Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка". Страница 43

На первых порах у ведьмы даже оставались силы непотребно сквернословить, злясь на собственную хилость. К сожалению, очень скоро стало ясно — радующие душу крепкие ругательства годны лишь на то, чтобы сбивать дыхание и усугублять изнеможение. А потому теперь девушка крыла снег, холод, темноту да бездорожье мысленно.

Люция торопилась. Торой на этакой стуже мог замёрзнуть насмерть. И ещё, девушка боялась волков. За деревьями, нет-нет, посверкивали переливчатые глаза, а пару раз в сиреневом полумраке, промелькнули поджарые тени. Ведьма гортанно выкрикнула несколько заклинательных слов, которые обычно отпугивали дикое зверьё. Конечно, лесную колдунью не тронет ни один хищник, даже самый свирепый, но девушка была не одна — сладкий запах спящих людей и конского страха манил серых охотников. Они скользили в стороне, припав носами к сугробам, и замирали тогда, когда путница останавливалась, чтобы перевести дух. Девчонка с тоской глядела на бредущих рядом лошадей и умирала от досады — у неё было два коня, а приходилось самой тащить бесчувственное тело! Колдунке казалось, что ещё немного, и она умрёт прямо в сугробе. Поэтому, когда домушка и впрямь вынырнула из сумерек, остатки сил разом покинули девушку.

Про себя Люция уже решила, что домик будет заперт и придётся разбивать маленькое оконце да пытаться протиснуться внутрь, но… видимо, иногда случаются чудеса. Дверь оказалась открыта и ведьма, вытягивая жилы в последнем усилии, втащила спутников под прикрытие стен. Определённо, даже поскитавшийся по свету Торой не знал и половины забористых ругательств, которыми сыпала в этот момент его спутница.

Маг очнулся, когда кто-то поднёс к его губам ложку со спасительно горячим питьём. Он разлепил веки и увидел над собой осунувшуюся измождённую Люцию. Сквозь вязкое забытьё Торой покорно сделал несколько глотков. Травяной взвар был терпким и горьким, но от него сразу стало легче. Волшебник почувствовал жар яростно пылающего очага, услышал треск поленьев и снова уснул.

С той поры, как Люция притащила мага в сторожку, прошли сутки. Ведьма даже, скрепя сердце, отважилась раздеть волшебника. Конечно, прежде чем решиться на эдакий смелый поступок, девчонка некоторое время расхаживала по сторожке кругами, собираясь с духом. Как ни крути, а дело предстояло ответственное. С одной стороны, подумаешь, ерунда какая — раздеть человека. Вот только, человека — одно дело, а совсем другое — пускай обессилевшего и полумёртвого, но всё-таки мага. Ну как не разберётся со сна, примет за тать или воровку какую, да развеет в прах, чтобы помирать не мешала. Мало ли чего ему в бреду примерещится?

Девчонка постояла над волшебником, раздумывая, следует ли так рисковать собой. Решающим же аргументом в пользу раздевания мага стал сам маг. Вид его был настолько жалок, что ведьма поневоле уверилась — в этаком состоянии Торой не то, что развеять, а и просто оттолкнуть её не сможет. Вон, скрючился и еле дышит. Кое-как Люция всё-таки подступилась к бесчувственному телу, подбадривая себя тем, что оставлять волшебника в непотребно мокрой одёже попросту нельзя. Болотный огонёк со свойственным ему любопытством спустился с потолка и замаячил над головой хозяйки, мешаясь и сопереживая. Ведьма зло зашипела и отмахнулась от светляка.

Огонёк отпрянул и гневно задрожал в сторонке — надо же хозяйка предпочла ему — верному другу — какого-то подозрительного помирающего мужика! Но Люции не было дела до обиженного светляка. Девчонка сосредоточенно стягивала с мага одежду, вполглаза косясь на крепкое мужское тело. А ничего — ладный волшебник ей достался.

Оставался, правда, некий риск, что Торой по пробуждении взгреет колдунку за учинённое самоуправство со всей яростью. «Только попробуй! — пробормотала Люция, продолжая своё бесстыдное дело. — Я тебе тут жизнь спасаю, дураку такому!» И, исполненная решимости, она рванула на себя штаны волшебника, едва не оторвав их вместе с ногами.

