Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 61

Договорив, он горестно обмякает в кресле. А я понимаю, что ложь неизбежна: быстрая, доверительная и способная убедить любого в том, что мой родич не страдает и никогда не страдал манией суицида.

- Можешь рассказать Слайку, как было дело, с моих слов, - пожав плечами, небрежно предлагаю я. - Это чушь, причем исключительно глупая. Эрик однажды чистил учебный пистолет, тот выстрелил, но за исключением немалого испуга и небольшой царапины на голове, дело обошлось.

- Эрик настолько неуклюж в обращении с этими ужасными штуками? - удивляется Фирн. Сам штатский, он тем не менее подозревает подвох, учитывая, сколько лет воевал мой барраярец.

- Это была модифицированная модель, ему незнакомая, - ничем не солгав, отвечаю. - На Барраяре таких нет. Вот ты, к примеру, сразу разберешься, что к чему, если тебе выдадут барраярский набор для живописи?

- А у вас есть живопись? - переспрашивает Фирн Эрика совершенно непосредственно, как мог бы спросить, знают ли барраярцы огонь, колесо и грамоту. Дальше они на пару сравнивают изысканность цетагандийской фантазии и роскошь барраярского реализма, а я получаю короткую передышку, чтобы мысленно залатать наиболее явные дыры высказанной лжи. Надо быть аккуратным. Мне надоели любые сплетни, касающиеся клана, и до сих пор я считал, что равнодушного невмешательства вполне достаточно, но история с Бонэ меня переубедила, а сейчас я лишь дополнительно уверился в своей правоте.

- Ладно, скажу Слайку хотя бы это, - вздыхает Фирн, возвращаясь к теме разговора.

- Я с ним поговорю, - обещаю, надеясь на то, что ложь во спасение не заставит Эрика во мне разочароваться. - Лично. А тебе я сейчас вызову машину. Цени мое милосердие - я даже не прочел тебе приличествующую случаю нотацию.

Гость, заручившись обещанием, отбывает, оставив меня в несколько расстроенных чувствах.

- Вот это, я понимаю, то самое пресловутое доброе утро, - не удержавшись, принимаюсь брюзжать, скрашивая недовольство завтраком. - И вот что делает с людьми творческая, черт бы ее драл, натура. А Слайк настолько бесталанен в других областях, что болтает он, как дышит, безостановочно и бесконтрольно. Ты представляешь, каково будет веселье, когда он явится в надежде поживиться эксклюзивной информацией?

- Если бы отвечал я, я бы сказал правду, - признается Эрик. Неожиданное нашествие, кажется, не слишком его шокировало. - Но тебе видней.

Я тоже сказал бы правду, признаться. Несколько дней тому назад, до того, как наше внезапное и взаимное увлечение заставило меня потерять голову, мне не составило бы труда сообщить Слайку и прочим о том, что да - барраярцы иногда совершают опасные глупости. Что же изменилось сейчас, и что заставило меня сначала сказать, и лишь потом подумать?

Защитная реакция. Почти неподвластный контролю рефлекс, заставляющий в первую очередь ринуться отражать атаку, и зачастую порождающий большее, а не меньшее, количество проблем.

- Хочешь, чтобы мне в твоем присутствии принялись демонстративно сочувствовать по поводу твоего суицидального синдрома? - язвительно интересуюсь, испытывая немалую неловкость. - Благодарю, не стоит.

Эрик предсказуемо хмурится, уязвленный то ли интонациями, то ли тем, что я принял решение лгать о нем, не спросив его самого. А стоило бы, тут я с ним согласен.

- Нет у меня никакого синдрома, - угрюмо констатирует он. - А твои цетагандийские приятели не способны понять, что счастье жить с ними на одной планете не компенсирует прочих обстоятельств жизни?

- А всем не объяснишь, - со вздохом объясняю собственный страх. - Слухи - одна из форм поведения толпы, к сожалению. И контролировать их можно только страхом. Как ни жаль, воззвания к логике и морали в данном случае бессильны.

- Что-то в твоих словах неправильно, - чешет в затылке Эрик. - Ах, да. Слухи обычно перебивают не страхом. Их высмеивают. Не поверишь, но это действеннее.

