Крик души (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 8

Помолчав и разглядев ее, Олег сделал нетвердый шаг вперед, с удовлетворением отметив, что она не отшатнулась, а осталась стоять на месте, лишь понурив голову.

— Как тебя зовут? — проговорил Олег, продолжая медленно приближаться.

И вновь смотрит на него волком, исподлобья, не верит ему.

— Даша, — выдохнула она. — А что?

Олег ободряюще улыбнулся.

— Даша, — повторил он ее имя, словно смакуя его, а потом добавил: — Мне нравится. Красивое имя.

— Имя как имя, — проговорила девочка злобно. — Ничего особенного.

Приблизившись к ней на расстояние одного шага, мужчина наклонился к ней.

— Вот не скажи, — улыбнулся он. — А ты знаешь, что каждое имя имеет свое значение?

Она покачала головой, но с интересом посмотрела на него. В ее глазах мелькнули искорки вопроса, хотя сама она так и не произнесла ни слова.

Олег удовлетворенно улыбнулся.

— Хочешь знать, что означает твое?

Она задумалась с таким усердием, словно размышляла о глобальных проблемах человечества, а потом посмотрела на него и спросила:

— А это важно?

— Ну, как сказать… — смутился мужчина, пожав плечами. — Имя играет огромную роль в жизни каждого человека, — заглянул ей в глаза. — И в твоей жизни тоже.

— И что же означает мое имя? — спросила Даша с вызовом, стискивая маленькие замерзшие ладошки.

Олег проследил за этим ее движением и стиснул зубы. Замерзла, маленькая…

— Дар небес, — проговорил он, вынуждая себя улыбнуться. — Ты — дар небес, Дашенька.

Девочка, сначала воодушевленная, в один миг скривилась и посмотрела на него с горькой усмешкой.

— Если бы вас слышала мама, она бы заругалась, — покачала головой и с детским простодушием добавила: — Она называет меня троглодиткой и говорит, что я для нее обуза. Как и Юрка, — она опустила голову.

Олег сглотнул и сжал руки в кулаки в карманах пальто.

— Юрка? — проговорил он еле слышно. — Это твой брат?

— Да, ему шесть лет. И он болеет.

Болеет. А мама?.. Этот вопрос так и вертелся у него на языке, но он не спросил, не посмел, оробел.

«Бедная девочка, если бы только я мог помочь тебе чем-то!» пронеслось в его голове.

Он вновь улыбнулся.

— Даша, а хочешь, сходим в кафе? — предложил Олег, с надеждой глядя в ее глаза. — Или, может быть, тебе купить что-нибудь? — он неуверенно сглотнул. — Что ты хочешь?

— Нет, ничего не хочу, — упрямо покачала головой девочка.

Такая слепая решимость удивила его.

— Почему?

— А что я должна буду сделать за это? — вновь посмотрела на него исподлобья, как-то злобно.

Не доверяет, удрученно подумал мужчина.

— Ничего, я же уже сказал, — проговорил он, пытаясь убедить ее в бескорыстности дружелюбной улыбкой.

Даша замотала головой так сильно, что шапка упала ей на глаза, и пришлось ее поправить.

— Дядя Леша говорит, что так не бывает, — решительно заявила она, поднимая подбородок. — Всем людям друг от друга что-то надо. И за все приходится платить рано или поздно.

«Откуда только взялся этот чертов дядя Леша?! Кто он вообще такой?!» с гневом подумал Олег.

— А этот дядя Леша, — проговорил он, запнувшись, — давно с вами живет?

— Прилично уже, — проговорила Даша. — Юрке было четыре, когда он пришел. Он тогда тоже болел, а дядя Леша сказал маме, что за лекарства нужно платить, а у нас денег и так нет, — девочка злобно поджала губы, насупилась, поморщилась, взглянула на застывшего рядом с ней мужчину дико, с яростью, очевидно, пожалев о том, что так разоткровенничалась, а потом выдавила: — Дядя Леша денег не дал, но Юрка все равно поправился, я у соседей попросила, и они не отказали.

Олег стиснул зубы и сжал руки в кулаки. Ярость вспыхнула в нем ярким пламенем, сердце забилось громко и отчаянно. Какой негодяй может пожалеть денег на лечение ребенка?!

