Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 35

Я ничего не понимаю в происходящем, в который раз. Это не родственник, это минное поле, построенное по принципу головоломки без решения.

- Если ты хочешь уехать, то при чем тут я? Знаешь сам, я не желал бы твоего отъезда, и разрешения не дал бы, не будь тебе обязан.

Пожимает плечами. - Ты и не дал. Я не мог расторгнуть договор без твоего соизволения, сам знаешь. Вот, можешь убедиться, что все по правилам.

Машинально беру из его рук узкую пластиковую книжечку. Билеты на корабль - подписи, дата, время, номер рейса и число оформления заказа. Полторы недели от момента покупки билетов пролетели с невообразимой скоростью, о дате я забыл, аннулировать билет позабыл тоже, и теперь, когда до вылета осталось чуть более трех суток, компания-перевозчик потребовала подтверждения намерений, а подтверждать их, либо отказываться, должен я, и никто другой.

- Тебя попросили подтвердить заказ? - догадываюсь. Бюрократия неистребима, но неужели ее натиск на моего нового родича оказался настолько силен, что тот элементарно растерялся? Может, клерк компании был с ним невежлив? Или Эрик теперь полагает, что подобные переговоры я обязан вести за него, не возлагая на него необходимости общения с посторонними? В любом случае, это не повод брюзжать в ответ: «Нет, сделали предложение руки и сердца!»

- Эрик! - не выдерживаю я, рассердившись. Разве я обещал быть при нем нянькой? - Я уезжал в столицу на полсуток, о чем тебя предупредил. А если ты считаешь, что я обязан находиться рядом с тобой неотлучно - мог бы об этом сказать.

Ссора как жаркий огонь. Пожирает все, что находится в пределах ее досягаемости. Эрик тоже вспыхивает. Похоже, его эмоции лишь тлели под пеплом, и теперь мне придется выдержать приступ его язвительно дурного настроения. - Ну зачем же? - цедит он. - Ах да: напоминать мне застегивать штаны и закрывать воду в ванной. У меня ведь склероз. Совершенно не припоминаю, чтобы ты меня о чем-то предупреждал. Вот заговорил мне зубы, что, мол, днем поведешь меня выгуливать, - это было.

- Прогулку пришлось перенести, - развожу руками. - Я понимаю, тебе неприятно…

- Понимаешь? - колко и холодно переспрашивает Эрик. - Не думаю. И ты не думай, будто я считаю, что ты мне чем-то обязан. Просто не люблю ощущать себя идиотом. Если ты хочешь меня выставить из дома, не нужно строить хитрых комбинаций.

- Меня вынудили уехать дела. - Неужели это мне приходится оправдываться перед этим параноиком? Интонации собственного голоса кажутся чужими и постыдно жалкими. - Я не лгу тебе и не уезжал, как ты выражаешься, втихомолку, - добавляю уже сердито. - Пусть я не успел предупредить тебя лично, но отправил тебе сообщение об отъезде.

- Ничего я не получал, - коротко сообщает он с изрядной толикой недоверия к моим словам.

Я не привык, чтобы мне не верили, и не знаю, как поступать в подобных случаях. Единственный возможный вариант - почувствовать себя оскорбленным - не подходит. Но все же раздражение прорывается в коротком: - Я полагал, ты умеешь обращаться с техникой.

И ведь обращался же, я помню. Что за нелепость, обвинять меня в своей глупой ошибке.

Судя по покрасневшему лицу, барраярец готов полыхнуть и взорваться и лишь явным усилием сдерживается. В очередной раз возмутился, должно быть, неблагоприобретенным мифом о варваре, коим я его считаю. Комм, который он с третьей попытки выуживает из кармана, кажется, сейчас полетит мне в лицо. И на яростном «Уж поучи дикаря, будь добр!» мое терпение заканчивается.

- Я не привык, чтобы на меня кричали, - чувствуя, как гневом сводит лицо, информирую, - и не намерен привыкать впредь, останешься ты здесь или нет, прими к сведению.

- Не привыкай, - отрезает он, - скоро я перестану тебя обременять своим присутствием. - И совершенно нелогично добавляет: - Извини.

Как все дурно складывается. Дальше останется только выслушать демонстративно холодное "Прощай".

Комм падает из его ладони в мою, как раскаленный камушек. Барраярец явно старается даже нечаянно не коснуться моей руки. Что он сейчас испытывает: неловкость, оскорбленное негодование?