- Предлагаешь соглашаться и утрировать? - саркастически осведомляюсь я. - "Знаете ли, господа и дамы, вышибать мозги собственному младшему было весьма занимательной, но бессмысленной процедурой по причине отсутствия таковых"? Я не желаю делать нас обоих посмешищем для всей столицы.

Эрик едва заметно морщится. Кажется, мои слова ему неприятны так же, как и описываемая перспектива.

- Я не знаю, что у вас считается достойной шуткой, - соглашается он, наконец. - Но "разбирал оружие и попал себе в голову" - это само по себе анекдот. У нас был случай, не один даже - но этот самый наглядный. Одному парню досталось... ранение в башку, он своего имени, и то не помнил. Но когда давали ему оружие на сборку-разборку - справлялся, и держал только стволом от себя. Рефлексы. Так что, держу пари, твой Пелл в эту сказку не поверит ни на минуту, но из солидарности смолчит.

- Мне большего не нужно, - признав компромисс приемлемым, отвечаю я. - Не понимаю, отчего объектом пересудов должна быть именно моя семья. Неужели нет других тем для разговоров?

- У тебя мания величия, - с необидным смешком констатирует Эрик. Вид у него неожиданно умиротворенный, словно разговор его веселит, а не тревожит. - Ты всерьез думаешь, что языки чешут об тебя одного, а тому же Фирну не достается? Будет новая сенсация - какой-нибудь бедолага сотворит очередную глупость, - и прелесть новости "а у Иллуми настоящий ручной барраярец" кончится... Бороться со слухами - ловить пар руками. Вот сегодня мы с тобой запустили еще один: ты меня, оказывается, бьешь.

- Фирн никому не скажет, - вслух надеюсь я. - А мои слуги твердо знают, что происходящее в доме не должно выходить за его пределы, я плачу им еще и за это.

Эрик подсмеивается, намазывая тост маслом и с явным удовольствием похрустывая корочкой.

- Бедняга Фирн, - сочувствует он. - Я бы на его месте просто лопнул, если бы не поделился увиденным хотя бы с собственной подушкой. Кстати, а твои друзья женаты?

- Пелл разведен, у Арно весьма свободный образ жизни, - успокаиваю я, и добавляю: - А если Фирн примется болтать направо и налево, то со Слайком будет разбираться самостоятельно. Надеюсь, он это понимает.

- Значит, ограничится кругом в три человека. И твои друзья будут при следующей встрече глядеть на меня с жалостью, - решает Эрик, рассмеявшись и пряча неожиданный зевок прижатой ко рту ладонью. Не выспался, как и я, приходится это констатировать. - Когда ты подобрался к своему приятелю со пневмошприцем, я еще удивился такому нетипичному всплеску энергии в столь ранний час. Он ведь уже большой мальчик, и точно не твой подопечный?

- Фирну достался незаслуженно здоровый организм, - ворчу я, отставляя опустевшую чашку и подсаживаясь к любовнику поближе. - Стимулятор последнего поколения, явно превышенная доза, и после этого он еще на ногах держался, что удивительно. Это очень вредно. Иногда заканчивается комой или гибелью нервных тканей, так что лучше убрать эту дрянь из крови, пока она не начала распадаться на составляющие.

- И ты проделываешь с ним эту штуку уже не в первый раз? - интересуется мой барраярец.

- Не в первый, - вздыхаю, ероша стриженный затылок. - За два десятка лет нашего знакомства это превратилось в неприятную традицию. Фирну доставляет нездоровое удовольствие прогуливаться по грани безумия. Стимулирует творческие порывы, так он это объясняет. А мне не доставит удовольствия труп в гостиной, знаешь ли.

- Двадцать? Сколько же ему? - недоумевает Эрик. - Отмытым он смотрится, пожалуй, моложе меня. А на самом деле?

- Почти сколько тебе - Фирну тридцать четыре, он младше нас всех, - сообщаю, - и, думаю, именно по этой причине он каждый раз наносит семислойный грим, выходя из дома. Хотя его внешность и без того выигрышна.

- Фирн по вашим меркам считается красивым? - любопытствует Эрик и добавляет быстро, словно смутившись своего интереса к внешности другого мужчины. - А ты?

Приятная перемена. Ранее мой суровый родич не проявлял интереса к цетагандийским представлениям о прекрасном, и тем более в столь практическом приложении.