Кошки-мышки - Паттерсон Джеймс. Страница 1

Джеймс Паттерсон

Кошки-мышки

Пролог

Поймать паука

Глава 1

Дом Кросса находился всего в двадцати шагах, и это обстоятельство вызывало у Гэри Сонеджи приятную дрожь. Выдержанное в викторианском стиле строение, крытое белым гонтом, отличалось удивительной ухоженностью. Сонеджи, наблюдавший за домом через Пятую улицу, медленно оскалил зубы, что вполне могло сойти за уродливую улыбку. Все складывалось превосходно. Он явился сюда за тем, чтобы расправиться с Алексом Кроссом и его семьей.

Глаза Сонеджи перебегали от окна к окну, фиксируя все: от накрахмаленных белых кружевных занавесок и старенького рояля на веранде до запутавшегося в водосточной трубе у крыши воздушного змея с изображением Бэтмена и Робина. «А змей-то Деймона», – подумал Гэри.

Пару раз его взгляд улавливал силуэт пожилой женщины – бабушки Кросса – неторопливо проплывавший за занавесками окон первого этажа.

Долгая бессмысленная жизнь Бабули Паны вскоре должна была закончиться. От сознания этого Сонеджи почувствовал себя еще лучше. «Наслаждайся каждым мгновением. Остановись и ощути запах роз, – напомнил он себе. – Вдохни аромат, а затем сожри розы Кросса от лепестков до шипов».

Наконец, соблюдая осторожность и держась в тени, Сонеджи медленно пересек улицу, после чего растворился среди подстриженной аллеи, тисы которой, словно часовые, выстроились перед домом.

Бесшумно он подобрался к выбеленной двери подвала, расположенной со стороны веранды, неподалеку от кухни. Подвал закрывался на висячий замок, справиться с которым для Сонеджи не представляло труда.

Итак, он в доме Кросса!

Сонеджи находился в подвале: это помещение было ключом для тех, кто искал такие ключи, и стоило тысячи слов. Оно было достойно тысяч страниц следственных отчетов и тысяч фотографий.

Подвал играл важнейшую роль в ближайших планах Гэри – в планах убийства Кросса и его близких!

В помещении не было больших окон, но Сонеджи предпочел не рисковать и не включать свет. Достаточно было и луча фонарика, чтобы оглядеться, увидеть некоторые дополнительные подробности быта семьи и подогреть собственную ненависть, хотя она и без того выплескивалась через край.

Пол здесь был тщательно подметен, как Гэри и ожидал. Инструменты Кросса аккуратно располагались над верстаком. Рядом на крючке висела не первой свежести бейсболка с символикой Джорджтаунского университета. Не в силах преодолеть искушение, Сонеджи напялил ее себе на голову.

Затем он дотронулся до стопки белья, сложенного на деревянном столе и приготовленного для стирки. Это давало Гэри ощущение близости с уже обреченной семьей. Сейчас он презирал ее больше, чем когда-либо. Его пальцы пробежались по лифчику старухи, больше напоминавшему своими размерами гамак, дотронулись до нижнего белья сына Кросса. В этот момент он ощущал себя полным дерьмом и был в восторге от этого чувства.

Потом в руках Сонеджи оказался маленький красный свитер, принадлежащий, скорее всего, дочери Алекса Дженни. Гэри прижал его к лицу, пытаясь уловить запах девочки. Он заранее предвкушал удовольствие, с каким будет убивать ее, и желал только, чтобы это происходило на глазах самого Кросса.

Его взгляд остановился на старой боксерской груше и перчатках, висевших рядом с тапочками на одном из гвоздей. Этими вещицами наверняка владел Деймон, сын Кросса, которому сейчас уже исполнилось девять лет. Вообразив себе, как Кросс-младший колотит грушу, Сонеджи с наслаждением представил, как вышибет сердце из груди мальчишки.

Наконец, Гэри выключил фонарик и очутился в полной темноте. Когда-то он стяжал себе славу знаменитого убийцы и похитителя детей. Вскоре он снова вернет ее себе. Он вернулся, кипя местью, от которой содрогнутся все вокруг.

Присев и сложив руки на коленях, Сонеджи удовлетворенно вздохнул. Паутина была сплетена идеально.

