Прекрасная любимица (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 2
Проглотив ком в горле, сказал:
- Не мне мучиться, рожая их.
- Кажется, мое тело отлично справилось с этим. Скоро я вернусь на работу. Посмотри на нас. Мы сделали это.
Я нагнулся, снова пробуя ее кожу на вкус. Целуя ее живот.
Она потянула меня вверх, шепча на ухо:
- Скажи мне, что ты не был на седьмом небе от счастья, поселив свою дочь в моем животодомике.
Смеясь, я признался:
- О ней точно было легче заботиться, припрятав туда.
Она снова взглянула на меня, когда я, подавшись вперед, развел ее бедра коленом и разместился между ними, напрягаясь, ощущая жар и гладкость ее кожи подо мной:
- Все хорошо, любимая?
Ее дыхание стало рваным. Короткие вдохи и выдохи опаляли кожу на моей шее. Руками, скользнув ниже по спине, Сара сдернула мои боксеры до бедер:
- Да.
Положил палец ей в рот, смачивая, прежде чем коснуться ее лона. Застонал, потиравшись о ее бедро:
- Уверена? Не больно?
Сара рассматривала меня. Выражение ее лица изменилось, отчего невозможно было распознать, о чем именно она думает прямо сейчас :
- Я уверена.
- Вчера мы тоже занимались сексом, не хочу, чтобы тебе было больно, - объяснил я.
Она закрыла глаза, притянув мою голову к своей шее:
- Знаю, малыш.
Медленно скользнув вниз, я оставил поцелуй на ее подбородке и застонал.
Каждый раз… Каждый гребаный раз у меня возникает чувство, словно мне не насытиться ею. Вцепившись ногтями мне в спину, она застонала в облегчении.
- Иисус, Лепесточек. Ты божественна подо мной, - взяв одну ее грудь в ладонь, сжал, наслаждаясь каплей молока, скользнувшей на ладонь. - Блядь, - я едва ли владел собой. - Блядский дьявол…
- Что-то новенькое, - прошептала она, царапая мою спину.
Сжал челюсти, сдерживая признание, что вот-вот было готово сорваться с губ:
- Я чертовски люблю их. Прости, я знаю, что в основном эти девчонки - большая обуза для тебя, но, черт возьми, Лепесточек. Я обожаю твои сиськи прямо сейчас.
Я почувствовал, как она замерла подо мной, поэтому чуть сместился назад, чтобы видеть ее лицо.
- Что? - спросил я. - Я что-то не так сказал?
Она не выглядела расстроенной, скорее изумленной и, быть может, чуточку огорченной. Скользнув ножками вверх по моим бокам, она прошептала:
- С каких это пор ты извиняешься?
Улыбаясь, я нагнулся, целуя ее сладкие, полные, губки. Мое сердце забилось чаще; я все еще не был уверен, не обидел ли ее.
- Ты не должен извиняться, что мои сиськи тебя так возбуждают, - прошептала она мне на ухо: - Мне не хватает не оправдывающегося говнюка Стеллы.
Мгновенно во мне проснулся инстинкт показать ей - какой же я говнюк на самом деле: заведя ей руки за голову, войти одним резким толчком, наслаждаясь видом ее колыхающейся груди подо мной и трением ее сосков об мою грудь, распаляя вожделение. Но вместо этого я потихоньку задвигался над Сарой, убеждаясь, что не причиняю ей дискомфорта, наполняя ее.
Она схватила меня за задницу, подгоняя сильнее и жестче, отчего я старался дать ей больше, однако с каждым продвижением вперед чувствовал нечто новое, неизведанное в ней, что вновь соединяло нас.
Не торопись.
Медленнее.
Не торопись.
Медленнее.
Мы уже много раз занимались сексом после рождения дочери, однако еще не вернулись к временам необузданного родео, когда трахались на кухонном столе или на полу. К потным и безрассудным играм в клубе с поркой и связыванием. В те дни, когда я брал ее в самых непредсказуемых позах, иногда с наблюдателями-незнакомцами, а иногда просто с моей камерой в качестве единственного свидетеля. Однажды, я укусил ее в плечо так сильно, что пошла кровь, отчего она стала возбужденной дикаркой.
До и во время ее беременности, я никогда не замечал, насколько хрупкой она была.
