Клыкастые страсти (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 43

* * *

— Юля!!! Ты проснешься — или нет, поганка!?

Валентин?

Я открыла глаза и потянулась. Это действительно был Валентин. И он пытался растрясти меня на вытянутых руках.

— Эй, я тебе что — бутылка с ряженкой?

— Ты — хуже, — в голосе оборотня слышалась глубокая убежденность.

— А раз хуже, тем более лапы прочь. Что — уже и поспать нельзя!? Гады!

Просыпаться резко не хотелось. Чего там хорошего? Сплошные проблемы. Но разве от оборотней так легко отделаешься?

— Сама такая и собака твоя такая. Имей совесть! Ребята уж полчаса, как тебя довезли, а ты все дрыхнешь.

— Я видела чудесный сон.

— Какой?

— Неважно.

— Понятно. Эротика с Мечиславом в главной роли.

— Не угадал.

— Состав участников или содержание?

Я попыталась пнуть вредного оборотня ногой. Ага, счазззз. Этот нахал держал меня на вытянутых руках. Потом поставил на снег и отскочил.

— Смилуйся, государыня крыска! Идем, а? У меня уже задница замерзла, а превращаться я пока не рискнул. Начну тебя будить в шкуре — и не удержусь, откушу кусочек.

— Зубы вырву.

— Ну так и я о том же. Рисковать не хотелось. Идем, а?

Я огляделась по сторонам. Мы стояли на лесной дорожке. Рядом стояли Лешка с Таней.

— А где все?

— На поляне. Не на дороге же это делать. И потом, у нас сегодня не только радостное, но и печальное событие.

— Чего?

Ничего не понимаю. О чем он говорит? Что — печальное? Что — радостное?

Валентин заметил мое недоумение и соизволил пояснить.

— Сегодня мы приобретаем нового члена стаи, — Таня непроизвольно фыркнула, что с ребенка взять. Ну, стаи, ну член. Все не аппендикс. — И в то же время сегодня у нас серьезная трагедия.

— Какая? Кто-то болен? Ранен? Что случилось?

Я спрашивала не из любопытства. А вдруг я смогу помочь?

— Настя беременна. Пятый месяц.

— Радоваться надо, — пожала я плечами. — А что тут может быть печального?

— А то. Радоваться тут нечему, — Таня вдруг стала необыкновенно серьезной. — Юля, по-чему оборотни заразны?

Я потрясла головой.

— А кто его знает? Почему?

— Потому что другим способом мы размножаться не можем.

— ???

Ничего не понимаю. У них что — поголовная стерильность и импотенция? Да вроде как нет? А что тогда? Что не фригидность — это точно.

— Оборотни вполне могут заниматься сексом с людьми. И иногда у женщин даже появляются дети. Но это происходит намного реже, чем обычно. Допустим, если двое здоровых людей окажутся в одной постели, женщина может забеременеть за месяц — два. А с оборотнем ей на это действие потребуется не меньше пяти лет.

— И так всегда?

— Это средний срок. Кому-то везет в первый год, кто-то и в двадцать лет ничего не получает.

— Паршиво.

— Это — мелочи. Понимаешь, у мужчин-оборотней есть хотя бы призрачный шанс оста-вить после себя потомство. Хотя дети оборотня могут и не наследовать его способности.

— Ага. А потом проявиться они могут? Например, прадед был оборотнем, детям — внукам повезло, а правнучка мехом обросла?

— Могут. Такое случается. И плохо если оборотнем оказывается женщина.

— Это еще почему?

— А вот потому. Женщины-оборотни не фригидны и не стерильны. Но об абортах им беспокоиться, увы, не надо. Ты же биолог, знаешь, как проходит беременность.

— Знаю. И?

— Мы не можем не перекидываться в полнолуние. Мы же оборотни. Мы сдерживаемся, сколько можем, но три ночи подряд луна берет вверх — и мы становимся зверями и по облику и по содержанию.

Положим, это я и так знала.

— И что?

— А когда женщина перекидывается, она теряет ребенка, — спокойно закончила Таня. — Не сразу, первые месяцы проходят нормально, но как раз с пятого месяца и происходят выкидыши.

— Твою мать! — а ты не знала? — откуда бы, — огрызнулась я на Лешку. — Знала бы — не спрашивала бы, ясно?

— Понятно.