Алекс Кросс скоро умрет. Как, впрочем, и все те, кого он любит.

Глава 2

Убийца, терроризировавший всю Европу, звался просто мистер Смит. Без всякого имени. Смитом он сделался благодаря бостонским журналистам, а затем и вся полиция называла его не иначе. Он сразу же смирился с данным ему прозвищем: так дети воспринимают имя, присвоенное им родителями, каким бы неблагозвучным или прозаическим оно ни казалось на первый взгляд.

Мистер Смиттак мистер Смит.

Хотя некий пунктик, касающийся фамилий и имен, у него был. Мистер Смит даже был одержим этим. Имена жертв всегда ярко горели и в голове, и в сердце Смита.

Самую первую жертву звали Изабеллой Калайс. После нее шли Стефани Микаэла Папт, Ивонна Урсула Дэвис, Роберт Майкл Нил и длинная вереница других.

Смит знал этот список наизусть и мог воспроизвести его хоть в хронологическом, хоть в алфавитном порядке. Словно от этого зависела победа в лотерее или какой-нибудь замысловатой телеигре. Впрочем, его преступления имели некий смысл, и Смит действительно собирался выиграть по-крупному. Хотя до сих пор никто не мог этого понять. Ни прославленные агенты ФБР, ни легендарные сотрудники Интерпола, ни знаменитые сыщики Скотланд-Ярда. Да и вообще ни единый полицейский из тех городов, где ему приходилось совершать убийства.

Никто не мог даже представить секретного принципа, по которому он выбирал свои жертвы, начиная с Изабеллы Калайс (а это произошло в Кембридже, штат Массачусетс еще 22 марта 1993 года) и заканчивая сегодняшней – в Лондоне.

Сегодня жертвой стал Дрю Кэбот – старший инспектор полиции. Специалист по самым безнадежным и грязным делам. Умник, которому удалось совсем недавно арестовать одного из главарей ИРА. Убийство такого чина должно было или свести с ума весь город, или наэлектризовать обстановку в нем до предела. Утонченный и цивилизованный Лондон обожал громкие кровавые убийства не меньше, чем любой захолустный городишко.

В этот день мистер Смит «работал» в элитном изысканном районе Найтсбридж. Он явился сюда, чтобы, как писали газеты, изучать «человеческую расу». С их легкой руки к Смиту приклеилось еще одно прозвище – «Чужой». В основе газетной теории лежало предположение, что мистер Смит – какой-то инопланетянин. Ни одному человеку не под силу вершить то, что удавалось ему. По крайней мере, так утверждали газеты и в Лондоне, и во всей Европе.

Мистер Смит, нагнувшись, нашептывал всякую всячину в самое ухо Дрю Кэбота, и это придавало убийству особый оттенок интимности. Любое преступление ассоциировалось у «Чужого» с музыкой. Сегодня это была увертюра к «Дону Жуану», – подобная театральщина казалась ему всегда уместной.

Опера как нельзя лучше соответствовала процессу вскрытия «на живую».

– Через десять минут после твоей смерти, – вкрадчиво говорил Смит, – мухи уже учуют тончайшие миазмы, сопровождающие разложение плоти. Зеленые мухи примутся откладывать крошечные яички во все отверстия твоего тела. Забавно, но это напоминает иронию доктора Сеусса: «зеленые мухи на ветчине». Я не знаю, что он имел в виду, но сама ассоциация пришлась мне по вкусу.

Дрю Кэбот потерял много крови, но пока находился в сознании. Он был достаточно крепким: высокий, светловолосый мужчина из породы людей, девизом которых стало «никогда не говори никогда». Инспектор лишь мотал головой, пока Смит, наконец, не извлек у него изо рта кляп.

– В чем дело, Дрю? – поинтересовался он. – Ну, скажи что-нибудь.

– У меня жена и двое детей, – прошептал тот. – Почему ты выбрал именно меня? Почему?

– Ну, скажем, потому, что тебя зовут Дрю Кэбот. Вот так все просто и без сантиментов. Ты являешься лишь фрагментом мозаики.

Он снова сунул кляп в рот инспектору. Хватит пустой болтовни!

Мистер Смит продолжал внимательно следить за Дрю, одновременно делая под звуки музыки следующий хирургический надрез на теле.