Привет, любимая (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 47

      - Пусть вас мой характер не заботит. Вам со мной детей не крестить!

      - Допустим, - он отхлебнул остывший кофе. - М-м-м... Неплохо.

      Я насмешливо присела в книксене. Он поморщился.

      - Я вам ничего плохого не делал. Будьте повежливей!

      Резонно! Мне уже было немного стыдно за свою проповедь. Ладно, буду вежливей, если ему так хочется. Переломлю на десять минут свой исключительно мягкий характер. Но не больше, чем на десять минут. Нечего испытывать мое терпение.

      - Давайте решим ваши проблемы, - предложила я более миролюбиво. - И расстанемся друзьями. Что вы хотите?

      - Берете быка за рога? - он усмехнулся. - Не терпится меня выставить? Хм ... Хорошо. Отдайте папки с документами, и я уйду.

      У меня из прически выбилась вьющаяся прядка и упала на щеку. Поправлять было лень. Уж не на локон ли мой он так заглядывается?

      - Какие папки? Все документы я ему в чемодан положила.

      - Вы не поняли, - ответил мне мой деверь, с заискивающей улыбочкой протягивая пустую чашку.

      Еще кофе? Однако ... Я опять налила ему кофе. Теперь уже без фокусов.

      - Три красные папки, - пояснил он, с любопытством глядя на меня. - Там записи, истории болезней, рентгеновские снимки. Ну, все такое ... Михаил оставил их здесь.

      Теперь я поняла о чем речь. Эти папки валялись на шкафу. Сама их туда зашвырнула. На них, наверное, пылищи ...

      - А что же он сам за ними не зайдет?

      Сказала и внутренне сжалась. К чему, спрашивается, ляпнула? Сейчас получу в ответ, что меня видеть не хотят.

      - А он не может. Он в Африке. Их туда надо переслать.

      Боже, подумать только, куда он от меня спрятался. Ближе места не нашел?

      - Как он в Африке-то оказался? С клубом кинопутешественников?

      - Вы напрасно иронизируете, - нахмурился деверь. - Он там по контракту. На три года. Стажируется, если можно так сказать. В тяжелых, между прочим, условиях. Достойно представляет ...Союз нерушимый...

      Хорошо, что ему не взбрело в голову в Афган рвануть. Африка - это еще по-божески. Там не стреляют. Но слушать о Рыжем невыносимо.

      - Ладно, - я встала. - Сейчас принесу вам эти папки.

      Он поднялся вместе со мной. И пошел следом. Как телок на привязи.

      Ха! Пыли на этих папках действительно было невпроворот. Роман Анатольевич дождался, когда я их вытру мокрой тряпкой. Взял и сразу пошел в прихожую. Молодец! Понял абсолютно все, что хотели ему объяснить.

      Он неторопливо надел роскошный плащ. Небрежно накинул на шею шелковое кашне. Уже в дверях повернулся ко мне.

      - Аля! Возьмите мою визитку. Мало ли что понадобится? Только домой не звоните. Жена у меня ... Ну, вы понимаете ... Звоните на работу.

      Ага! Разбежалась. Завтра же и позвоню. Держи карман шире! Но визитку взяла. Никогда в жизни визитных карточек не видала. Только читала в книгах. Хоть в руках подержу.

      - До свидания, - он церемонно кивнул. - Вы очень интересная женщина, Александра Владимировна. Теперь я понимаю брата намного лучше. И больше не осуждаю. Жаль, раньше у нас не было случая познакомиться.

      Вот дурак! Я захлопнула за ним дверь. Уф-ф-ф... Ну и визит! Обалдеть. И пошла в комнату. Делиться с тетей Ниной.

* * *

      - Это что такое? - сердито сказала я тетке.

      - А что? - невинно спросила она, сияя глазами. - Ты о чем?

      - Вот об этом! - я показала рукой на кухонный стол. На нем красовались две бутылки: водка и шампанское.

      - Это Олег принес, - расплылась в улыбке тетя Нина. - Таня родила.

      - Ох, - всплеснула я руками. - Кого?

      - Девочку. Три шестьсот. Пятьдесят два сантиметра.

      - А где же он сам?

      - В магазин побежал. У нас хлеба не оказалось.

      - Ты могла мне раньше сказать, что хлеба нет? - возмутилась я, раздевая в комнате сына. - Когда мы с Ванечкой гулять пошли?

      - Я и сама забыла, что хлеба нет.

      Как можно забыть про отсутствие хлеба? Ведь едим в основном хлеб. Масла не достанешь. Сыр и колбаса - не по карману. Ими в доме давно не пахнет. На столе каждый день хлеб и рыба, как у древних греков. Жить становится все труднее. Кругом километровые очереди. Денег нет. Но и тетя Нина, и отец настаивали, чтобы я досидела с ребенком положенный год. Я злилась, ругалась. Тем не менее, отдавать Ванечку в ясли не поднималась рука. Правда, кое-какой выход нашелся. Договорилась в ЖЭК-е и теперь по вечерам за восемьдесят рублей в месяц я мыла два соседних подъезда в нашем доме. Быстро начала худеть. Необходимость покупать новую одежду отпала сама собой. Уже и старые вещи болтались на мне, как на вешалке. Отец с Евгенией помогали нам, чем могли. Да у них и самих доходы не бог весть какие. Иногда мне очень хотелось разреветься. Чем дальше, тем труднее приходилось. Ванечке была нужна шубка, валенки, много чего еще. Я просто выбивалась из сил. Оставалось только, сцепив зубы, не замечая, что жизнь отвратительна, продолжать тянуть свой воз. Когда хотелось плакать, я заставляла себя смеяться. Календари больше не существовали. Отсчет времени велся мной по событиям, выпадавшим из рядовых будней.

      - Привет, - сказал Олег, появляясь в прихожей с огромной теткиной сумкой в руках. Из сумки торчали свертки.

      - Олежка! - я бросилась к нему. - Поздравляю! Вы такие молодцы!

      - Позвони отцу, - скомандовал он, передавая мне сумку. - Пусть они с Евгенией заберут Ваньку. Я взял отгул. Ух, напьемся!

      Я счастливо засмеялась. У нас так давно не было никаких настоящих праздников.

* * *

      Девочку назвали Александрой. В мою честь. И я от гордости пол года задирала нос. Они летом крестили дочку. Это наводило на мысль, а не крестить ли и нам Ванечку? Ему шел второй год. Тетя Нина был "за" обеими руками. Меня мучили сомнения. Я не так давно вышла на работу. Что там скажут, если узнают? Например, Валька Прохоров, наш профсоюзный деятель, способен пронюхать об этом моментально. Конечно, крещение сына может сойти с рук. На дворе не семьдесят четвертый год, а восемьдесят четвертый. В последнее время многое людям сходит с рук. Но кто его знает? Я никак не могла сориентироваться. На работе происходили изменения, видные невооруженным глазом. Все вдруг увлеклись политикой. В курилках и коридорах громко обсуждались такие вещи, о которых раньше и подумать было страшно. Гуляли анекдоты - один хлеще другого. Все вдруг увлеклись политикой, кроме разных тетех вроде меня. Никогда не интересовалась ничем подобным. Величайшее событие последних лет, - смерть Брежнева, - прошло мимо моего сознания. Голова была забита совсем другими проблемами. В памяти от того времени осталось только одно: удивление при виде того, как страшно отец и тетя Нина паниковали - умер Брежнев! Ну и что? Умер и умер. Не вечно же человеку жить. И так всем давно надоел. Про Андропова я могла и не узнать, если бы тетя Нина, вернувшись однажды из магазина, не рассказала про облаву в универсаме. Черненко же совсем не стоил моего внимания. Однажды я видела по телевизору, как он вручал награды в Георгиевском зале. Этот божий одуванчик шатался от дряхлости. И без всякого ветра. Не сегодня, завтра покинет сей бренный мир. Нам с тетей Ниной от этого ни тепло, ни холодно. Зарплату все равно не повысят. Сослуживцы мои были иного мнения. Они яростно спорили при первом удобном случае. В разговорах проскакивала сногсшибательная информация. О некоторых вещах я раньше даже не подозревала. Начала прислушиваться к этим спорам. Иногда спрашивали и мое мнение. Вдруг стало ясно, насколько сильно я отстала от жизни. Ничего не понимаю. Ничего не знаю. Не о чем с людьми поговорить. Деревня деревней. Всегда считала, что главное - добросовестно работать, остальное - не моего ума дело. Теперь до меня доходило, что это не так. Пора собой всерьез заняться. Окончательно я это поняла, когда тетя Нина в декабре отмечала свой день рождения. Никогда не отмечала, а тут... Пятьдесят лет, как-никак.