Расправить крылья (СИ) - Ружанская Наталья. Страница 41

— Ну от и я смотрю. Оружие-то хоть раз держал или так, издалека разок посмотрел на воинов? Хотя… скоро настоящие богатыри и вовсе в былинах останутся, а каким концом за меч браться и никто и не вспомнит. Молодежь… — Он осуждающе покачал головой. — Вон и наши уже ружей накупляли, а соседнее королевство уже и пистолей ишь напридумали. А уж пушки у них рявкают так, что уши залаживает.

Конрад как-то смущенно улыбнулся и вдруг, к искреннему удивлению девушки, сказал:

— Оружие? Держал… меч один раз. Да какой из меня воин — писарь я.

Элли удивленно вытаращилась: "Темный сбрендил"?! А демон, ничуть не смущаясь стал расписывать тяжелую жизнь государственного служащего: в пыли, со свитками да бумагами, приход-расход, убыл-прибыл…

— Писарчук, значит, — презрительно ухмыльнулся мужик. — Канцелярская крыса.

Рейтинг темного пополз вниз… точнее обрушился горной лавиной. Среди удалых лесорубов, да отважных охотников такая "профессия" была где-то на уровне золотаря…

Но, наконец, разговоры стали плавно переходить в застолье: мужики оживились, подсаживаясь к богатому столу, церемонно наливая в граненые стопочки мутного первача и раскладывая по тарелкам вареную картошку и разносолы.

Элли сидела уткнувшись в пол; двумя руками, как ребенок, баюкая кружку с водой и чувствуя как плотный комок тошноты подкатывает все ближе к горлу. Свинина, истекающая жиром… копченые куры, кровяная колбаса… Как это можно есть?!

— А что-то твоя баба ничо не ест? — Подозрительно уставившись на светлую возмутился хозяин. — Или не по нраву ей наше простое крестьянское кушанье? Иль городские колбаску не едят?

Конрад прищурился, и не глядя на Элли, бросил:

— Она на сносях.

Девушка поперхнулась и с ужасом уставилась на темного.

— Да? — Удивился мужик, — По виду и не скажешь.

— Срок малый, — пожал плечами темный.

— А и вправду девка твоя, краля ладная. — Влез в разговор дедок с кучерявой густой бородой. — Мне, правда, по душе, чтоб было за что подержаться. А эта тонкая-звонкая как тростиночка, небось как пристроишься сзаду или спереду, так и боишься, как бы не переломалась.

Громовой хохот сотряс комнатку. Пунцовая Элли, молча сидела, уткнувшись в пол.

Из кухни высунулась давешняя белокурая хозяйка, и подхватив девушку под локоть, замахнулась полотенцем на говорливого дедка.

— Охальники! Что же вы девочку смущаете-то! И ты, — возмущенно прикрикнула она на Конрада, — ишь, тоже мне мужик! А за бабу свою мог бы и вступиться!

Демон явно смутился, зато дородный мужик — судя по всему муж — зло прицыкнул:

— Цыц, женщина, когда мужики разговоры ведут.

Баба замахнулась на него полотенцем.

— Я тебе сейчас покажу — женщину!

— Ну ладно-ладно, че ты уж так… — пошел на попятный муж.

— Пойдем, девонька, на кухню, а то эти срамники и черта засмущают.

Черт, или в данном случае демон, как раз чувствовал себя как рыба в воде, только проводил девушку долгим взглядом и вновь вернулся к застолью.

Оказавшись на кухне, Элли облегченно выдохнула: запахи пряностей и специй успокаивали… да и от присутствия мужиков ей было не по себе.

— Марфа я, — представилась женщина. — А ты Элиза?

— Элли.

— Элли?.. Надо же какое забавное имя, не нашенское. Да и хороша как, прям ангел! Откуда такая только?

Девушка покраснела. Среди своих она была невзрачной и совершенно обыкновенной, ни на йоту не выделяясь среди подруг. Та же Кассандра была намного эффектней. А про то, как их раса выглядит в других мирах, она как то не задумывалась.

— Из далека… очень далекого далека.

— Хорошо что наши на вас наткнулись, когда выделку проверяли. А то через эту заимку почти никто и не ходит. Замерзли бы вусмерть. Это же надо, — покачала она головой, — разбойники вовсе обнаглели, как воронье на падаль слетаются. Если бы десяток мужиков с дрекольем, да оружием — и не пикнули бы, а то увидели, что один мужик с бабой… И как еще живы остались?

Так вот что придумал темный, да уж, оригинальностью не блещет. Впрочем, какая разница о чем врать…

Марфа хлопоча вокруг стола, подкатала рукава и стала замешивать в деревянном ведерке толченую с кожурой картошку и молоко.

— Свинья опоросилась недавно, ладные поросятки, да слабенькие, подкармливать надо. — Пояснила тетка и некстати заметила. — А муж твой — статный молодец. Сразу видно — надежный мужик. За ним как за каменной стеной, — женщина игриво подмигнула. — Да и в постели, небось, не плошает?

Светлая пригорюнилась. Да уж за стеной… могильного склепа только если. Надежный такой склеп, вечной памяти. На глаза непрошено навернулись слезы.

Марфа, заметив несчастное выражение лица девушки, всплеснула руками.

— Девонька, ты чего? Что случилось?

Элли помотала головой: "Ничего. Все в порядке". Но Марфа, уже ополоснув в бадейке руки и вытерев о передник, присела рядом.

— Да боюсь я его! Понимаете? В том-то и дело, что с мужчиной хочется… чувствовать себя защищенной, знать, что ты можешь на него положиться и он никому-никому не даст тебя в обиду… А тут сам!..

— Неужто руки распускает?! — Ахнула тетка — На такую красоту?

Элли уже хотела возмущенно согласится: "Да, мол, распускает и еще как!", но вовремя сообразила, что для Марфы-то они муж и жена, а в этом смысле распускание рук между супругами очень даже приветствуется и что тетка имела в виду вовсе другое. Прикусив губу, она сказала:

— Нет, просто он… он тиран, деспот и… и дурак!

— Как и все мужики, — отмахнулась тетка. — А только ты умнее будь. Скажу тебе, что если что не так, значица и сама виновата. Сама позволяешь такое к себе.

Девушка возмущенно уставилась на разговорчивую хозяйку: "Что значит позволяю"?!

Марфа по-доброму усмехнулась:

— Запомни, девонька, что бы там о себе мужики не думали, в семье главная женщина. На виду, на людях, конечно, мужчина — хозяин, а вот в семье… Эх ты, молодо-зелено. Умнее надо быть. А он же, сразу видно, влюблен в тебя без памяти, вон как смотрит — глаз не сводит, так тебе и карты в руки.

Смотрит, мысленно согласилась девушка, только вовсе не из-за любви. Боится, небось, упустить дойную корову, с которой можно силу поиметь.

В горнице часто раздавались взрывы хохота — шел самый разгар разудалого застолья, перетекающий с бахвальных историй о поимке во-от такенного медведя на баб-с и обратно. Тетка тем временем вновь вернулась к ведерку, вспоминая:

— Я-то лет двадцать назад видной молодухой была! Все парни за мной косяком бегали, а я только головы кружила. А вот как встретила своего Игната, тоже тот еще кобель был, даром что гармонист знатный — влюбилась без памяти! Уж на что сердце трепетало, а все одно вовсю вид делала, что нету мне до него ровного никакого дела и я сама по себе такая королевна. А остальные наши девки уж как ему только на шею не вешались, да только он как понял, что я его ровно и не замечаю — зауважал значит крепко. Понял, что гордость имею. А уважение в семье должно быть — это главное. Заставишь себя уважать, будет и все остальное. Само приложиться.

— Как будто это можно так быстро заставить себя уважать…

— Ну, милая, быстро только кошки родятся, в жизни-то все иначе… — Она помолчала, задумчиво продолжив спустя пару минут. — А мы раньше с родителями в деревеньке на самом Главном тракте жили. Людное место, торговое. Навидалась всяких и воинов бывалых и ветеранов, и юнцов безусых о славе грезящих. И твой-то… двигается ладно, будто пантер какой. А тут — писарчук, ишь ты?…

И впрямь в движениях темного чувствовалась звериная хищная грация. Хотя просторная холстяная рубашка, скрадывала фигуру Конрада, пряча под плотной тканью мышцы. Вспомнив тело мужчины без одежды, девушка покраснела, поскорее переводя тему:

— А вон тот парень — рыжий такой, это ваш сын?

— Какой сын?! — С ужасом отмахнулась рукой Марфа, — Бог миловал. Мой сын сейчас в столице — сотник он у меня, а дочка замужем уже как год. А это… прикормыш рыжий Венька, пасынок, брата Игната. Тот помер десять зим назад, ну и сынок его остался, вот приютили, родич как-никак. Ты смотри осторожней, он до девок дюже охоч — ему все-равно кого тискать: косую, рябую — а уж когда такая красавица! Кабы замужем не была, не сдобровать тебе было.