Сказания земли Ингесольской (СИ) - Котова Анна Юрьевна. Страница 4

Тут скрипнули половицы, потом протяжно простонала входная дверь, по ступеням крыльца отдался звук шагов. Ирена обернулась — с крыльца сходила охо-диме Семиска, в длинной белой рубахе с красной вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Странно, откуда я знаю, что вышивка красная, ведь сейчас она выглядит черной? В руках Аглая несла что-то небольшое, чашку, что ли. Глаза плотно закрыты, видно темные линии сомкнутых ресниц, а если прищуриться, можно и каждую отдельную ресничку различить. Но незачем, просто Ирена знает, — если захочет, увидит и это. Перебирая босыми ногами по мокрой от росы траве, охо-диме вышла на середину двора, подняла плошку вверх, навстречу луне, и в маленьком сосуде сам собой зародился и заплясал крошечный золотистый огонек. Тут стало ясно, что он не просто так пляшет — он подчиняется тому самому ритму, а ритм соткан из случайных звуков, вдруг слившихся в одну мелодию. Всплеск ветра по листве: шшшурх! дальний вскрик ночной птицы: аййййаа! потрескивание рассохшегося дерева где-то над ухом спящей Ирены, у самой кровати: оххххх… Шорох насекомых, топот лапок мелкого зверя в траве, снова ночная птица, но уже другая, дальний всплеск рыбы на Соле, падение яблока с дерева — или это не яблоко? — неважно, звук влился в общую гармонию. Потом появилось тихое гудение, постепенно усилилось — и оказалось, что это Аглая тянет монотонную мелодию из двух или трех нот, не разжимая губ: «ммммммммммм»… Далеко-далеко в лесу подпел волк. А затем — еще дальше, чем волк, отозвалась пастушья дудка. Ирена поднялась выше и заглянула за горизонт. Земля рванулась назад и вниз, проскользили раскачиваемые ветром верхушки елей — их вел тот же ритм, по-прежнему звучавший в ушах, — потом внизу распахнулось второе такое же небо, с круглым оком посередине, но этот глаз смотрел из-под воды, и две луны, нижняя и верхняя, скрестив взгляды, вдруг увидели Ирену и схватили ее. Не в силах двинуться, она висела над водой озера, под куполом неба, пронзенная насквозь лунным светом, а впереди все звучала дудка… только это была не дудка. Это был охотничий манок, только не на зверя и не на птицу, а на Иренину душу. Он все пел и звал, звал, звал — и она почувствовала, как лунные лучи медленно отодвигаются, отпуская ее, и вновь полетела на звук манка, все ускоряясь и ускоряясь, луны сверху и снизу погасли, — опустились веки, — снова засияли звезды, ярче прежнего, где-то сзади качался и подпрыгивал крошечный желтый огонек в масляной плошке Аглаи, а впереди появился отсвет… и это была обыкновенная лампочка без абажура, она висела на проводе, а провод был перекинут через ветвь большой одинокой ели, а под елью сидел человек, держа у губ деревянную трубочку, и разглядеть его было важнее всего на свете — и тут наступила тишина. Остановился даже ветер.

Звезды погасли. Озеро исчезло. Небо еще слабо светилось само по себе, но потом потускнело и оно. Стало непонятно, где верх, где низ, где право и лево, где зад и перед. Черное ничто.

Потом где-то в черном ничто ударил барабан, и раздалось невнятное:

Ачаи. Ачаи.

Что за «ачаи», ничего не понимаю… сами собой стали подставляться слова — смысла в них не было, одна обманка, но так было легче.

Ачаи… турум-бурум… ачаи… бурум-шурум… печали… адум-тудум… качали… тудум-бурум… вначале молчали, кричали в печали, ворчали, урчали, торчали, мурчали… ачаи… ачаи… турум-дурум… турум-дурум…

Ирена не выдержала и закричала. Темнота засвистела в ушах, барабан, ускорившись до немыслимого, так что отдельные удары слились в равномерный рык, вдруг вскрикнул и замолк, а Ирена с размаху приложилась всем телом о дощатый пол.

Было уже светло, со двора слышался голос Аглаи, — кажется, она созывала кур, — на столе ждала миска сырников, накрытая белоснежным полотенцем, и плошки со сметаной и медом. В сенях раздался нарочито громкий топот ног, потом дверь приоткрылась, и голос Ерки спросил:

— Ирена, ты проснулась, да? Пора к заведующий и ехать. Далеко ехать, да. Вставай.