Но Торой не очнулся, и не взгрел её, только свернулся калачиком под одеялом и, по-прежнему бледный, как смерть, не открыл глаз. Да, всё бы хорошо, вот только, после всех перипетий сама Люция выспаться не могла. Ведьма боялась, что заснёт слишком крепко и тогда волшебник преставится, лишённый поддержки отварами и заклинаниями. Поэтому колдунья чутко дремала, приказав болотному огоньку будить себя каждые полчаса. Но бестолковый светляк, не знал, что такое полчаса и потому будил хозяйку, когда вздумается — то есть каждый раз, когда чего-нибудь пугался — свиста ветра за окном или треска поленьев в очаге.

Волшебник открыл глаза и, наконец-то, не почувствовал себя умирающим калекой. Мало того, жутко хотелось есть. Когда Торой пошевелился, зелёный болотный огонёк, что висел аккурат под потолком комнаты, резво спикировал вниз. Трусливый изумрудный шарик с разлёту впечатался в щёку Люции, но ничего этим не добился. Девушка спала, свернувшись калачиком на низеньком топчане. Вид у неё был изнурённый и несчастный. Вместо платья на колдунье оказалось надето нечто бесформенное, и ведьма зябко поджимала голые ножки, пытаясь во сне укрыть их подолом странного одеяния. Только приглядевшись получше, Торой узнал таки в чудном наряде тунику Клотильдиного мужа.

Чародей ещё рассматривал утомлённую спутницу, когда болотный светляк, разобиженный тем, что хозяйка беззастенчиво его игнорирует, пошёл на второй круг. Огонёк взмыл к потолку, залился оскорблённо-ярким сиянием и снова устремился вниз.

Торой вскинул руку, преграждая путь зелёной искорке. Своенравный сгусток ведьминой силы замер и обиженно приглушил сияние. Вот, мол, тебе, раз не пускаешь меня к хозяйке — сиди, как дурак, в темноте. Маг и сам обомлел. У него получилось остановить чужую волю! Пускай даже волю слабой деревенской ведьмы.

Не особенно надеясь на удачу, волшебник едва слышно щёлкнул пальцами и над его ладонью расцвёл язычок белого пламени. Чародей изумлённо выдохнул, а комната озарилась ярким светом — не чета всяким там болотным светлякам. Зелёный огонёк тем временем боязливо поплыл вдоль стены, намереваясь шмыгнуть к хозяйке. Торой усмехнулся. Он всегда думал, что у Силы нет характера, а вот, поди ж ты, огонёк Люции явно не был бездушным сгустком чужого Могущества, вон, какой строптивый. Впрочем, у огонька с волшебником отношения были натянутые ещё с момента первого знакомства, когда маг его обманул.

Покамест зелёная бестия опасливо кралась к хозяйке, Торой выбрался из-под одеяла. И лишь сейчас заметил, что, оказывается, раздет. Одежда — сухая и горячая от жара очага висела рядом. Волшебник неторопливо оделся. Краем глаза он следил за вредным огоньком, что стелился по полу, намереваясь незамеченным прошмыгнуть к топчану и разбудить хозяйку.

— Только попробуй, — шепнул ему волшебник. — Мигом развею.

Огонёк обиженно мигнул и завис в сторонке.

— Не буди. — Попросил Торой, чувствуя себя дурак дураком оттого, что разговаривает с чужой Силой.

Однако Сила его, как это ни странно, поняла и воспарила обратно к потолку, сторонясь неведомого белого сияния. Торой хмыкнул и лишь сейчас осознал нелепость происходящего. Как он оказался здесь (кстати, где именно?), почему лежал на полу под одеялом, как сумел впервые за неведомо сколько лет сотворить волшебство? У мага закружилась голова. Некоторое время он стоял, ошарашено оглядываясь, а потом решил, что часть из упущенных событий поможет восстановить Люция, когда проснётся.

Волшебник повернулся к спящей ведьме. Какой крохотной и беззащитной она ему показалась… Девушка сжалась в комочек, ютясь на краешке топчана, Эйлан безмятежно дрых слева от неё возле стены, заботливо укрытый одеялом. Надо же, обо всех побеспокоилась, а сама лежит нагишом, ноги в подол кутает. Торой поднял с пола одеяло, под которым спал, и укрыл им Люцию. Однако колдунка в последние часы, видимо, слишком часто просыпалась, проснулась и теперь. Открыла зелёно-голубые глаза и изумлёно уставилась на Тороя.

В ярком свете белого огонька маг казался белей муки, но он поднялся на ноги! Сумел одеться! И, похоже, неплохо себя чувствовал. Ведьма села, скинув одеяло.