Рассвет в ночи (СИ) - Крол Анна. Страница 40

  - И пианино настроит, - Пропел ласковый голосок под самым ухом. - И готовит не хуже шеф-повара, и водит, как Шумахер, и даже плавает так, что рыбы мрут от зависти!.. Чего же ты не умеешь, Константин?

  Прикрывая глаза, Он прогнулся в спине, когда руки её вновь вернулись на пресс, выдавил хрипло, еле-слышно:

  - Любить?

  Светлана в долю секунды очутилась пред Его лицом, руки властно обняли шею. Поднявшись на цыпочках, смотря Ему прямо в глаза и почти касаясь губами Его приоткрытых губ, девочка прошептала:

  - Не обманывай... себя.

  И засмеявшись вдруг, хлопнула ладонью по воде, окатывая Его фонтаном брызг, визжа, кинулась наутек от Его праведного гнева, но все же была поймана и завалена в волны у самого берега. А потом они лежали на широком покрывале - Он на животе, а Светлана поверх Его спины, сжав коленками Его ноги и уткнувшись носом Ему в шею. Влажные губы и кончик языка ласкали Его ухо, теплое дыхание щекотало кожу до такой степени, что Он безудержно улыбался и ничего не мог с собой поделать.

  - Ты что, серьгу носил? - Изумилась Светлана, видимо, обнаружив небольшой шрамик, оставшийся на месте заросшей дырочки в мочке.

  - Ну да, - Ответил Он просто. - И волосы до плеч. И в рок-группе на гитаре играл. Пока в университете учился.

  - А в подростковом возрасте с ирокезом ходил? - Рассмеялась Светлана, тут же слепляя Его мокрые волосы в гребешок.

  - Нет, до восемнадцати лет я был образцово-показательным мальчиком! - Встряхнул Он головой, орошая визжащую Светлану моросью, сорвавшейся с волос, шевельнул плечом, - А ну-ка слезай с меня, а то след в форме твоего тела останется!

  - Ну и пусть! - Вредно заявила Светлана, упираясь локтями Ему в лопатки. - Зато все видеть будут, что у тебя я есть. Вот приедет Жанна, а у тебя на спине я...

  - Спину мою Жанна больше не увидит. - Отрезал Он, перехватил шутливо сопротивляющуюся Светлану поперек тела и, перетащив со спины, зажал под собой. - Разве что, если встретит нас с тобою на пляже.

  Темно-серые глаза, отражающие бегущие по небу облака, смотрели на Него в нескрываемом восторге. Не сдержав порыва, Он стиснул коленями её бедра и впился в губы с жадностью голодного зверя. Лишь чудом пришел в себя, выпустил томно выдохнувшую Светлану из крепкой хватки, спросил тихо:

  - Мы же всё лето будем ездить на море?

  Свет в серых глазах померк, отражения облаков спрятались в густой сеточке ресниц, Светлана обратила лицо в сторону моря, произнесла задумчиво:

  - Не хочу думать о будущем... Не желаю знать, что будет завтра, через час, в следующую секунду... Я всю жизнь просчитываю ходы... следую правилам... Не хочу...

  Глаза вновь распахнулись Ему навстречу, руки обвили шею, пальцы нырнули в волосы, губы приоткрылись, с охотой принимая Его поцелуй.

  - Хочу... - Прошептала Светлана, прижимаясь к Нему теснее, - Этот день, это море, этих чаек... Хочу чувствовать этот ветер и слышать эти волны... Ощущать теплоту песка... Твои руки... Не хочу знать, что ждет меня завтра - хочу жить одним мгновением.

  Под шелест прибоя Они тонули в ласках друг друга, впрочем, не позволяя себе зайти слишком далеко. Солнце кренилось к западу, сменился ветер, стихли приуставшие чайки. Они сидели на пляже, завернувшись в одно покрывало, ожидая пока раскаленный шар солнца утонет в бурлящих волнах. В Его сердце разливалась нега, тепло, счастье и... Наверное, Он умел любить. Ему хотелось в это верить.

   Глава 40.

   Ее откровения у моря

  Солнце клонилось и клонилось к западу, и по бархатным волнам моря скользило отражение алого заката - алого, как кровь, алого, как мак, и отблески этого жара сверкали в его черных глазах, в которые с упоением всматривалась Она, положив голову на руки, а руки Константину на грудь. На его губах задумчиво и нежно играла усмешка, в которую Она, не долго думая, его поцеловала. И вдруг оказалась уже не на нем, а под ним, смеясь ему в плечо и подставляя тоненькую шейку под горячие поцелуи. Когда же они успокоились, Она замерла, глядя на расплывающееся пятно крови... то есть заката, что лениво полз по воде все ближе и ближе к берегу. Тонкие губы на секунду искривились в полуулыбке-полугримасе, и по бледной щеке тут же проехались чуткие пальцы Константина:

  - О чем ты задумалась?

