Вещий сон, или Интуиция (СИ) - Чайка София. Страница 45

— Папа?

— Ага. Он думает, что Хелена — твой билет в светлое будущее.

Он действительно, многого не замечал. Оказывается, у его отца тоже есть свои тайные планы.

— Что еще ты заметила?

— Еще Хелена смотрит на нас, как на… второй сорт, что ли.

— Только что ты говорила, что она хочет за меня замуж.

— Хочет. Она же не дура. Ты — красивый, перспективный, умный.

— Ты так думаешь?

Остапу польстили ее слова, хотя он и считал, что ей не хватает объективности. Беспокоило его другое. Он вдруг понял, что сестра выросла. Интересно, ей нравится какой-нибудь мальчик? Хотя, вряд ли она ответит, если он спросит.

— Да, считаю. А вот мы с папой ей не по душе. Такое впечатление, что она говорит со мной через силу, а с папой — по необходимости. Только он этого не видит. А вот Яна, она обращается ко мне так, словно я ей интересна.

— Думаю, что ты ей, на самом деле, интересна.

— Обязательно разберусь с этим при личной встрече.

Личная встреча. Скорее бы поправился отец.

— Ты знаешь, я рад, что ты встряла в нашу беседу.

— Это хорошо. Я думала, что ты будешь ругаться.

— Неужели?

Тамара рассмеялась, пританцовывая, обняла и чмокнула в щеку.

— Нет. Ты — самый лучший брат в мире. А я — самая лучшая сестра.

— Главное, скромная, — расхохотался Остап.

— Кому в наше время нужна скромность?

— Мне.

— Поэтому я и напомнила тебе про скайп.

Как же здорово, иметь внимательную и сообразительную сестру, подумал Остап, продолжая подшучивать над Тамарой. Весь последующий день Остапа не покидало хорошее настроение.

Несмотря на то, что официально Остап считался в отпуске, дома он находился ровно столько, сколько требовалось для благополучия сестры. Починив все, что нуждалось в ремонте, большую часть суток Остап проводил в больнице — рядом с отцом и на операциях, наблюдая и обучаясь новому.

В начале следующей недели Эрик Вильсон сообщил, что лечение отца можно продолжить в амбулаторных условиях. Остап и сам заметил, что отец выглядит значительно лучше, чем в день его приезда. Он поблагодарил доктора, получил рецепты нужных лекарств и отправился вместе с отцом домой.

К их возвращению небольшая по здешним меркам квартира была тщательно убрана Тамарой. Подвиг с ее стороны. Девочка не слишком любила это дело, но по такому случаю расстаралась. Она даже поставила у кровати отца букет весенних цветов и испекла пирог из готового слоеного теста. Более того, Тамара удержалась от замечаний, когда отец выпил чай с пирогом и не похвалил дочь.

Остап поблагодарил девочку за двоих и поцеловал ее в макушку.

Она убежала к подружке делать уроки, а отец устроился возле телевизора и начал возмущаться, что сын истратил слишком много денег на лекарства. Остап не стал комментировать раздраженную речь. Он знал, что деньги, то есть их ограниченное количество, больной вопрос для Богдана Дороша. Из-за них он приехал в чужую страну и тяжело работал, чтобы обеспечить семью. В первые годы им пришлось отказывать себе во многом, но сейчас дело обстояло значительно лучше. К сожалению, отец так и не научился тратить заработанное на мелочи, без которых можно обойтись. Лекарства, конечно, не относились к этой категории, но отец все равно считал их лишними, пытаясь ограничиться минимумом.

Вместо привычного спора о таблетках, Остап решил поговорить о том, что долго откладывал, потому что отец находился в больнице. Он сел в соседнее кресло и включил спортивный канал.

— Мне нужно ехать, папа. — Он посмотрел на отца, но тот, казалось, не слышал его слов. Или не хотел слышать. — Через пару дней.

— Почему такая спешка? Ты только приехал. И вообще…

— Что?

— Не понимаю, почему должен ехать именно ты? Как я понял, почти все отлажено.

— Не все.

— Остались какие-то мелочи. Ты нужен здесь.

— Родзинский дал добро.

— Начальство — это важно. А как же мы — я и Мара? О нас ты подумал?