И тогда она родила мне дочь: около девяти фунтов [прим.пер. - 4 килограмма] и более суток тяжелых родов. За два месяца после рождения Аннабель мы наделали много ошибок в роли новоиспеченных родителей, но двигались дальше, еще сильнее влюбляясь в нашу дочь, обуреваемые влюбленностью друг в друга, и стараясь урвать крошечные моменты на сон, как только появлялась возможность. В конечном итоге мы также научились осторожничать с шаловливыми руками и ртами, играя со словами и игрушками.
Примерно два месяца назад Сара сказала мне, что готова снова заняться любовью.
Поначалу я был немного напуган, но за одним поцелуем последовал другой, и вскоре я был тверже, чем мог себе припомнить за эти недели.
Звук, слетевший с ее губ, когда я впервые вошел в нее, навсегда останется эхом в моих мыслях. Пронзительный, прерывистый, неожиданный крик боли. Я немедленно остановился, и хотя она уверовала меня, что боль прошла, я не мог избавиться от чувства, словно теперь она ощущается иначе в моих руках: словно драгоценное сокровище, которое вот-вот может разбиться.
Мы пока не возвращались в клуб.
Мы даже еще не доставали камеру, за исключением моментов, когда хотели сфотографировать нашу малышку.
Мы не позволяли себе вольностей, лишь иногда шурша простынями, что уж говорить о сломанной мебели.
Однако здесь, в нашей кровати, когда она подо мной, жаждущая, стонущая, ее слова звучат эхом у меня в голове, отбивая ритм, каждое словно удар в барабан.
Мне не хватает не оправдывающегося говнюка Стеллы.
Она позволяет мне быть нежным. Она терпеливо ждет, чтобы затем погрузиться в глубины настоящего секса, о котором просит, глубже и глубже.
Она спросит: Не хочешь поиграть с нашей камерой сегодня?
Нет, Лепесточек, достаточно того, что ты просто рядом.
Ты иногда скучаешь по клубу?
Нет, Лепесточек, я счастлив здесь и сейчас, когда наша дочь спит прямо по коридору.
Тебе очень нравится смотреть на них, правда? Нравится их вкус?
Я хотел, чтобы она ни о чем не задумывалась. Чувствовала себя в безопасности и желанной. Я закрыл глаза, поглощенный парадоксальным чувством легкости, когда Сара медленно приближалась к оргазму подо мной, ощущая боль в груди при осознании того, что где-то преступив черту, я вовсе забыл о том, что нужно ей.
***
В четыре утра я сидел на полу детской, в то время как Сара кормила Аннабель. Небо за окном было насыщенного иссиня-черного цвета, и даже для этого часа на улицах Верхнего Ист-Сайда было довольно тихо.
- Ты не должен был вскакивать с нами, - прошептала она.
Сара твердит это фразу каждое утро, беспокоясь о моем недосыпе и предстоящем долгом рабочем дне. Но здесь, прямо сейчас, мое любимое время дня.
- Я укутаю ее потеплее и отправлюсь на пробежку, как вы закончите.
Сара наблюдала за мной в темноте:
- Я люблю тебя.
Сглотнул, кивая, стараясь побороть ком в горле, чтобы повторить это признание. Я едва уснул вчера ночью после осознания того, что так долго восхищался Мамочкой Сарой, что отчасти не позволял себе наслаждаться Сарой как женщиной.
- Что-то не так? - прошептала она, наблюдая за тем, как я напряжен.
- Думаю, нам нужно прийти к соглашению и вернуть прежних «нас» перед тем, как ты снова забеременеешь.
- «Нас»? - повторила она.
- Думаю, я слышал, о чем ты говорила прошлой ночью.
Она нахмурилась, отчего я сделал вывод, что Сара не совсем понимала, о чем именно я говорил:
- Правда?
- Я хочу снова стать тем мужем, который тебе нужен. Фотографии. Съемка на камеру. Осознание того, что я удовлетворяю твои потребности. Мне бы хотелось иногда побыть Самим собой, - сказал я, и она засмеялась, прикрыв лот ладошкой, когда малышка с удивлением оторвалась от ее груди.
- Ш-ш-ш, ш-ш-ш, - прошептала она ей, - иди-ка сюда.
- Может быть, мама сможет приглядеть за Любимицей, и мы начнем с ужина? Медленно двигаясь к чему-то большему?
Она снова посмотрела на меня, распахнув глаза: