Крик души (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 18

Но в тот момент Антон решил списать его состояние на целый ряд причин, не вдаваясь в детали.

Длительный перелет, а отец давно уже не мальчик, здоровье, опять же, холодная весна, беспокойство за Тамару Ивановну, да что угодно!..

Откуда же молодому человеку тогда было знать, что все спрятано гораздо глубже?

— С Тамарой Ивановной сейчас всё хорошо, — выдавил из себя Антон. — Пойдем, тебе нужно отдохнуть.

Олег послушно последовал за сыном, едва передвигая ноги, и этот факт Антон тоже заметил, но, как и на другие факты, просто не обратил на него внимания.

Идиот. Какой же идиот!

— Что говорят врачи? — тихо спросил отец, когда они уже двигались по направлению к дому. — Как она?

— Инсульт, пап, — так же тихо проговорил Антон, горько вздохнув, — что тут сказать?

— М-да… — покачал головой мужчина. — И когда это случилось?

— Ночью. Я был дома, как знал, что что-то должно случиться, — ответил парень. — Лешка звал в бильярд, но я не пошел. Тамаре Ивановне еще вечером плохо стало, но врача она вызвать отказалась. Упрямая же, сам знаешь!

— Это у нас, похоже, семейное, — легко улыбнувшись, проговорил Олег, и Антон бросил на него быстрый взгляд. Может быть, всё не так плохо, как ему показалось вначале? И дело, действительно, в перелете?

— Часа в два ночи, может, в половине третьего, я проснулся, — произнес Вересов-младший, — пошел к ней, а она уже без сознания была. Я скорую вызвал, ее забрали. А на утро я тебе позвонил.

— Ты у нее был?

— Нет, она же в реанимации.

— Как она себя чувствует?

— В себя пришла, — сдержанно проговорил Антон, сжимая руль обеими руками, — но… плохо…

— Что врачи-то сказали? — устало спросил Олег.

Антон тяжело вздохнул, не глядя на отца, прикрыл на мгновение глаза, словно успокаиваясь.

— Говорят, что еще недели две ей придется провести в больнице, — проговорил он, запинаясь. — Не девочка она уже, чтобы со здоровьем шутить.

— Ну, да, ну, да… — пробормотал Олег как-то отрешенно, словно думал совсем о другом.

Антон тогда решил его не беспокоить, дать отдохнуть, прийти в себя, переварить все случившееся.

И только потом осознал, как сильно ошибся, не пытаясь во всем разобраться, а спихнув все на время.

Время лечит, говорят?.. Ничего подобного. Раны, которые лечит время, никогда не заживают.

И Антон смог убедиться в этом через два месяца после возвращения отца из Калининграда.

Антон всегда ждал отца. Он любил его, он его почти боготворил. Еще в детстве, когда тот уезжал в командировку, он просил мать позвонить ему, просто для того, чтобы услышать его голос. Он не просил подарков, хотя отец их всегда ему привозил, он хотел лишь, чтобы тот был рядом с ним. А когда Олег возвращался, он старался, как можно дольше быть с ним наедине, играть, читать вслух увлекательные истории, готовить ему чай с лимоном, садиться к нему на колени и рассматривать геологические карты, которые отец ему показывал.

Каждую свободную минуту, он старался проводить с Олегом. Чтобы хотя бы в эти редкие минуты быть рядом с ним. Чувствовать себя его сыном, знать, что этот замечательный мужчина — его отец, и радоваться этому факту.

Он хотел быть похожим на него, в детстве часто воображал себя путешественником, исследователем, таким же, как Олег. Часто представлял себе, что, когда вырастет, они вместе будут исследовать горные породы, дальние территории, местности. Когда тот отправлялся в очередную командировку, он забирался в его кабинет и проводил там по несколько часов, рассматривая карты, читая вырезки из газетных статей, разглядывая фотографии. Ему казалось, что таким образом он становится ближе к отцу, что, узнавая о деятельности, которой тот занимается, сможет лучше узнать его самого. Будто тепло его карт, фотографий и книжки по геологии смогли заменить ему отцову любовь и его тепло!

С каждым годом он всё острее стал ощущать эту потребность — быть ближе к нему. Но этой близости никогда не получал в полной мере. Всегда были причины, по которым они не могли сблизиться. Он любил отца, и тот тоже души не чаял в единственном сыне, и все же… Работу он любил так же сильно.

И Антон со свойственной ему сыновей преданностью и отчаянной любовью принимал всё, как есть, закрывая глаза на частые отъезды, отлучки, командировки. Он хотел бы насладиться той любовью на расстоянии, тем теплом, что получал от Олега, когда тот возвращался домой, но не мог. Ему было мало.

Только после смерти матери, такой неожиданной, такой дикой, они особенно сблизились.

У Антона появился тот отец, о котором он мечтал, которого хотел видеть рядом с собой.

Олег оставил исследовательскую деятельность, вернулся в университет, воспитывал сына. Та близость, о которой Антон мечтал, наконец, появилась между ними. Они всё делали вместе. Спускались по горным рекам, ходили в походы, поднимались в горы, катались на лыжах, совершали велосипедные туры из одного города в другой. Антон оставил мечты об исследовательской деятельности, которой занимался отец, осознав совершенно точно, что это не его дело. И после окончания школы поступил на юридический.

Он тогда думал, что все изменилось. И все, действительно, изменилось. У него был самый лучший в мире отец, у них была Тамара Ивановна, которая всегда могла подсказать советом и поддержать, он нашел своё призвание и наметил дальнейшие пути продвижения.

У него была счастливая, прекрасная во всех отношениях жизнь.

Та жизнь, о которой он мечтал, когда был маленьким! Он сейчас получил то, о чем всегда мечтал.

Когда Олег решил вернуться в исследовательскую деятельность, он был безмерно рад за него. Он хотел, он жаждал, он чуть ли не молился о том, чтобы тот был счастлив. А когда Олег, разочарованный тем, что не нашел себя в любимом когда-то деле, начал писать, Антон первым поддержал его идеи. Он видел, как счастлив отец, какое удовольствие ему приносит его творчество, то, что его понимают и принимают.

Казалось, большего для счастья и не нужно.

Антон радовался, наслаждался жизнью и безграничным счастьем, думал, что все хорошо…

А ведь и было хорошо до тех пор, пока Олег не улетел в Калининград на очередную конференцию!

Кто бы мог подумать, что все рухнет, мгновенно, почти в одночасье из-за одной обычной конференции?!

Черт, да что там такого могло случиться, чтобы так сильно изменить человека?!

Десятки раз Антон задавал себе этот вопрос. Себе — не отцу. Его он отчего-то боялся беспокоить.

Отец уже не был прежним. Антон чувствовал это как никто другой.

Поездка в Калининград его изменила. И дело было не в самочувствии Тамары Ивановны, не в том, что Олег плохо себя чувствовал, что устал или у него наступил творческий кризис. Его что-то беспокоило. Что-то, о чем он боялся рассказывать или просто не хотел, что-то, словно перевернувшее его былые уверения с ног на голову, круша устоявшееся мировоззрение человека, который всегда знал, чего хочет, и достигал цели. Что-то, о чем не говорил вслух, но о чем постоянно думал. Все те два месяца после возвращения.

Закрывался в своем кабинете, усаживаясь в кресло, и невидящим взглядом рассматривая фотографии в старом альбоме. Почти не спал, засыпая порой лишь за рабочим столом. Все чаще выглядел уставшим.

Антон беспокоился за него, пытался настоять на посещении врача, но натыкался на уверенный отказ.

Что-то неукротимо, неминуемо рушилось. И Антон чувствовал себя совершенно беспомощным оттого, что не мог ничего сделать, чтобы избежать краха.

Привычный, устоявшийся, прекрасный мир сказочной жизни, которую он, наконец, получил, дал трещину, пошатнулся, накренился и готов был вот-вот оставить и его погребенным под обломками счастья.

Безысходность и отчаяние сковали его тисками, не давая дышать, вынуждая вновь и вновь глотать пыль из-под крошащихся на кусочки мечтаний и желаний.

И это бесило, это просто сводило с ума…

— Антош, ну, ты меня совсем не слушаешь, — донесся до него, словно издалека, обиженный женский голос.