Чудны дела твои, Господи! - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 43

– Ты говоришь ерунду, – отрезала Лера, сразу став похожей на женщину, которая с ним развелась. – Какой еще Саша!.. Просто у нее стресс. Сильный. Он ее спаситель и герой. Вот она и раскисла.

– Не, не, не, – сказал Боголюбов, ложкой поедая пенку с капучино. – Вот тут ошибка. Он ее герой не потому, что она раскисла. Он герой, потому что избавил ее от подонка. Если я правильно понимаю, он навсегда избавит ее от всякого рода подонков.

Лера хотела возразить, но не стала и глотнула кофе.

– Вот именно, – продолжал Боголюбов, отвечая на то, что она не сказала, – рано или поздно это должно было случиться. Она должна была вляпаться в историю… не просто гадкую, а опасную для жизни. Или она станет продолжать в том же духе, или объявит Сашу своим героем и будет жить по-новому.

– Да, – согласилась Лера горестно. – Как это мы не уследили?..

– Мы разводились, – буркнул Боголюбов.

Она посмотрела на него.

– Что ты смотришь? Это была не моя идея, Лера. Это я мешал твоей карьере и… чему еще? А, карьерному росту! Я мешал тебе расти. Тебе начальник объяснил, что ты самый перспективный сотрудник в его подразделении, звездная карьера у тебя в кармане, нужно только еще больше сил отдавать службе. Я сказал, что это маразм, и ты подала на развод. Ты же должна расти, а не загнивать со мной в болоте.

– Но почему, почему ты решил, что это маразм? – неожиданно прицепилась она, как будто не прошел год, как будто все вернулось обратно и он впервые, только сейчас сказал «маразм», чем оскорбил ее ужасно! – С чего ты взял?! Ты что, считаешь, я не способна на большее?! Я должна просто сидеть и набирать на компьютере тексты?!

…Все же он прошел, этот год.

Прошел и оставил Андрея Ильича не таким, каким он был раньше. Тогда, когда он в первый раз сказал «маразм», он бы непременно взвился, стал бы громким голосом объяснять ей, что она неправа, что ей мерещатся какие-то неслыханные и невиданные перспективы – а неслыханные и невиданные потому, что их таких не бывает!.. Он бы объяснил, что именно ей надо делать, чтобы занимать именно свое «законное» место, а не мчаться туда, где она ничего не понимает. Он бы загнул про «талант» и «предназначение» – он так много говорил ей об этом в прошлой жизни, что слова стерлись и потеряли всякий смысл.

– Ты способна на большее, – сказал нынешний Боголюбов сегодня, год спустя. – Конечно, Лер, я не хочу об этом говорить, все сначала начинать…

– Нет, объясни мне! Вот прямо сейчас объясни, почему ты считал, что у меня ничего не выйдет.

– Я не так считал, – вяло возразил Боголюбов. – Я по-другому считал! Я говорил, что у тебя есть талант. Безусловный. Стопроцентный. Редкий. Ты сценарист. Полстраны плачет, когда твои фильмы по телевизору показывают.

– Ну и что?! И что?! Я никогда не заработаю больших денег, даже если буду писать по десять сценариев в год! А там у меня перспектива!

– Да нет там никакой перспективы, – сказал Андрей Ильич. – В этой твоей новой конторе ты должна писать сценарии для каких-то корпоративных праздников…

– И сама их ставить, и приглашать артистов, и ведущих, и нанимать персонал, – перебила его Лера. – Это совершенно другая работа! За совершенно другие деньги! Что плохого?

– Да прекрасно все, – согласился Андрей Ильич.

– Почему ты говорил, что ничего не выйдет?

– Я не так говорил, – повторил Андрей Ильич. – Я говорил, что ты себя погубишь. Как же ты не понимаешь, Лерка? Это работа разного… класса. Сценарии для фильмов и… корпоративы! Ты замучаешься очень быстро, все это тебе надоест хуже горькой редьки. Зачем мы опять об этом заговорили?!

– Я хочу знать.

– Ты все знаешь. У тебя была работа, с которой ты справлялась лучше всех в этой стране. Так больше никто не умел! А ты ушла писать… репризы для дебильных ведущих.

– Они не дебильные! И не только репризы писать!

– Да, еще нанимать артистов и приглашать уборщиц! Круто, конечно, но это такая… потеря себя. Ты, может, этого сейчас не понимаешь, но потом будешь жалеть, я точно знаю. Я ведь тоже когда-то уходил с работы в… бизнес!..

