Свет жизни - белый (СИ) - "Eva Rouse". Страница 8

— Умный. Ну так что? Я не притворяюсь, сразу высказываю свои желания. Почему же ты так на это реагируешь? Дай мне шанс, — Грег молча смотрел в карие глаза. Он сразу решил для себя быть честным, на Мида не подействуют приторные фразы, да и красивыми речами доверия не завоюешь. А в том, что именно в людях Альба разочаровался – Синицын не сомневался. Иначе, как объяснить его манеру отгораживаться?

— Зачем? – нахмурился Альба, закусив губу.

— Я и сам не знаю.

— Вот именно, ты и себе не может дать ответа. С чего взял, что я помогу тебе его найти? Я не игрушка, не объект для наблюдений и исследований. И помогать тебе не намерен. Сам не знаешь, чего хочешь, а меня решаешь в это втянуть. Как эгоистично.

— А ты всегда все знаешь с самого начала? Я честен, тут ты ошибся. Я мог соврать, придумать романтичную чушь, несколько красивых слов. Но сказал правду. Тебе сказал. Или ты думаешь, что люди с первого взгляда всегда понимают, что этот тот, с кем я состарюсь и кого буду любить до гробовой доски, а вот этот нет? Ты никогда ни с кем не встречался что ли?

— Встречался.

— Ну, и всегда знал все заранее? Или пытался понять и себя, и человека, и вас двоих вместе? Ты шел с завязанными глазами, не зная, что это, не будучи уверенным ни в чем. Чувства абстрактны, они рождают больше вопросов, чем ответов, и даже своим эмоциям и впечатлениям трудно доверять, а уж чужим и подавно. Что ты молчишь? Я не прав?

— Прав... – выдавил Мид, бросив загнанный взгляд на Грега. Страшно. Возможно, сейчас он подпишет себе смертный приговор, доверившись этому человеку напротив. Альба не мог решиться. Но раз он задумывается, значит, уже надеется на счастливый исход... Или нет?

Синицын ждал, видя, как Миддлемист прикрыл глаза и, набрав в грудь воздуха, будто перед прыжком в воду, плавно выдохнул. Грег понимал, он фактически берет на себя ответственность, если не за благополучие другого человека, то минимум за боль, что может ему причинить. Но если не так, то как?

— Хорошо, у тебя есть шанс, — Мид откашлялся, стараясь избавиться от комка в горле. Черт, он сейчас себя доверил парню... Блин, парню! Странно, но факт не казался неправильным, наоборот, в груди что-то трепетало и здорово смахивало на зарождающуюся надежду. Тяжко всегда быть одному...

— Спасибо, — тепло улыбнулся Грег, про себя удивляясь, насколько он рад даже попытке. – Послушай, Мид. Я не могу сказать, что не боюсь сам и пообещать, как здорово будет в дальнейшем. Ты мне просто нравишься. Не за что-то конкретное, а сам по себе. Подумай, многие называют определенные черты, которые хотят видеть в спутнике. Надежность, внимательность, верность, спокойствие, сообразительность, чувство юмора и такта... Но вспомни детей. Они не приносят больших зарплат, не разговаривают, не дарят дорогих подарков и конфет, только требуют внимания, плачут и пачкают пеленки. Но их любят и дорожат ими. Такими, какие они есть.

Альба отвернулся и вышел из палаты, решив, что как бы там не вышло, у него всегда будут цветы... А они никогда не предадут и не причинят боли. Он даже не подумал, что и тепла от них не получит. Поохотиться за счастьем рискнет далеко не каждый, боясь и помня – рядом со светом всегда соседствует тьма. Ведь доверие — обоюдоострый нож, он всегда ранит двоих.

Погода стояла ясная: ласково припекало солнышко, слабый ветерок шуршал листвой, в небе ни облачка.

Григорий потянул Мида к большому раскидистому каштану, росшему в глубине больничного двора, в стороне от многочисленных скамеек и дорожек. Там они и устроились, вдали от посторонних глаз. Бросив на прогретую за день землю прихваченное из палаты покрывало, Синицын сел, скрестив ноги. Выпущенный из сумки котенок вскарабкался на колени Миддлемисту, но рядом пролетела бабочка, и непоседа отправился догонять.

Грег отметил, как расслабился Альба, оказавшись на улице. Мид сидел, блаженно зажмурившись, и втягивал носом воздух. Он напоминал цветок, впитывающий солнечную энергию.

— Черт, я даже не подозревал, как соскучился по всему этому, — неопределенно развел руками Альба. — Ты чего так смотришь?

Синицын сидел напротив, голубые глаза радостно сверкали, а на губах играла улыбка.

— Тебе лучше не знать, — хмыкнул Грег.

— Такое чувство, будто взглядом раздевают, — усмехнулся Миддлемист, поглаживая рукой зеленую травку. На душе было легко и спокойно, хотелось развалиться на покрывале.

— Радуйся, что только ими, — демонстративно облизнулся Синицын. — Откуда ты только взялся?

— Итальянцы подослали, — не остался в долгу Мид и растянулся на покрывале, подложив руки под голову.

— Не понял. Это как? – поколебался Грег, но все же лег рядом, не касаясь парня и любуясь его профилем. Их разделяли какие-то двадцать сантиметров.

— Папа итальянец. Я родился в Палермо и жил там до пяти. Потом переехали сюда. Мама скучала по родине.

Мид вздрогнул, почувствовав, как котенок прыгнул на ногу и покосился на него. Повозившись еще немного, Тай перебрался на Грега и улегся у него на животе. Синицын потрепал сонную тушку, и звереныш растянулся, мелодично заурчав. Альб приподнялся на локте и погладил Тигренка, бросая короткие взгляды на Григория. Тот сделал вид, что не замечает этого.

— Понятно теперь, откуда взялся бронзовый оттенок кожи. А светлые волосы – от матери?

— Да, как и любовь к цветам. Они были ее страстью, — Мид задумался, давненько он не говорил о родителях.

— Палермо... По-финикийски – «цветок»?

— Да.

— Магия какая-то. Столько в тебе с цветами связано. Имя как у самого редкого из них. И родной город под стать. Профессия опять же.

— Бывает, — хмыкнул Мид.

— Да я не против. Тебе подходит такая неповторимость. Уехали навсегда?

— Мы каждое лето ездили в Палермо, — улегся обратно Мид. – Красивое место, мне не хватает его. Бывал там?

— Да, с сестрой. Она захотела посмотреть на церкви и капеллы, монастыри и соборы. Ей нравится архитектура, особенно храмов. Любит смотреть на здания и фотографировать, — улыбнулся Грег. — А потом на Сицилию не ездил?

— Нет. Как-то не получалось. Вроде есть желание и возможности, а что-то удерживает...

— Боишься? – Грег повернул голову к Миду, чтобы видеть его лицо. Ореховые глаза казались подернутыми дымкой воспоминаний. Отрешенный взгляд, устремленный в прошлое, не видел неба, просвечивающего сквозь листву.

— Чего? – нахмурился Мид и повернулся. Карие глаза встретились с голубыми.

Находясь так близко, Альба впервые отметил для себя, насколько красив Синицын. Он и раньше замечал это, но как-то вскользь, а сейчас все стало очевиднее: и ясный взгляд, и очаровательная ямочка на подбородке, да и волосы, оказывается, не такие темные, какими казались. Кожа выглядит такой гладкой, а губы более пухлыми, чем у него, у Мида.