Олег задумчиво покачал головой, а потом, словно бы что-то вспомнив, внезапно спросил у Даши:

— А ты в школу ходишь? Тебе ведь восемь…

Она покачала головой.

— Нет.

— Что же так? — удивился Олег, с болью и сожалением глядя на девочку.

Даша поджала губы, но все же ответила сквозь зубы:

— Когда была баба Катя, она научила меня читать и писать.

— А где она сейчас? — сглотнув, ощущая, как бьется в висках кровь.

— Умерла, — с горечью проговорила девочка, подняла на него острый взгляд. — Несколько месяцев назад.

Боль тугим свинцовым комком собралась в горле, и он смог лишь выдавить:

— Мне жаль.

— Мне тоже, — тяжело вздохнула. — Она была хорошей. И о нас с Юркой заботилась. А когда ее не стало…

Сердце его дрогнуло, дыхание участилось. Захотелось сжать эту малышку в своих медвежьих объятьях и не отпускать, не отдавать ее этому жестокому миру, не знающему сострадания.

— Что? — прошептал он с болью в голосе.

Даша выдохнула и грустно проговорила:

— Дядя Леша сказал, что мы никому не нужны, — помолчала, — и что он нас на своей шее держать не станет.

Ярость с новой силой нахлынула на него, застилая глаза.

— А мама? — едва выдавил он из себя.

— Мама ничего, — пожала она плечами. — Ей все равно.

Черт возьми, как матери может быть все равно?! И как Даша мажет так спокойно говорить об этом?!

Злость, презрение, негодование, обида, гнев, сплотившись в один большой ком, разгорались в нем всё сильнее, удушая, уничтожая, не позволяя дышать.

— И вы с братом…

— Мы пошли на улицу, — с вызовом сказала Даша, вскинув подбородок. — А больше ничего не оставалось.

Сильная. Даже сейчас — сильная.

Он подивился этому, но сам факт того, что вместо детской непосредственности, наивности и чуткости ей пришлось примерять на себе маску взрослости, жестокости и злобы, словно железными прутьями сковал его внутренности, обжигая их ядом.

— И много вам подают? — выдавил Олег, хмурясь.

— Бывает много, а бывает и нет, — покачала головой. — Гонят многие, говорят, чтобы мы тут не ошивались.

Олег снова сглотнул тяжелый тугой комок, а потом спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

— Что же ты, про маму солгала, значит?

Даша опустила глаза, словно устыдившись этого факта.

— Ага, — выдохнула она обреченно. — Солгала.

— А про брата?

— Юрка болеет! — воскликнула она с чувством. — Ему лекарства нужны, а дядя Леша денег не дает! — она злобно скривилась и выдавила с яростью: — Только водку покупает, травит и себя, и маму! — она бросила на него быстрый взгляд, а потом сказала: — Мне работать надо.

Сначала Олег не осознал ее слов, с болью в сердце глядя на ее замерзшие ручки, на яркую куртку, не спасавшую от ветра, на вновь съехавшую на глаза старую шапку, и только через минуту, когда черные глазки стали пристально заглядывать ему в лицо, он опомнился и закивал головой.

— Да, да, кончено… — пробормотал он, делая несколько шагов назад.

Работать. Он вздрогнул.

Унизительно, подло, неправильно!

Посмотрел на нее, сглотнул, увидев прямой внимательный взгляд, полный горечи и обиды.

Голос внезапно задрожал, когда он спросил:

— Я приду завтра, можно?

Он знал, что все равно придет, даже если она запретит. Но это разрешение было важно лично для него.

Девочка пожала плечами, отвела глаза в сторону.

— Если не будет здесь, значит, буду в другом месте, — проговорила она. — Приходите, если хотите.

Словно очнувшись, он достал из кармана кошелек и, не раздумывая, достал из него пятьдесят рублей.

Протянул ей, но она отстранилась, покачала головой и сначала не взяла.

— Нет, — проговорила она. — Это очень много.

— Не спорь со мной, Даша, — проговорил Олег, впервые обратившись к ней по имени. — Возьми. Тебе нужно купить брату лекарства.

Очевидно, только этот факт и заставил ее принять эти деньги.

Маленькие ладошки коснулись его руки, и Олег ощутил дрожь, промчавшуюся вдоль позвоночника.

Сердце забилось в груди, болезненной болью отдаваясь во всем теле.