— Папа, ты в порядке. Почти, но остальное — дело времени. Вильсон сказал, что кардиограмма — не хуже, чем перед моим прошлым отъездом. Что касается Мары — ты присмотришь за ней, как было всегда.

— Присмотришь! — В голосе отца звучала горечь, но Остап не понимал, в чем причина. — Все спихнули на старика.

— Пап, тебе только шестьдесят с хвостиком, и прежде у тебя не возникало проблем с Тамарой. Что изменилось?

— Значит, ты не понимаешь?

— Признаться, нет. Сам прекрасно знаешь, что стенокардию излечить трудно. Не мне тебя учить. С ней лишь можно бороться, принимая необходимые таблетки. Регулярно. Если только ты не решишься на операцию.

— Не хочу.

— Можно было догадаться. Значит, пей лекарства и объясни, в конце концов, в чем проблема. Моя первая командировка не вызывала у тебя негативные чувства. Ты даже радовался, насколько я помню.

— Тогда я не подозревал, что все так обернется.

Срывающиеся нотки в голосе отца, похожие на интонацию капризного ребенка, заставили Остапа продолжить разговор, но более мягким тоном.

— Папа, пожалуйста, не нервничай. Прекрати переживать. Поверь, причин нет.

— Как я могу не беспокоиться, когда…

— Что? Договаривай. Мы должны это выяснить, иначе не найдем компромисс.

— Компромисс? Что ты хочешь этим сказать? — Остап думал над тем, как все объяснить отцу, но сделать это деликатно, и поэтому задержался с ответом. — Значит, если я буду против, ты все равно улетишь?

Остап смотрел на него, пытаясь догадаться о причинах подобного негативизма к его поездке, но ни одна более-менее уважительная причина, кроме состояния здоровья отца, не приходила ему в голову.

Сейчас опасность миновала, все более-менее образовалось. Тогда что? Отец не относится к неженкам и трусам. Он никогда ничего не боялся, во всяком случае, до недавних пор. О его приверженности работе ходили легенды, а теперь он предлагает сыну отказаться от командировки, запланированной руководством? Что-то не укладывалось в привычную схему восприятия отца и очень беспокоило Остапа.

— Папа, хочу напомнить, что это ты настаивал, чтобы я принял предложение и отправился на Украину. Говорил, что это почетная миссия и своеобразное признание. Ты гордился мной! Разве нет?

— Я и сейчас горжусь, — тихо и как-то устало произнес отец, переключая телевизионные каналы. — Только…

Он снова замолчал, и Остапу, чтобы не повысить тон, пришлось напомнить себе, что отец только что из больницы.

— Что изменилось? Меня по-прежнему уважают. Мне доверяют. Меня ждут.

— Не сомневаюсь. Эти барышни, жаждущие лучшей жизни, так и ждут, чтобы заарканить кого-то из-за границы. А тут такой случай, подходящий.

Остап не мог поверить, что этот исходящий злобой человек, сидящий рядом, его родной отец. Вначале он подумал, что тот имеет в виду его мать, но потом все понял, хотя и надеялся, что неправильно.

Неужели в этом причина обострения болезни отца и его отрицательного отношения к новой поездке сына?

— Кто рассказал тебе о Яне? Хелена?

— Ты. — Сказать, что он удивился, ничего не сказать. Остап точно помнил, что ничего подобного отцу не говорил. — Я сразу понял, что там, — отец мотнул головой в неизвестном направлении, — тебя кто-то заинтересовал. Вначале я забеспокоился, но потом рассудил, что это временное явление. Случайное помутнение рассудка, как бывает у мужчин твоего возраста. Да что там, я сам был таким. Ты вернулся, и я надеялся, что все осталось в прошлом. Но однажды… Сын, ты разговариваешь, когда спишь. Знаешь об этом? — Остап отрицательно покачал головой, уже начиная понимать, но желая дослушать. — Ты звал ее во сне.

Остап не знал, что отец заходит в его комнату по ночам. Возможно, он слишком громко говорил, а папе не спалось? Интересно, как часто это происходит, и почему отец признался только теперь? Это важный факт, ведь он часто дежурит ночью и может уснуть в любой обстановке и разном обществе. Стало как-то обидно, что старший Дорош не сообщил ему этого раньше. А о том, что знает о Яне — особенно. Он заставил себя проглотить обиду.