Просмотрев меню входящих сообщений, каковых не наблюдается, недоуменно тянусь за своим коммом. Список, исходящие... знакомый номер. Да, воистину неприятно чувствовать себя идиотом - это я осознаю в полной мере. Разумеется, я отправил сообщение - только на комм-пульт, стоящий в запертых сейчас городских покоях Эрика. Мой барраярец имел все основания негодовать, а я - разве что жаловаться на пресловутый собственный склероз.

- Прости, - неловко произношу. - Это мне следует учиться обращаться с техникой и слать сообщения по верным номерам. Приношу свои извинения.

- Говоришь, просто напутал? Не собирался устраняться и не вынуждал меня на отъезд? - ощетинивается недоверчиво. Ага, раздраженное шипение... и все же это шипят остывающие угли, на которые плеснули водой. Надеюсь, я понимаю верно: Эрик Форберг не потерял голову от злости окончательно и понимает, насколько беспрецедентно подобное извинение от Старшего.

- Нет, конечно. С чего ты взял такую глупость! - Мой затихающий испуг выплескивается раздражением. - Ты прекрасно знаешь, насколько я хочу, чтобы ты остался, и не повторяю это постоянно лишь потому, что... - "что стесняюсь упрашивать"? - ... что считаю нажим бестактным, а попытку удержать тебя силой - нечестной. Когда этот чертов рейс, - пробегаю глазами, - послезавтра? Погоди, я сейчас отменю заказ.

Тянусь к комму, и замираю на половине движения, остановленный твердым и тяжелым, как металл, взглядом серых глаз. - Можно? - До чего я дожил: прошу у него разрешения на разговор, который не только мое право, но и обязанность. Или я действительно должен заплатить теперь смирением за недопустимую рассеянность? И примет ли он эту плату? Боги, как же с ним трудно. Интересно, но трудно.

Неохотный кивок согласия служит мне разрешением. Чтобы провести разговор с транспортной компанией, мне нужны все бумаги. Эрик ведет меня в свою комнату, не оборачиваясь, даже спина у него упрямо застыла. Из ящика извлекается плотный и пухлый конверт, и я готов к разговору.

Беседа с клерком агентства, долгая и неприятная, расставляет все на положенные места. Клерк, как обычно, ни за что не отвечает, подпись Эрика зафиксирована отпечатком сетчатки. Многословные извинения служащего, кажется, успокаивают барраярца, внимательно наблюдающего за процессом морального расчленения, стирания в порошок и развеивания по ветру. Либо Эрик мстительно жесток, что менее вероятно, либо неприкрытое любование мучениями клерка (а я напугал того изрядно) - лишь знак утихающего дискомфорта. Но это лишь половина победы; менеджер, вторая на очереди жертва, будет на связи через час - «клянусь вам, милорд, приношу свои извинения, раньше никак невозможно!» - а я, спустив пар, лишаюсь избытка раздражения, но никак не неловкости.

- Я не стану спрашивать, веришь ли ты мне, - завершив разбирательство, сухо предупреждаю я. "Потому, что этот вопрос - вернейший признак того, что оправдывается виноватый". - Просто на будущее, и повторять дважды я не стану тоже. Что бы между нами ни случилось, я не стану прятаться за спины клерков, слуг и обстоятельств, манипулируя тобою окольными путями. Это доступно, Эрик, или мне выразиться иначе?

- Ну? - подумав, и глядя на меня со странным, неопределяемым выражением лица, интересуется он. - Выражайся. Ругаться ты не обучен, вряд ли мне угрожает некультурный шок.

Приходится объяснить проще.

- Ты не заслужил лжи.

- И вообще мало что заслужил, - мрачноватым, но неопасным тоном констатирует опустивший иглы барраярец. - Дурацкий был вчера день. Я уже всерьез уверился, что ты меня выставляешь. А от ссоры с тобою только шея разболелась.

Пожалуй, этот полунамек можно было бы назвать капитуляцией, если бы в этот раз победа была не за Эриком. А победившему полагается приз.

- Сядь, я тебе размассирую загривок, - предлагаю неожиданно для себя и без надежды на успех. Интересно, если я протяну к нему руку, он отпрянет или попытается мне ее сломать? Впрочем, сейчас агрессии в Эрике не чувствуется - ушла в ссоре, сгорела в успокоении, - и родич, как ни странно, ограничивается ворчливым: