Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 136

- И куда это тебя несет? - язвительно интересуется он. Пелл хранит молчание, но явно поддерживает деда в желании узнать, что я творю. - Полагаешь, что долг Старшего - это как парик, который можно сбросить с головы?

Вот он, давно ожидаемый упрек в том, что Старшинство мне не по плечам. Сердце дергает стыдом и сбывшимся страхом. Я всю жизнь боялся слов, подобных этим, изнывал от возможного упрека в неспособности справиться с обязанностями. Но на смену стыду приходит ошеломляющая легкость. Долг следует исполнять, кто спорит? Но его следует исполнять, как дышать, всем собою - а если это невозможно, то нужно найти в себе силы признать очевидное и передать драгоценный дар другому; тому, кто в состоянии хранить его за тебя. Именно это я делаю. Много ли проку семье от Старшего, который семью ненавидит?

- Долг, - сухо и назидательно продолжает Хар, приняв мое молчание за признак упорства, - следует исполнять всем сердцем, полным благодарности за такую ношу, когда предки смотрят на тебя с небес. Раньше я считал, что так с тобою и обстоят дела, ты же распустил себя настолько, что ребенок будет для тебя лучшей заменой? Действительно, такого Старшего даже твой дом не заслуживает.

- Как вам угодно, - справившись с зарождающимся гневом, отвечаю я. - Если это все, что вы мне хотели сказать...

- Все остальное, - ядовито перебивает он, - ты скажешь себе сам, если малодушие еще не перебороло в тебе совесть. Да, я прослежу, чтобы мой внук позаботился о твоей семье в силу своего разумения. Старшего я из него не готовил, но в ничтожество он Эйри впасть не даст. Тебе же на прощание я ни стану желать ничего: ни справедливости, потому что это немилосердно, ни положенной удачи - поскольку это неискренне.

День снаружи оказывается ярким и неожиданно теплым, облегчение накрывает с головой, невзирая на сумрачное молчание Пелла. Он не понимает, какой камень снял с моих плеч. Дом Хар возьмет моего наследника под опеку и позаботится о нем, как мог бы заботиться о своей ветви. Этого достаточно, чтобы я мог быть просто и незатейливо счастлив.

***

Вечерние переговоры со стряпчими проходят в бодром темпе: дискутируют в основном юристы, нам же с Кинти отводится роль статистов, восседающих по разные стороны стола и лишь изредка роняющих "да" или "нет" в ответ на прямые вопросы. Внушающий уважение многостраничный перечень имущества логично делится на неравные части: личное и семейное. Последнее, в свою очередь, распределяется между детьми, супруге назначается рента... остаток, положенный мне, пугающе незначителен в сравнении с общей суммой.

Впрочем, к результату я был готов, остается только придержать эмоции. Не в самих деньгах дело, но в спокойствии и возможностях, что они даруют. Наследный капитал никто и никогда не трогает без нужды, но само его наличие за спиной весьма греет душу. Теперь перестанет. Ощущение неуютное, словно панцирь содрали, но логика помогает справиться со страхом. Да, финансы, которыми я смогу располагать, соотносятся с теми, что есть у меня сейчас, как капля с морем, но на жизнь, и жизнь комфортную, их хватит.

Пятая часть ликвидных средств, проценты от семейного дела - Деррес мягко намекает мне на необходимость назначить управляющего, - и опека над личным капиталом. Делить фамильное гнездо - позор, так что пусть все остается как есть; зато у меня будет право вернуться и не встать перед запертой дверью собственного дома.

Адвокаты заканчивают оформление запросов, требований и доверенностей, я задаюсь вопросом о том, как и где провести сегодняшний вечер - в тихом доме невыносимо пусто, и тут у Кинти мурлычет комм, и она, глянув на номер, отходит в сторонку. Устраивает личную жизнь, думаю я.

- Да? Снова?! - Голос Кинти повышается чуть сильней, чем следовало бы. - Вы, профессионал, не можете справиться? Да. Я еду немедленно. Скажите это моему сыну.

Она оборачивается ко мне, бледная и решительная.

- Мне надо спешить, Иллуми. Лерой плохо себя чувствует.

Что за странный сегодня день.

- Что с ним? - сухо интересуюсь я. Не удивлюсь, если сейчас разыгрывается очередное представление ради того, чтобы хоть таким способом восстановить семейное единство. - Почему я узнаю о происходящим случайно?