  Она потерлась щекой о его руку и пожала плечами:

  - Да обо всем... и ни о чем.

  Черные глаза требовали продолжения, опущенные уголки губ тоже, а внезапно замершая рука просто-таки кричала о продолжении! И Она не смогла им отказать. Умирающее солнце притягивало к себе внимание, и Она вперила в него взгляд, щуря потемневшие глаза:

  - Знаешь... Иногда я сравниваю себя с этим солнцем. Оно светит целый день, дарит свои лучи, тратит силы... Но наступает ночь, и оно медленно тонет в безразличных водах...

  Какая-то странная горькая ухмылка прорезала Ее рот, когда Она продолжила:

  - Выходит, что оно светит зря. Вот и я... Кручусь, добиваюсь чего-то, выполняю свои обязательства, но... Я сама не знаю, зачем. Я никогда не думала о том, чего мне хочется... Хо-че-тся... Тебе знакомо это слово, Константин?

  Она не ждала ответа, но выражение его глаз ясно говорило о том, что он бы сказал, и Она продолжила -поспешно, чтобы хватило смелости на тот разговор, который Она боялась заводить даже с самой собой:

  - И я его не знаю... Я все время жила по правилам. Причем... Сама эти правила придумала. Мне казалось, что так будет легче жить. Что так нужно жить... Понимаешь?

  Сбивчиво и совсем непонятно закончила Она и, не дожидаясь его реплики, выпалила:

  - А оказывается, в стремлении сделать свою жизнь легче, я делала ее еще сложнее... И с каждым годом всё сложнее и сложнее... Знаешь...

  Она опустила голову, отчего черные кудряшки занавесили Её лицо, оставляя на виду только покрасневшие губы, из которых доносились отрывистые, чуть глуховатые речи:

  - Моя жизнь так скучна, Константин... И самое ужасное, что я слишком привыкла к этой скуке.

  Порывисто поднявшись с песка и покачнувшись от слабости в ногах, Она всмотрелась в практически догоревшее небо, в котором бились в агонии темно-багровые перья умершего заката, и улыбнулась одними кончиками губ:

  - А еще... А еще, Константин...

  Она резко обернулась, глядя на лежащего мужчину, который напряженно и внимательно смотрел Ей в глаза, цвет которых был почти скрыт из-за расширенных зрачков. Она обхватила себя руками за талию и прошептала:

  - Еще я так всего боюсь... Боялась! Я боялась любви, я боялась смерти, я боялась боли, я боялась доверия, я боялась... Я боялась самого страха!

  Горькая усмешка исказила Ее рот:

  - Вот только страх одиночества мне незнаком. Как и страх перед грозой.

  - В этом вот я не сомневаюсь, мой Мышонок.

  Она улыбнулась ему мельком и так светло, что и Ей самой стало легче. А еще лучше стало, когда ноги подогнулись, И она опустилась на колени в песок, запуская пальцы в мягкую топь, перебирая песчинки и прикрывая глаза:

  - Но теперь я ничего не боюсь. Я такая... такая... до глупости храбрая!

  Ее смех, как серебряный колокольчик, влился в монотонный танец волн и в крики чаек. Наклонившись и подавшись к Константину поближе, Она распахнула глаза, выдохнув ему прямо в лицо:

  - Я как будто только вчера родилась, Константин.

  Ее горячие сухие губы коснулись его податливых и мягких, и Она улыбнулась, на секунду отстраняясь и лукаво склоняя голову к плечу:

  - И я до ужаса хочу жить... Хочу жить, и хочу чтобы ты тоже жил...

  Вот тут, кажется, Константин не выдержал - пробежался пальцами по Ее щеке, отвел за ушко непокорные локоны, приподнялся, тревожа дыханием Ее щеку, прошептал:

  - Моя Мышка... Спасибо.

  В ответ он получил донельзя изумленный взгляд:

  - За что?

  - За доверие.

  Последовал долгожданный поцелуй, на который Она ответила с неожиданным для себя пылом, лаская его губы в какой-то исступленной радости, запуская холодные пальцы в его спутанную шевелюру, обвивая ногами его изгибающееся тело. В конце концов, Они напоролись на камень, забыв обо всем в объятиях и поцелуях. С тихим охом подпрыгнула Она, потирая ушибленную спину, с обеспокоенным выражением лица подскочил он... Но вскоре Они уже смеялись, обсуждая их недавнюю поездку на другое, чужое им море, которая, впрочем, закончилась очень даже ничего! Правда, когда Константин поддевал Ее, напоминая утреннее пробуждение, и с напускной скорбью потирал плечо, по которому Она якобы "врезала ногой как заправский кикбоксер!", и грустно вздыхал, смотря на Нее глазами побитой собаки, Она смущенно краснела и все порывалась устроить плечу массаж. Константин не очень-то сопротивлялся, и вскоре Она, озабоченная его состоянием, сосредоточенно мяла его спину, высунув от усердия язычок.