Признания без пяти минут подружки (ЛП) - Розетт Луиза. Страница 22

Поднимаю взгляд и вижу Холли, на ее лице застыла улыбка, как будто она пытается оставаться позитивной, но на самом деле, она огорчена происходящим. Она начинает подсказывать мне слова, но я отвлекаюсь на Роберта, который даже не смотрит на меня. Он не отрывает взгляд от высокого потолка зала. Мистер Доннелли дает мне текст и говорит, чтобы начала еще раз. На этот раз я пою до конца, но понятия не имею, как это звучало, фальшивила ли я и так далее.

Когда мистер Доннелли улыбается и говорит: «Спасибо», я не могу понять этот тон. Вместо того чтобы спуститься со сцены и пойти на свое место, как нормальный человек, я просто выхожу через заднюю дверь со сцены в коридор. Меня не волнует, что я оставила свои вещи в зале — это не имеет значения, потому что я все равно планирую отказаться от своей личности и переехать в другой город.

Не могу поверить — я думала, что пение может стать моим будущим. Очевидно, что у меня нет будущего. Потому что я лох.

Я сползаю по стене и сажусь на пол, зажав уши руками, чтобы не слышать, как другие проходят прослушивание. Я закрываю глаза.

Не знаю, как долго я там просидела, когда почувствовала, как кто-то трогает меня за плечо. Открываю глаза и вижу мисс Масо, стоящую надо мной.

У мисс Масо темная кожа и карие глаза, и если бы Трейси следила за ней, могу поспорить, что она включала бы мисс Масо в Список Шика каждый божий день.

— Хочешь встать, или лучше я к тебе сяду? — спрашивает она. Когда я не отвечаю, она садится рядом со мной, держа стопку плакатов, на которых ярко—красным написано: «Тренируй толерантность, Юнион Хай! Никаких исключений!», а ниже: «Школьное собрание в понедельник, явка обязательна. Сообщите об этом на классном часу».

— Что это? — спрашиваю я.

— Ты была на вечеринке у Майка Даррена, да?

Я на секунду теряю нить разговора, потому что слышу, как Роберт поет песню из «Моей прекрасной леди». Он вкладывает всю свою душу — он ни в коем случае не позволит Митчеллу Кляйну играть с Холли. У него нет шансов. Я признаю это.

— Да, я была на вечеринке, — наконец говорю я.

— Слышала, что ты оказалась в бассейне.

— Было весело, — говорю я со всей холодностью, на которую способна.

— Скажи мне, что ты делаешь в этом коридоре? — спрашивает она.

— Я провалила прослушивание для мюзикла и чувствую, что не хочу туда возвращаться.

— Ты уверена, что провалила?

— Да, — говорю я.

— Ты говоришь неуверенно.

— Мне пришлось начинать сначала три раза, поэтому я вполне уверена, что я лоханулась.

— Роуз, знаешь, что я в тебе заметила с тех пор, как познакомилась с тобой год назад? Ты недоброжелательна — к самой себе. — Я чувствую, что она смотрит на меня, но я сейчас не готова взглянуть ей в глаза. — Ты же любишь слова, так? Подумай обо всех негативных словах, которые ты употребила по отношению к себе за один короткий разговор.

Я вздыхаю.

— Вы говорите, как мозгоправ моей мамы.

Мисс Масо даже не дрогнула.

— Ну, я надеюсь, это и твой мозгоправ тоже.

Пожимаю плечами.

— Прекрати быть недоброжелательной к себе, Роуз. В долгосрочной перспективе это может стать таким же саморазрушительным, как прием наркотиков, или голодание, или нанесение себе ран, или... Ты хочешь, чтобы я продолжала?

Я качаю головой.

— Я поняла.

— Хорошо. — Она встает, отряхивает свои джинсы и поднимает плакат. — Слушай, школа разбирается с тем, что случилось на вечеринке, отчасти потому что Конрад Деладдо — а он явно один из лучших спортсменов, которые учились в этой школе — ушел из команды по плаванию и никому не сказал, из–за чего. Раз ты оказалась с ним в бассейне, ты можешь скоро оказаться в кабинете директора Чен. Я просто предупредила, ладно?

Ну, это несравненно. Я не болтала с директором Чен со времен последнего скандала, в котором была замешана. Не могу дождаться.

— Возвращайся туда и закончи прослушивание, Роуз. Даже если ты не довольна этим, по крайней мере, сможешь сказать, что прошла до конца.

