Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка". Страница 92
Торой изумлённо уставился на эльфа, который совсем недавно лечил синяк колдовскими припарками. Итель же смотрела на Алеха без удивления, скорее, снисходительно.
— О, Алех… Вижу годы жизни в Гелинвире превратили тебя в поборника магии. Тебя, ведьмака. Даже слушать смешно. Но я всё же отвечу. Просто, чтобы вернуть тебя с небес на землю. Видишь ли, способность одновременно к колдовству и магии встречается крайне редко. Скажем, пока мне известны лишь несколько человек, а также не-людей, которым по силам и то и другое. Это ты, мой му… — он осеклась и исправилась, — Рогон, Аранхольд, да ещё Торой. Не думаю, что четыре случая за более чем трёхсотлетнюю историю могут чего-то там смешать. Так что перестань брюзжать. Кроме того, лично ты уже никогда ничего не сможешь смешать, ты ж ведьмак. Былой магии-то и следа не осталось, а?
И ведьма подмигнула Бессмертному. Однако по всему было видно, как сильно досаждает ей беседа с эльфом. Ители хотелось говорить с Тороем, но тот, как назло (а, может, и вправду назло?) молчал. А потому Фиалка продолжила в тишину Залы:
— Торой сегодня — единственный маг, некромант, чернокнижник и колдун в одном лице. И свои способности к магии он сохранил исключительно благодаря тому, что был низложен. Да ещё зеркало Гиа умножило его Силу.
Она нарочно сказала это, чтобы волшебник, наконец-то, перестал отмалчиваться. Удар достиг желанной цели. Торой и впрямь сбросил маску равнодушия, в его глазах засветилось любопытство. Ах, ну как же похож!..
— Объясни. — Попросил он.
— Объясняю, — тут же ответила Итель. — Когда Зеркало потянуло Силу из волшебников, ты был низложен и заклятие, сдерживающее твоё Могущество, ещё не разрушилось окончательно. Однако под воздействием чар оно всё-таки развеялось и тогда ты, совершенно, я полагаю, неосознанно, впитал в себя часть освободившейся Силы, которую не успело вместить Зеркало. Вот и вся загадка. Ну, а, может, и не впитал ничего, просто твои собственные освобождённые запасы оказались такими огромными…
Ведьма развела руками и улыбнулась Торою:
— А теперь скажи мне, где мальчик? Куда ты его спрятал?
Маг отрицательно покачал головой и потребовал:
— Нет, сперва ты поведай мне, зачем он тебе нужен и для чего понадобилось убивать его семью. А то ты такая трепетная и добрая, что даже непонятно, где сил душевных нашла и кхалаев нанять, и людей заморозить.
Глаза ведьмы полыхнули огнём. Недобрая искра загорелась в глубине зрачка и, словно водную рябь, всколыхнула фиалковую глубину. Итель даже подалась вперёд, облокотившись о мраморную столешницу.
Люция испуганно вцепилась в руку Тороя. О, теперь-то она видела истинное лицо Фиалки — лицо кровожадной ведьмы, для которой человеческие жизни лишь незначительная преграда на пути к поставленной цели. А сами люди — досадная мелочь, пешки. Ладони Люции моментально вспотели. Девушке показалось, что ведьма сейчас ринется через огромный стол и вцепится Торою в горло за то, что он посмел издеваться над ней. Но вот безумная искра погасла. Фиалка кротко улыбнулась, всем своим видом показывая, что ей проще проглотить незаслуженное оскорбление, чем справедливо гневаться. И посмотрела на Тороя с прежним обожанием.
— Мальчик нужен, чтобы разбить зеркало. Это никому не под силу, кроме него. Как я уже говорила, зеркало может уничтожить лишь последний из рода Создателя. А парнишка — дальний потомок Гиа. Именно для того, чтобы он стал последним, и пришлось убить всех его родственников. Увы, в таком деле не без жертв.
Люция судорожно сглотнула, радуясь, что у Тороя хватило сообразительности убрать Эйлана с глаз долой — хоть не слышит мальчишка, с каким равнодушием говорят о смерти тех, кто был ему дорог.
— Ну, а разбить зеркало нужно потому, что, единожды вобравши в себя Силу, оно способно удерживать её только трое суток. По истечении этого срока волшебное стекло выплеснет Могущество обратно. Умноженное стократ. А теперь подумай, выживет ли кто-нибудь? Найдутся ли люди (не-люди), способные вместить в себя первородную Силу? Зови мальчика. Солнце садится, и время истекает.
