делом удалось продать две дорогие картины, ни одна из которых не принадлежит кисти Криса: по причинам, о которых не хочется думать, стараюсь держаться подальше от его экспозиции.