Мисс Масо приклеивает надо мной плакат, наклоняется, чтобы прикоснуться к моему плечу, и исчезает на лестничной площадке, а стук ее сабо эхом раздается в коридоре. Пока я смотрю, как она уходит, думаю о том, что она всегда дает отличные советы, которым я никогда не хочу следовать.

Переживаю из–за того, как забрать сумку из зала, чтобы меня никто не увидел, и вдруг открывается дверь, и выглядывает Холли.

— Роуз! Сейчас начнем сценки! Давай быстрей!

Я качаю головой.

— Я не вернусь.

Холли выходит в коридор и потихоньку закрывает за собой дверь. Она протягивает руку, чтобы помочь мне встать.

— Пришлось начать сначала — ну и что? Ты отлично пела. У тебя такой крутой голос — он не похож на другие, знаешь? Как у... Не знаю... — Холли на секунду задумывается, глядя в потолок и перебирая браслеты на руке. — Как у олдскульной рок-звезды или типа того.

Вот оно.

Комплимент моему пению.

Самый первый.

Точно не знаю, что она имела в виду, но в этой Вселенной мне сделали комплимент. И я ощущаю его внутри себя, он словно расплывается, заполняя все пустые места — мою неуверенность в том, что делать дальше. Я настолько теряюсь в этом чувстве, что даже не обращаю внимания на то, что еще говорит Холли, и не шевелюсь, чтобы принять ее протянутую руку. Она неверно это истолковывает и встает передо мной на колени, а ее кожаные сапоги на пуговицах скрипят.

— Что-то не так? — спрашивает Холли и кладет свою руку поверх моей. Мои глаза наполняются слезами. А потом ее глаза наполняются слезами только из-за того, что я чуть не плачу. Она смеется, возможно, немного смущенная тем, что плачет со мной, хотя не знает, о чем мы плачем. А я не знаю, как объяснить ей, что она сказала потрясающие слова — естественно, она думает, что со мной что-то не так.

— Роуз, — спрашивает она, — это, м-м, из-за парня?

Есть что—то странное в том, как она это спросила. Она смотрит на меня, как будто уже знает ответ, но хочет посмотреть, скажу ли я ей правду. Поэтому, вместо того, чтобы попытаться объяснить ей, что она, настоящая певица, назвала меня настоящей певицей, я просто киваю. Это легче, чем придумать, как выразить свои чувства в этот момент.

— Это Робби? — спрашивает она, глядя на меня огромными, округлившимися и слезящимися глазами.

И виноватыми.

О нет. Нет, нет, нет. Я поняла, что сделал Роберт, даже не спрашивая ее. Но я все равно спрашиваю.

— Что он тебе сказал?

— Ну, я не хочу, чтобы тебе было неловко, но Робби сказал, что ты, м-м, влюблена в него, но он считает тебя кем-то вроде сестры. И поэтому мне интересно, тебя не беспокоит, что мы с ним вместе? То есть, надеюсь, что нет, Роуз, потому что ты мне правда нравишься. Но если тебе плохо, когда ты видишь нас вместе или говоришь со мной...

Я поднимаю руку, чтобы остановить ее.

— Это не Роберт. — Мне хочется назло ему добавить: «И никогда не был Роберт». Но у меня есть идея получше. Я лучше сейчас приму удар на себя, а Роберт будет мне должен — по-крупному — за то, что использовал меня, чтобы показать своей девушке, какой он особо желанный. Может быть, однажды, когда придет время, я расскажу Холли, что она встречается с патологическим лжецом.

Один из голосов в моей голове говорит, что это очень хороший способ повести себя с парнем, который помогал тебе на похоронах твоего отца, и девушкой, которая заметила твою индивидуальность.

Я приказываю ему заткнуться.

Дверь открывается снова, и на этот раз из нее высовывается голова мистера Доннелли.

— Ну что, дамы, готовы для крупных планов? Пора действовать, — говорит он, выжидающе глядя на Холли.

— Мы готовы, мистер Доннелли! — говорит Холли. Она вскакивает и снова протягивает мне руку. Я беру ее, и она тянет меня вверх с удивительной силой для того, кто размером с эльфа. Не успеваю я принять решение, стоит ли девушке с голосом олдскульной рок-звезды заморачиваться с продолжением прослушивания для театра мюзикла, Холли тащит меня в зал. Дверь за нами захлопывается с драматичным глухим звуком, подходящим случаю.