Торой не без веселья наблюдал за слабыми попытками некромантов нащупать Эйлана. И близнецы, и Хельзак, и даже один молодой чернокнижник, который всё это время сидел в молчании и не проронил ни звука, очень старались. Но Эйлан был спрятан надёжно. И это злило, а ещё пугало Итель, привыкшую осознавать своё превосходство. Торой позволил себе совсем уж мальчишескую выходку — ещё несколько мгновений понежиться в волнах смятения красавицы Фиалки, а потом всё-таки позвал Эйлана.
В Зале снова водворилась тишина. Собравшиеся за столом разглядывали друг друга, примеривались, оценивали, а заодно переваривали полученные за время разговора сведения. Пареньки вошли в Залу спустя несколько минут, показавшихся Ители едва ли не вечностью.
Когда раздался звук открываемой двери, ведьма порывисто оглянулась. Вот он — мальчик! Такой испуганный и настороженный, такой растерянный. А рядом с ним нескладный подросток, с лицом отсутствующим и расслабленным, словно не волнует паренька ничто из происходящего. Блаженный! Вот, значит, почему её некроманты не могли дотянуться до мальчугана. Достойный ход…
Фиалка повернулась к Торою и слегка склонила голову, признавая за ним определённое (пускай и временное) превосходство. А потом тишину нарушил прежний музыкальный голос:
— Как тебя зовут, юный повелитель зеркал?
Эйлан испуганно захлопал глазами и, бочком, бочком, начал пробираться к Торою и Люции. Лишь став рядом с волшебником и почувствовав некоторую уверенность, мальчишка нерешительно ответил:
— Эйлан.
— Красивое имя. — Похвалила ведьма. — А скажи мне, Эйлан, ты когда-нибудь разбивал зеркала?
Паренёк, завороженный мелодичностью голоса, нашёл в себе силы лишь на то, чтобы отрицательно помотать головой.
— Нет? — удивилась колдунья и тут же задала новый вопрос. — А хочешь попробовать?
Мальчишка перевёл испуганный взгляд на Тороя, в надежде, что тот подскажет правильный ответ. И лишь Тальгато не тревожила окружающая напряжённость, он устроился на одном из широких подоконников и снова зашелестел карандашом по бумаге, рисуя сидящих за столом.
— Эйлан, — спокойно объяснил Торой, — нужно всего лишь разбить зеркало. Это нетрудно, я полагаю. Сможешь?
Последний из рода Создателя с готовностью кивнул, пытаясь сойти за взрослого, которому ничего не страшно. Пока Торой разговаривал с пареньком, трое сподвижников ведьмы подняли зеркало и, повернув его так, чтобы в нём мог в полный рост отразиться взрослый человек, прислонили к стене Залы.
— Вот. Держи. — Фиалка протянула мальчику средних размеров камень, который извлекла откуда-то из складок платья. — Нарочно для этого подобрала нынче утром в лесу.
Эйлан опасливо приблизился к ведьме и забрал поблескивающую вкраплениями кварца каменюку. Взвесил её на руке, шмыгнул носом и примерился, чтобы половчее кинуть. Тороя неожиданно охватило тревожное сомнение — кто знает, что случится, разбейся колдовское стекло? Да и вообще, где уверенность, что Фиалка сказала правду? Вдруг едва рассыплется на осколки зеркало, погибнут вообще все? Или что пострашнее случится? Может, нужно повременить, обдумать, не измыслила ли ведьма какой хитрый ход? Судя по всему, подобные же мысли одолевали и Алеха, который по-прежнему не мог найти в себе сил оторвать взгляд от Ители.
А Люция думала совсем о другом. Она пыталась постигнуть смысл слов Фиалки, ну, о том, что всё, сделанное людьми делается для любви, ради любви и во имя любви. Что-то странное… О какой такой любви говорила Итель? И чем всеобщее низложение волшебников могло поспособствовать этой любви? Ведьмочка хмурилась и тёрла лоб. Разгадка, как ей казалось, лежала на поверхности. Вот ещё чуть-чуть и ей, Люции, удастся постичь, удастся понять.
Итель не замечала, какими горестными раздумьями терзается её бывшая ученица, ведьма неотрывно следила за Эйланом. Глаза её, не мигая, смотрели на мальчика, который уже примеривался для удара. Но потом что-то смутило Эйлана.