Кошкина пижама - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 11

«Графанола» заиграла «Милашку» в исполнении Никербокер-квартета.

— Выключи ты эту штуковину, — сказала Сьюзен.

— Она никому не мешает.

— Мешает мне слушать.

— Тебе не надо слушать, глаза-то у тебя есть, увидишь, как он придет.

Сьюзен подошла и смахнула иглу с пластинки. Голоса затихли. Воцарилось невыносимо тягостное молчание.

— Вот, — сказала Сьюзен, глядя на дочь. — Теперь я могу спокойно подумать.

— Ну и что ты собираешься с ним делать, когда он явится? — спросила Линда, поднимая на нее озорной взгляд белеющих в темноте глаз.

— О чем ты? — осторожно переспросила Сьюзен.

— Поцелуешь его, обнимешь?

— Не знаю, я как-то об этом не думала.

Линда рассмеялась.

— Советую подумать. А то он уже большой мальчик. Уже не ребенок. Может, ему не захочется, чтоб его обнимали и целовали.

— Как сделаю, так и сделаю, когда придет час, — ответила Сьюзен, отворачиваясь. Лоб ее слегка нахмурился. Ей захотелось отшлепать Линду. — Перестань лезть ко мне со своими идеями. Мы будем самими собой, как обычно.

— Спорим, он просто пожмет нам руки и сядет скромно на краешек стула.

— Ничего подобного. Он всегда был такой хохотун.

— А спорим, он не станет называть тебя нянюшкой. Спорим, он будет звать тебя миссис Джонс.

— Он всегда звал меня тетя Джемайма, говорил, я похожа на нее, и непременно просил, чтобы я настряпала ему блинчиков. [2] Он был такой очаровательный мальчуган, каких больше не встретишь.

— Он и сейчас ничего, судя по фотографиям, которые я видела.

Сьюзен закрыла глаза и долго стояла так, не говоря ни слова. Затем произнесла:

— Промыть бы тебе хорошенько рот с мылом.

Она прикоснулась к занавеске на окне, снова устремляя свой взгляд вдаль, высматривая на горизонте паровозный дым. Вдруг Сьюзен вскрикнула:

— Вот он! Едет! Я знала, я знала!

Она лихорадочно взглянула на часы.

— Точно вовремя! Иди сюда, посмотри!

— Что я, поездов не видела?

— Вот же он едет, смотри, как дымит!

— Этих дымов я навидалась на всю оставшуюся жизнь.

Под скрежет, звон колокольчика и грозное шипение поезд, гудя, подкатил к станции.

— Теперь уже скоро, — сказала Сьюзен, обнажая в улыбке золотой зуб.

— Дыши ровно.

— Что хочешь говори, а я чувствую себя великолепно; просто отлично!

Поезд уже остановился, и из него начали выходить люди. Она видела, как крохотные фигурки копошатся, снуют по бетонной платформе у подножия склона. Она думала о нем, о том, каким он теперь стал и каким был когда-то. Ей вспомнилось, как однажды, когда ему было семь лет, он пришел из школы и не успел попрощаться с ней. А она тогда жила у себя дома, на другом конце города. И каждый вечер в четыре часа садилась на троллейбус. И он не успел проводить ее до троллейбуса. С плачем он кинулся вслед за ней по улице. И догнал как раз вовремя, рыдая, обхватил ее колени, пока она ласково гладила и трепала его по голове, утешая.

— Вот ты этого никогда не делала, — сердито произнесла вслух Сьюзен.

— Чего не делала? — удивленно спросила Линда.

— Не важно.

Сьюзен снова погрузилась в свои воспоминания. На сей раз она перенеслась в то время, когда ему было тринадцать и он вернулся после двух лет, проведенных в Калифорнии, нашел ее на кухне в доме его бабушки и, смеясь и обнимая ее, закружил Сьюзен в вихре радости. Она улыбнулась при этом воспоминании. Это было хорошее воспоминание. И вот, пятнадцать лет спустя, он, большой голливудский писатель, едет на премьеру своей пьесы в Нью-Йорк. А полгода назад по почте прислал свою первую изданную книгу, а вчера пришло письмо, в котором он пишет, что заедет по пути повидаться с ней. Прошлой ночью ей не спалось.

— Ни один белый не стоит всего этого, — сказала Линда. — Я ухожу домой.

— Сядь, — приказала Сьюзен.

— Да не хочу я быть свидетельницей того, как он не приедет, — ответила Линда. — Я потом тебе позвоню.

Она подошла к двери и уже открыла ее.

— Вернись и сядь, — сказала Сьюзен. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Линда остановилась перед полуоткрытой дверью. Затем закрыла ее и с минуту стояла, тихо прислонившись к двери, покачивая головой.

— Желтое такси едет вверх по холму, — крикнула Сьюзен, прильнув к холодному оконному стеклу. — Держу пари, это он!

— Что с тобой будет к утру.

Они замолчали в ожидании.

— О, — произнесла Сьюзен, закрывая глаза.

— Что там?

— Это дурацкое такси повернуло в другую сторону.

— Держу пари, он сидит в вагоне и попивает себе. Наверняка он в компании других мужчин и не может уйти, он боится рассказать им, что намерен делать в этом городишке: взять такси и приехать сюда, чтобы повидаться с какой-то черной теткой, якобы его приятельницей.

— Ничего подобного он не делает. Он едет в такси. Я знаю.

Прошло десять минут, пятнадцать.

— Он уже должен бы здесь быть, — сказала Сьюзен.

— Но его нет.

— Может, это не тот поезд; может, часы сломались.

— Хочешь, позвоню в службу точного времени?

— Отойди от телефона! — закричала Сьюзен.

— Ладно, ладно, я только подумала.

— Только подумала, только подумала! Отойди!

Она замахнулась, и лицо ее исказилось.

Они снова замолчали. Слышалось, как тикают часы.

— Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? — произнесла Линда. — Я бы пошла прямо к поезду, подошла б и спросила: «Где тут мистер Борден?» — и искала его, пока бы не нашла, а он, могу поспорить, сидел бы, попивая, со всеми своими приятелями в вагоне-люкс, а я бы подошла к нему и сказала: «Гляньте-ка на меня, Ричард Борден, я же вас с мокрых пеленок знала! Вы ж сказали, что приедете со мной повидаться! Что ж это не приехали?» Вот, что бы я сказала прямо перед этими его друзьями!

Сьюзен ничего не ответила. На часах — семь тридцать пять. Через десять минут поезд отправится дальше. Он задерживается, — думала она. Он должен приехать. Он не такой.

— Ладно, мам, я иду домой. Потом позвоню.

На этот раз она не попыталась остановить Линду. Хлопнула дверь. Шаги дочери затихли в коридоре.

Когда Линда ушла, Сьюзен почувствовала себя лучше. Ей казалось, что вот теперь, когда дочь унесла с собой свое дурное влияние, Ричард Борден непременно приедет. Он только и ждал, чтобы Линда ушла, чтобы они остались наедине!

Он где-то там, думала она, в этом поезде. У нее защемило сердце. А что, если он и правда сидит в вагоне-ресторане и выпивает, как говорит Линда? Нет! Может быть, он забыл, может, он даже не знает, что находится в родном городе! Может, проводник по ошибке забыл предупредить или еще что-нибудь. Она нервно сплела руки. Сидит себе в теплом вагоне и попивает. Вот так, прошло пятнадцать лет, и он сидит себе там, в ночи. И все эти яркие желтые огни в окнах поезда, медленно поднимающийся пар. Ну, давай же, Ричард! Если не приедешь ко мне, пожалуюсь твоей маме! Сьюзен глубоко и тяжело дышала. Она почувствовала себя такой старой. Если через минуту не явишься, я сделаю так, как сказала Линда: пойду и сама поговорю с тобой!

Нет. Она не может так поступить. Поставить Ричарда в неловкое положение перед его друзьями. Только не это. Ладно, пускай уж сидит там. В любом случае, все это какое-то недоразумение. Часы спятили.

Поезд издал предупреждающий гудок.

Нет, подумала она. Не может быть, чтобы они собрались уезжать.

Она видела, как пассажиры возвращаются в вагоны. Наверное, он болен, думала Сьюзен. Его вообще нет в этом поезде. Может, он заболел в Чикаго. Точно. А если он все-таки там, в поезде, прямо сейчас, выходил ли он из вагона, попытался ли он хотя бы поймать такси? Может, ему не досталось такси? Может, он бродил по станции или по городу, или даже поднял глаза и взглянул на этот дом, где она живет? Позвонит ли он ей завтра из Нью-Йорка? Или вообще когда-нибудь, чтобы объясниться? Нет, никогда; то есть, если он действительно был в этом поезде. После этого он уже никогда не напишет ей больше.