Серые мутноватые воды Солы катились к востоку. Моторка шла по течению, бойко тарахтел двигатель. По реке расходился клином волновой след, где-то далеко за спиной он захватывал всю ширину реки, и волна ударяла в берега, всплескивала, вымывала глину из-под корней травы. Солнце, наверное, стояло высоко, — уже второй час дня, — но видно этого не было: к полудню небо затянула серая хмарь, намекая, что возможен и дождь. Ерка, правда, уверенно заявил: до вечера не закапает. Пока погода была с ним согласна.

Мальчишка сидел рядом с Иреной на деревянной скамейке… нет, на банке, в лодке это так называется. На самом носу были сложены их вещи — Иренин рюкзак и здоровенная Еркина сумка. Бока ее раздувались, распертые изнутри свертками и пакетами. Раз уж парень поехал в город, заодно пусть привезет и того, и этого: вот дядька Лаус просил курева купить, а у тетки Мильды кончается чайная заварка, а Велке будет рада дешевым конфетам и подсолнечному маслу, в Тауркане его взять неоткуда, а Кунте нужно непременно привезти пряников, и хорошо бы забрать с почты посылку — нет сил дожидаться, пока почтари доставят ее сами. И Аглая же еще дала с собой гостинцев… Ерка еле дотащил сумку до причала.

Визит к «заведующий район», чиновнику, олицетворявшему здесь управление образованием и культурой, оказался бестолковым. Он вежливо поздоровался с Иреной, вручил ей кассовый бланк, по которому, как и было оговорено, ей действительно вернули деньги за поезд и автобус, но с лица его не сходило несколько обескураженное выражение, как будто он совершенно не ожидал появления в своем кабинете этого столичного птенца, не нюхавшего деревенской жизни. Он даже попытался отговорить Ирену от Тауркана и библиотеки, и намекнул, что — если она вдруг сейчас передумает, никто не обидится. Вторым слоем за его словами так и маячило: да передумай ты, в самом деле, пока не поздно, и катись обратно в цивилизацию по добру по здорову. Но когда девушка выразила вслух недоумение и поинтересовалась, зачем же ей тогда написали: приезжай, будем рады, — и кто именно это написал? — «заведующий район» ответил: «Моя, моя подпись, все верно. Приступайте. Документы мы сами оформим, вот тут распишитесь и можете ехать в свой Тауркан». Ирена вышла от него со странным чувством. Сами звали, никто за язык не тянул, а теперь нате вам. Как будто где-то за кулисами проворачивается какая-то интрига, о которой ей никто не сообщил, а ты изволь играть тут в пьесе, Ирена Звалич, и гадать, что происходит на самом деле. Можно подумать — местная администрация проделала некие телодвижения, полагая их пустой формальностью, и неожиданно для себя вызвала материальный эффект, на который вовсе не рассчитывала.

Ну и ладно. Вот она я, материальный эффект, и я так далеко забралась, что и не подумаю теперь, когда я почти у цели, поворачивать назад. Едем.

На корме возле мотора сидел хозяин лодки, хмурый бородатый мужик, краснолицый, русый и голубоглазый, нисколько не похожий на большинство местных, и излучал раздражение. Взялся довезти и принял в уплату жирного зайца — пришлось выходить на реку, а погода противная, и переть теперь до самого Ингеролу, и неохота, и надо, раз обещал… Да тем более оннегирам. Ну их, еще накличут пакость какую на голову… Загорелось им, вишь, библиотекаря, да немедленно. Два года у них в библиотеке работать некому, а тут прикатила пигалица из несусветной дали, аж из столицы, и вези ее вот прям щас, не дожидаясь погоды. Ладно бы дождь, оно противно, конечно, но терпимо, а если поднимется ветер? Тьфу-тьфу, не накликать бы. Все знают, какие ветры дуют на оннегирских озерах.

Разумеется, ничего этого он не сказал вслух. Только смотрел угрюмо.

— Что это он, сердится? — тихо спросила Ирена у парнишки.

— Сердится, — кивнул Ерка. — И боится. Варак он.

— Кто? — удивилась Ирена. Почувствовала себя неловко: нехорошо обсуждать человека вот так. Добавила поспешно: — Ты мне сейчас не объясняй, потом расскажешь. Обидится еще.

— Объясню, — ответил Ерка. — Это надо. Но да, потом. На озере.