— И сегодня одна из ваших девочек…

— Да. Настя — одна из старейших лисиц стаи. Ей уже за сорок лет. — а сегодня полнолуние, — вставил Леша.

— И она беременна, — добавил Валентин.

— М-да.

Больше я ничего не сказала. И надо бы оборотням проблем, да больше некуда. Бедная Настя.

Почему-то я очень живо представила себе этот кошмар. Каково? Беременеть, носить ребенка — и знать, что ты его все равно потеряешь! Все равно. Но зачем тогда себя так мучить? Не проще ли было бы сделать аборт или поставить спираль? Этот вопрос я и задала. Вслух.

— Потому что я хочу ребенка. Больше всего на свете.

Голос, произнесший эти слова, был мне незнаком. Я оторвала глаза от земли (а вы как хотите? Вечером, в лесу — хочешь, не хочешь, а под ноги гляди. Или носом пропашешь за милую душу. Сила — силой, а коряги еще никто не отменял.) и огляделась.

Ой, мамочки! Ну не дура ли я?!

За размышлениями я и не заметила, как мы вышли на большую поляну. На поляне стоя-ли люди. Рядами, кругами, кучками… Казалось, что их много, но я знала, что в нашем городе всего сорок пять лис. Отдельно стояли Славка с Кларой. Рядом с ними находился только один здоровущий лис. По моим скромным прикидкам, он мог сделать пельмени даже из Шварценеггера. А уж медведя завалить — так и вовсе одной левой.

Со мной заговорила высокая симпатичная женщина в старых синих джинсах и футболке.

Темные волосы, растрепанные по плечам, острые, какие-то птичьи черты лица, яркие голубые глаза, худощавая фигура, на которой отчетливо выделяется живот…

— Анастасия?

— Да. А ты — Юля?

— Да. Прости мне жаль, что ты услышала. Я не хотела тебя обидеть, я просто не представляла, что мы уже пришли.

— А если бы я не слышала — можно было бы говорить?

— Да, — я спокойно выдержала возмущенный взгляд оборотнихи. Виноватой я себя не чувствовала. — Я не знала, поэтому считаю любые вопросы с моей стороны вполне нормальными.

— Ах, нормальными!? — завелась Анастасия. — Нормальными? Нормально, когда теряешь ребенка? Когда осознаешь, что в тебе зреет новая жизнь, чувствуешь ее, радуешься каждому моменту — и понимаешь, что ты не сможешь доносить ребенка. Никогда не сможешь! Потому что ты — пустоцвет! И все — напрасно. И раз за разом, надежда за надеждой… и каждый раз рвет тебя на части! Это — нормально?!

Оборотниха шагнула ко мне еще ближе.

— Прекрати истерику! — рыкнул Валентин, но он опоздал.

Настя резко схватила меня за руку — и дернула на себя. Что она хотела сделать, что бы сделала я в ответ, как бы поступил Валентин — все осталось неизвестным.

Потому что стоило ей коснуться моей кожи — и между нами волной поднялась сила.

Это было почти как с Кларой, только ярче, резче, острее… Меня подхватило волной и понесло. Сила выплеснулась наружу — и оборотниха захлебнулась ей, как неопытный купальщик морской водой.

А я держалась на гребне волны. Сила подхватила меня и понесла.

Сейчас я видела. Не просто смотрела на окружающих меня оборотней, но и видела, что они из себя представляют, видела связывающие стаю прочные нити, видела разноцветное сияние аур и контуры их зверей, готовых проявиться.

И было так интересно…

Ближе всего ко мне стояла Анастасия.

И она же была интереснее всех.

Беременность, которая вовсе не красила ее в человеческом облике, обернулась внезапно яркой вспышкой в ее ауре. Голубой, белый, золотой тона. Яркое сияние вокруг живо-та. И — любовь, смешанная с отчаянием так, что неизвестно, чего там было больше. Она не просто хотела ребенка. Она мечтала, любила, жила этим ребенком.

Ребенком?

Я пригляделась внимательнее.

Ой ли…

В районе живота Насти виднелись два световых пятна. Я ничего не понимала в аурах, но отличить одну от двух все-таки сумела. Детей было двое. И они были вполне разумны.

Именно в эту минуту я стала яростной противницей абортов.

Какой дурак сказал, что это просто сгустки клеток?! Сгустки клеток — это тромбы, это опухоли, узелки, но не дети. Даже сейчас это были две личности. Они думали, чувство-вали, они… боялись…