Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка". Страница 65

— В том-то и дело, что нет! — запротестовал он, рубя ладонью воздух. — Низложение отбирает лишь дар волшебства. А здешних магов буквально выпили до донышка — вытянули не только способности, но и жизненные соки. Поэтому они так похожи на старинные Атийские мумии. Кто-то выжал их без остатка за считанные секунды.

Теперь по комнате забегала, схватившись за голову, ведьма. А ведь буквально седмицей раньше она и подумать не могла, что известие о смерти Магического Совета повергнет её в такой транс, и эвон как всё вышло. Впрочем, Люция не была кровожадной, а потому никогда не желала чьей-то смерти (ну, тот подлый чернокнижник, что копошился у неё в сознании, конечно, не в счёт). Тем более, как успела колдунка разглядеть груду сложенных на площади тел, среди гелинвирцев были и дети, и подростки, и убелённые сединами старцы и даже… о, Силы Древнего Леса! Даже эльфы!

— Торой, — выдавила девушка, — но это невозможно…

Волшебник замер посреди комнаты.

— Прости, что ты сказала?

— Я сказала, что это невозможно. — Повторила она, оседая на табурет.

— Да! — с жаром согласился маг. — Да! Ты совершенно права — это невозможно!

И тут же растерянно закончил:

— Но это случилось.

— А почему, в таком случае, выжил Тальгато? — задала ведьма вполне резонный вопрос. — Почему не погиб, как остальные?

Эта хилая заковыка не смутила волшебника и не нарушила стройный ход его предположений.

— Я думаю, Тальгато с рождения немного отсталый. — Убеждённо ответил Торой. — Это объясняет его некоторую глуповатость. Мальчик, конечно, был единственным слабоумным в Гелинвире. А на таких волшебство не действует. Почти. Наш рисовальщик всё же лишился тех крох Силы, которые дала ему природа, да ещё и окончательно ослаб рассудком, то ли от боли, которая сопутствует любому низложению, то ли от одиночества, то ли от страха, то ли ото всего вместе.

Ведьма с сомнением посмотрела на спящего в кресле паренька и неуверенно спросила:

— Разве на обучение в Гелинвир принимают слабоумных магов?

Волшебник в ответ лишь горько усмехнулся:

— Люция, наш Тальгато всего лишь безобидный деревенский паренёк, отстающий от своих сверстников. Он не бешеный. Был во всяком случае. И, кроме того, у мальчика действительно талант. Рисует он превосходно. Во всяком случае, я такое видел только на картинах эльфийских мастеров.

Последнее замечание мало тронуло Люцию, которая выросла в кособокой лесной избушке и, само собой, ни разу в жизни не видела картин вышеупомянутых мастеров. Ведьма молчала, обдумывая сказанное волшебником, и дико волновалась. Она то и дело вскакивала со стула и принималась бегать из угла в угол. У мага после странствия по задворкам Тальгатоова сознания и без того кружилась голова, а мельтешение колдуньи совсем сбивало его с мыслей.

— Глупость какая-то! — тем временем жалобно повторяла девушка. — Кому, ну кому понадобилось убивать столько волшебников?

— Да, — произнёс Торой, — мне это тоже интересно…

Он запнулся, и колдунья тут же воспользовалась образовавшейся паузой:

— Но как же ты???

— А что я? — волшебник удивлённо посмотрел на свою собеседницу.

— Но ведь ты — маг! И, насколько я вижу, ты жив, здоров, в меру прожорлив и вовсю чародействуешь!

Торой горько усмехнулся.

— Твой покорный слуга в момент действия колдовства находился в Мираре, то есть был за тридевять земель, да и, окажись поблизости, чары навряд ли подействовали — я ведь был низложен, а что у такого отнимать? Как видишь, окаянное заклятье защитило получше волшебных стен.

Ведьма прошлась по комнате, ломая пальцы и не замечая звонкого хруста суставов. Наконец, она сказала:

— Значит, погибли только гелинвирские волшебники? А королевский чародей? Ну, который тебя спас от Ноиче, он случайно не был похож на сушёный гриб?

Крепко спящий Золдан, как помнил ученик, на мумию не походил, поскольку, охваченный колдовским сном, оставался крепок, тяжёл и румян.

— Так, значит, он не умер? — заключила ведьма и тут же поспешно спросила. — И, стало быть, не низложен?

