Кошки-мышки - Паттерсон Джеймс. Страница 69

Я только улыбнулся и покачал головой, размышляя при этом, откуда у нее берутся такие мысли. Нана клянется, что Дженни умеет рассуждать самостоятельно, не прислушиваясь к разговорам взрослых.

– Ты не против моего сегодняшнего плана относительно ужина? – осторожно начал я, пытаясь действовать как можно тактичней.

– Конечно, нет! – просияла Дженни. – Никаких проблем. Я же обожаю всякие вечеринки.

– А Деймон? Как он относится к тому, что придет Кристина? – не отставал я от своей наперстницы.

– Он немного побаивается, потому что все-таки Кристина – наш директор. Но он держится стойко. Ты же знаешь Деймона. Настоящий мужчина.

Я кивнул.

– Значит, стойкий парень, говоришь? И никаких проблем насчет вечеринки? А ты-то сама ничуточки не боишься? – подзадорил я дочку.

Но Дженни тут же отрицательно помотала головой:

– Не-а. А чего мне бояться? Кто же пугается вечеринок и ужинов?

Да, Дженни была умна не по годам и к тому же обладала изумительной проницательностью. Сейчас мне показалось, что я разговариваю со взрослым и мудрым человеком. К тому же Дженни поражала меня и как поэт, и как философ. Когда-нибудь она составит настоящую конкуренцию таким личностям, как Майя Энджелу и Тони Моррисон. И мне, как отцу, это очень льстило.

– А тебе все равно надо продолжать гоняться за ним? – наконец, спросила Дженни. – За этой задницей мистером Смитом? Да, наверное, – ответила она сама на свой же вопрос.

– Я ведь стараюсь, как могу, – вспомнил я слова дочери.

Дженни встала на цыпочки, а я наклонился, но уже не так низко, как это бывало раньше. Она чмокнула меня в щеку. Наконец-то, я получил свой любимый «губной шлепок», как Дженни называла поцелуи.

– Ты действительно трудишься как пчелка, – напомнила мне Дженни одно из любимых выражений Бабу ли Наны.

– У-у-у! – с громким устрашающим криком из-за ряда, где выстроились бутылки и банки со всевозможными газированными напитками, высунулся Деймон.

Его голова оказалась окруженной сине-красно-белым морем пепси-колы. Я придвинул его поближе и тоже поцеловал в щеку. Потом я чмокнул его в макушку и долго не отпускал. Точно так же мне хотелось, чтобы со мной поступал отец, когда я был маленьким мальчиком. После этого мы устроили в универсаме небольшой спектакль с криками и беготней.

Господи, как же я люблю своих малышей, и в какую сложную дилемму выливается эта любовь! «Глок» на ноге весил, наверное, с тонну, и сейчас больше напоминал раскаленную кочергу, только что вынутую из горячей печи. Мне захотелось тут же избавиться от пистолета и больше никогда не надевать его снова.

При этом я прекрасно отдавал себе отчет в том, что не смогу этого сделать. Где-то на свободе еще разгуливал Томас Пирс. Как и мистер Смит, как и все ему подобные. По какой-то причине я верил, что только в мои непосредственные обязанности входит истребление этих гадов. Я нес прямую ответственность за то, чтобы в мире стало хоть немного безопаснее.

– Папочка, приземлись, – послышался голос Дженни, и я увидел ее нахмуренные брови. – Видишь? Ты опять куда-то улетел. Ты был там вместе с мистером Смитом, да?

Глава 120

Кристина может помочь тебе. Если, конечно, тебя в нынешнем состоянии вообще можно спасти.

Я подкатил к дому Кристины примерно в половине седьмого вечера. Мы договорились, что я заеду за ней в Митчелвилл. У меня снова разболелся бок, и я ощущал себя самым настоящим калекой, однако пропустить такой великолепный вечер я, конечно, не мог.

Кристина вышла ко мне в солнечном оранжево-красном платье и босоножках на высоком каблуке. Она выглядела даже лучше, чем просто восхитительно. На груди у нее была приколота брошка с крошечными серебряными колокольчиками. Итак, она действительно явилась ко мне «со звонком», как и обещала.

– Колокольчики, – улыбнулся я. – Маленькие звоночки.

– Вот видишь, – довольно кивнула она. – А ты, наверное, подумал, что я шучу.