- Полагаешь, я от тебя что-то специально скрываю? - ледяным тоном парирует Кинти, и, чуть смягчившись, добавляет: - Отдаленные последствия трансплантации, как говорит Эрни. Или мальчик слишком переволновался за вчерашний день. Ему сейчас подбирают препараты.

Эта обыденность не вяжется с тревогой, звучавшей в ее голосе несколькими минутами ранее. Или я снова обманываюсь, принимая провокацию за действительную проблему?

- Я ему позвоню попозже, - решаю, и получаю в ответ удивленный и встревоженный взгляд.

- Как хочешь, но пообещай мне не заводить с ним ссор, пожалуйста, - просит жена. - В последнее время ты его пугаешь, но, полагаю, не настолько, чтобы он не захотел с тобой говорить.

- У меня и в мыслях не было ссориться, - терпеливо отвечаю я, пропустив возможное обвинение мимо ушей, и иду провожать супругу до машины. Когда отношения заканчиваются, внешняя вежливость дается так легко.

- Лерой стремился после ранения скорее встать на ноги, спешил... я не могла ему запретить, - вздохнув, объясняет Кинти напоследок. - Ничего, Эрни должен с этим разобраться.

- Наверняка, - отзываюсь я. Машина стартует с места так, будто возомнила себя флайером, а я возвращаюсь в кабинет. Что бы ни было с Лероем, и как бы я ни относился к нему - о том, что дом Хар изъявил желание взять его под опеку, я ему обязан сказать лично.

Когда набранный номер, наконец, отвечает, я убеждаюсь в том, что выглядит Лерой неважно. Ему действительно плохо, если неподдельна неприятная бледность осунувшегося лица, круги под глазами и странное, осторожное выражение, какое бывает у человека, прислушивающегося к происходящему внутри. Я смотрю на лежащего в постели сына и пытаюсь понять, как же я теперь к нему отношусь.

Удивительно, но никак. Злоба растаяла, особой жалости я тоже не испытываю, ограничиваясь легким сожалением и умеренным сочувствием с тревогой напополам, каковые чувствовал бы к дальней родне.

Отрезанный ломоть.

К приветствию я добавляю официальное пожелания выздоровления, и удивление на юном лице понемногу тает.

- Спасибо за беспокойство, отец, мне уже лучше, - с положенной вежливостью благодарит Лерой. - Врачи известные перестраховщики.

Если это попытка пошутить, то очевидно неудачная.

- Учитывая ситуацию, - прохладно напоминаю я, - я буду рад, если ты отнесешься к их рекомендациям с почтением. Твоего выздоровления ждет не только семья, но и лорд Пелл Хар; он изъявил желание стать твоим покровителем, и я хотел бы, чтобы ты был в состоянии нанести ему положенный визит.

- Лорд Пелл согласился? - переспрашивает сын. - Прошу тебя, передай ему мою благодарность и заверения, что я постараюсь оправдать его ожидания.

Голос больного звучит твердо и четко: поневоле начнешь уважать это самообладание. Даже любопытство, вполне законное, придержал при себе, хотя желание узнать подробности Лероя, несомненно, мучит.

- Я надеюсь, - смягчившись, киваю я, - что вы с Пеллом найдете общий язык. Он мой друг. Весьма надежный.

Лери глубоко вдыхает. Готовится прощаться или успокаивает сердцебиение?

- Когда увидишь лорда Пелла, - старательно составляет он витиеватую фразу, - передай, ему, пожалуйста мои извинения за то, что я не засвидетельствовал ему пока что свое почтение. Я думал, что уже здоров, но...

Он машет и отводит глаза, мучимый неудобством. Выглядеть слабым передо мной сын никогда не любил; ведь я не раз одобрительно говорил ему, что вижу в нем копию себя и жду его взросления. За вынужденную, почти детскую, беспомощность Лерою неловко. Я уже собираюсь попрощаться, как он вдруг морщится и растерянным жестом трет ладонью ниже ключицы. Лицо у него становится озадаченным и испуганным, а медицинский браслет на запястье разражается нервным писком. Лери прикрывает его сложенной в чашечку ладонью, мимо экрана торопливо проходит появившийся Эрни... если это и спектакль, разыгрываемый для меня, то спектакль весьма хорошо срежиссированный и успешный.