Торой утвердительно кивнул:

— Конечно, нет! Это ж какую силищу надо иметь, чтобы низложить всех чародеев! Хотя, теоретически, отобрать Могущество можно и во сне. Но зачем неизвестной ведьме убивать всех магов? Удар, я думаю, пришёлся на Гелинвир — здесь разом были уничтожены лучшие волшебники сопредельных королевств. А истреблять всех прочих попросту нет смысла. К чему? Остальных достаточно усыпить. Пока проснутся, пока опомнятся, пока то да сё… Есть все шансы…

— Что? — нетерпеливо подогнала колдунья осекшегося неожиданно мага. — Что за шансы?

Торой округлившимися глазами смотрел перед собой, словно не веря неожиданной догадке. Наконец, с трудом произнёс:

— Есть все шансы прийти и занять Гелинвир. Ты же слышала, ещё тогда, в Мираре, горшечник, который нас подвозил, говорил, будто колдуны и чернокнижники зачем-то стекаются в Атию… Должно быть, это являлось частью некоего плана.

— Они встретились, чтобы нанести удар? — тут же торопливо предположила Люция.

Собеседник в ответ лишь покачал головой:

— Нет, не думаю. Подобные перемещения, по всей вероятности, были лишь уловкой — пока Великий Магический Совет держал под колпаком колдунов и некромантов, стекающихся в Атию, кто-то, кто придумал всю эту катавасию, умело прятался в Мираре и делал то, что требовалось — какие-то манипуляции с зеркалом. Впрочем, нет, не знаю, это всего лишь догадки…

Он сбился, запутавшись в предположениях, и замолчал — только длинные пальцы напряжённо продолжали тереть подбородок. Ведьма подошла к волшебнику и осторожно коснулась его плеча. Торой стоял лицом к камину — бледный и растерянный. Сперва он не заметил утешительной ласки и даже не обернулся, но, когда девушка неуверенно коснулась его плеча лбом, вздрогнул.

Некоторое время они стояли неподвижно, глядя на огонь — два растерянных испуганных человека в опустошённом мире, полном хаоса. А потом маг осторожно обнял колдунью, и она, окончательно осмелев, уткнулась ему носом в шею. Огонь в очаге уютно потрескивал, углы комнаты терялись в полумраке, тихо сопели спящие дети, за окном шелестел нудный дождь. И никогда в жизни Люция не чувствовала себя так хорошо.

А Торой, прижавшись щекой к каштановому затылку ведьмы, думал вовсе не об уюте и даже не о погибших магах. Он, совершенно не к месту, вспоминал подругу своего далёкого детства. Ту самую Тьянку, которую часто лечил после розог, получаемых (и весьма справедливо) от щедрот папаши повара. Вздорную непоседу, что погибла в неполные пятнадцать лет и которой в самый решительный момент Торой не смог помочь. Именно тогда Золдан впервые увёз его в Гелинвир, дабы представить Совету. Визит продлился три дня и именно в один из этих трёх дней Тьянка, отправленная отцом в «холодную» за овощами, оскользнулась на длинной каменной лестнице и расшиблась насмерть. Видать, торопилась, непутёвая, поскорее выполнить скучное задание, да улизнуть на реку.

Торой и Золдан вернулись как раз через сутки после обряда похорон. Придворный лекарь сказал в утешение, мол, девочка совсем не мучалась. Даже, наверное, не успела понять, что произошло. Но Торой сомневался. Как же это так? Умереть и не понять, что покинул мир живых? Глупость какая-то. И юный волшебник, которому до того момента ни разу не доводилось кого-то терять, всю ночь простоял у окна, глядя в темноту. Словно неживой. Тогда он впервые понял, насколько хрупко и ненадёжно человеческое существование. А коли так, коли смерть может настигнуть в любой момент, то и дорожить этой жизнью нечего, один итог — когда-нибудь загнёшься. А уж какая разница — годом раньше или годом позже?

Увы, Торой не умел плакать. Не плакал и узнав о Тьянкиной смерти. Только пусто-пусто стало на душе, так безвыходно одиноко, что хоть волком вой. А ещё обидно. Обидно на Тьянку, которую нелёгкая понесла в прискок по скользким ступеням «холодной», на лекаря, который не сумел помочь. И, главным образом, конечно, обидно на себя, что не успел сказать подруге что-то значимое и важное. Не успел. И не успеет же.