Я обнял ее прямо на пороге кирпичного дома, где нас окружали цветущие белые и красные розы. Потом я еще теснее прижал Кристину к своей груди, и наши губы слились в поцелуе.

Я совершенно растворился в ее сладких устах и жарких объятиях. Моя рука, как мне показалось, сама собой взлетела вверх к ее лицу, и я стал касаться пальцами ее скул, потом носа и век.

Чувство близости с любимым человеком было ошеломляющим. Я так соскучился по нему, и теперь полностью наслаждался нахлынувшими на меня ощущениями.

Когда я, наконец, открыл глаза, то увидел, что Кристина внимательно смотрит на меня. У нее был очень выразительный взгляд, отражавший всю ее прекрасную душу.

– Мне очень нравится, когда ты обнимаешь меня, – прошептала Кристина, но глаза ее говорили о гораздо большем, чем эти незамысловатые слова. – Мне нравятся твои прикосновения.

Мы вошли в дом, и я снова поцеловал ее.

– У нас есть время? – рассмеялась Кристина.

– Ш-ш-ш, – я прижал палец к губам. – Об этом думают только сумасшедшие. Разве мы такие?

– Конечно.

Яркое оранжево-красное платье в один момент оказалось на полу. Мне нравилось прикасаться к тонкому шелку, но кожа Кристины была, конечно, куда приятней самой дорогой ткани. Мне почудилось, что все это уже происходило в моей жизни, что я вот так же раздевал Кристину у нее дома. Очевидно, я просто очень долго мечтал об этих секундах, и вот теперь мое желание, наконец, сбылось.

Она сама помогла мне справиться с белым кружевным бюстгальтером. Так же, в четыре руки, мы избавились от ее изящных трусиков. Мы остались абсолютно обнаженными, если не считать ожерелья с огненным опалом, украшавшим шею Кристины. На память пришли строки, в которых говорилось что-то о красоте тел любовников, но поэт, как истинный художник, акцентировал внимание на каком-нибудь ярком украшении. По-моему, это был Бодлер. Я нежно куснул Кристину за плечо, и она ответила мне тем же.

Моя мужская плоть отвердела почти до боли, но то были сладкие муки, дававшие мне ощущение собственной мощи и силы. Я полностью принадлежал этой женщине, возбуждавшей меня каждым дюймом своего тела.

– Ты знаешь, – шепнул я, – когда-нибудь ты сведешь меня с ума.

– Совсем или чуть-чуть?

Мои губы скользили по ее груди и животу. Кожа Кристины едва уловимо пахла духами. Я целовал ее лоно, а она нежно произносила мое имя. Потом ее тон изменился, стал призывным, и я вошел в нее, прижав, почти вдавив Кристину в стену гостиной.

– Я люблю тебя, – прошептал я.

– Я люблю тебя, Алекс, – эхом отозвалась она.

Кристина была нежной, сильной и грациозной одновременно. Мы начали танцевать, и это не было метафорой: мы действительно плавно закружились в танце.

Я упивался ее чудесным голосом, страстными вскриками и, когда она тихонько запела, я подхватил мелодию вместе с ней.

Не знаю, как долго это продолжалось: время просто утратило свой смысл. Это было и вечным, и настоящим.

Мы с Кристиной вспотели, так что даже стена за ее спиной стала влажной и скользкой. Дикий порыв сменился плавным неспешным ритмом, который захватывал еще больше. Я ощущал, что без этих мгновений жизнь просто потеряет значение.

Кристина как бы сжалась вокруг меня, ограничивая мои движения, а потом вдруг раскрылась, словно цветок, и я проник в нее до упора. Нас обоих сотрясало от страсти, и это продолжалось до тех пор, пока мы одновременно не испытали оргазм. Мы шептали друг другу бесконечное «да, да, да» и словно растворялись. Мы полностью отдались своим ощущениям, зная, что никто не в силах помешать нам сейчас. Никто, даже Томас Пирс.

– Эй, – еле слышно произнес я. – Я уже говорил, что люблю тебя?

– Да, но можешь повторить это еще раз.

Глава 121

Дети, как правило, оказываются гораздо умнее, чем считают их же собственные родители. Дети знают практически все и догадываются о некоторых вещах раньше, чем до этого додумаются сами взрослые.