– Я помню.

– Я зарабатывал лучше, чем сейчас, а жить совсем не мог. Может быть, Монтсеррат Кабалье и поет у кого-то на вечеринках, но ей не приходит в голову навсегда бросить оперу и посвятить себя вечеринкам.

– То есть я – Монтсеррат Кабалье.

Боголюбов кивнул.

– И ты просто опасался за мой талант.

Он посмотрел – у нее был такой вид, как будто она собирается заплакать.

– Лер, – быстро сказал он, – ну что такое? Мы же все наши споры давно решили… радикально. Сейчас-то из-за чего?..

– Я уволилась, – выпалила Лера, и он вытаращил глаза. – Прямо перед тем, как мы к тебе поехали. Я не смогла. Ты был прав.

Тут Боголюбов так оскорбился, что протянул грозно:

– Что-о-о?! Как это уволилась?! Как это – я был прав?!

– Перспективы! – И она все-таки заплакала. – Я должна была ехать в Казахстан и там раскрутить сеть казино. Праздники, звезды, концерты, рулетки, ставки! Открытие новых заведений и обновление старых. Бассейны с шампанским и катание на арабских скакунах. Канкан, кокаин, «блек-джек» и проститутки. Все ближнее и дальнее зарубежье играет у нас. Ночная жизнь начинается с самого утра. Даже ты не предполагал такого… фейерверка!

Она вытерла салфеткой нос.

– И теперь я тебя ненавижу, – прошипела она. – Потому что ты оказался прав! Ты прав, а я дура!..

– Ну конечно, – согласился он. Подвинул стул и сел так, чтобы загораживать ее от зала и буфетчика. – Так и есть.

– Я была уверена, что могу все, – продолжала она. – Ну, чего такого я не могу?! А оказалось, что ничего не могу! Я не хочу в Казахстан, не хочу раскручивать казино! Я терпеть не могу никакого… прожигания жизни, а мне нужно придумывать сценарии так, чтобы люди стремились ее прожигать! А мне стыдно, я не могу. И за деньги не могу.

– Ты порядочный человек, – глупо сказал Андрей Ильич. – Только и всего.

– Я слабый человек, – заключила Лера. – Вот ты об этом знал, а я нет.

Он вздохнул, побарабанил пальцами по спинке ее стула и пропел «серенького козлика».

– Лерка, – попросил он, оборвав «козлика», – только сейчас не надо никаких женских штучек! Я тебя умоляю! Что ты потерпела поражение, приползла ко мне на коленях, что ты униженная, а я должен торжествовать!

– Но это так и есть, – горестно возразила она.

– Да ну…

– То есть получается, что я слабая, недалекая женщина…

– Близкая, – поправил Боголюбов.

– Глупая, как пень. Я все сделала неправильно! Я переоценила свои возможности. Я из-за них, из-за возможностей, даже развелась с мужем, а оказывается, что у меня их и нет никаких!

– Где-то я уже слышал про возможности, – пробормотал Андрей Ильич. – Москва – город больших возможностей!

– Вот именно. И я сегодня же в нее уезжаю. Не думай, пожалуйста…

– Боже сохрани, – перепугался Андрей Ильич. – Ничего такого я не думаю!..

И они помолчали, каждый о своем.

– Ну, давай, – предложила Лера и еще раз крепко вытерла нос салфеткой.

– Чего давать?

– Злорадствуй.

И они опять помолчали. Андрей Ильич затянул было про козлика, но замолчал и задумался.

…Он никогда не злорадствовал. Ни разу за всю жизнь не сказал: «Я предупреждал!» Он никогда не унижал ее, даже если ему не нравилось то, что она пишет, казалось смешным или наивным. Он… не умел и не желал издеваться над ней. Он говорил: я терпеть не могу издевательств!..

– Андрей, прости меня.

Он кивнул, не слушая.

Потом вложил ей в пальцы длинную хрустальную рюмку, в которой колыхалось плотное красное вино.

– Давай за свободу, – предложил он. – Я тебя поздравляю, Лерка. Ты освободилась – не только от казино в Казахии, но и от заблуждения, что за деньги можешь делать все, что угодно, даже кататься по Красной площади голой верхом на козе!..

Лера вдруг засмеялась.

– Что это за слово – Казахия?

– Так говорили у нас в строяке, в университете.