Любовь и магия-2 (сборник) - Флат Екатерина. Страница 44

Неуловимой, неподкупной, недосягаемой была «венецианская рыбка» – неутолимая радость всей Венеции, принадлежащая лишь городу, который она любила, и никому другому более. Но сыскался среди венецианцев и тот, кто возжелал, чтобы чудо Венеции, ее певунья принадлежала ему, и никому более. Пьетро – так звали того гондольера. Дважды он уже видел среди каналов и венецианских палаццо прозрачно-белое открытое платье и кудри червонного золота морской девы, но ни разу не решился приблизиться. Ведь его тщеславное, горделивое сердце хотело больше, чем один поцелуй. Он хотел покорить венецианскую русалку, внушить ей любовь и стать ее господином.

В снах своих он уже видел себя богатым и знаменитым. Аристократы и даже сам дож кланялись бы ему, владетелю «венецианской рыбки».

Одно тревожило его, ведь все в Венеции знали, что холодному сердцу русалки неведома любовь.

Но Пьетро решил действовать хитростью: не стал он поражать ее ни песнями, ни подарками. Но каждый день неутомимо разыскивал ее среди венецианских каналов.

При встрече хитрый гондольер лишь кланялся морской деве да глядел на нее с робостью и печалью, не говоря ни слова. Опускал глаза от ее смеха и песен. И затем так же молча бросал к ее ногам хрупкий белый цветок.

Как ни пыталась юная русалка заставить Пьетро улыбнуться или сорвать с его губ поцелуй, хитрый парень оставался лишь молчалив и робок. Столь неожиданная тактика сначала смутила веселую морскую деву, а затем она стала все чаще вспоминать этого кудрявого задумчивого юношу. И однажды все-таки наклонилась и подняла очередной белый цветок, брошенный Пьетро к ее ногам. Впервые приняла она что-то из рук человека, и этот поступок был словно тайный договор, заключенный между ними.

Монотонный и низкий голос отца, неспешно излагающего историю, так похожую на волшебные сказки детства, подействовал на Паоло, словно голос престидижитатора. Он почти грезил наяву, снова видел хрупкую фигуру в белом, сидящую на пирсе в окружении бежевых стен домов, залитого солнцем венецианского канала… Зеленоватая вода плескалась о борт изогнутой просмоленной гондолы. Паоло видел худощавого черноволосого парня в тонкой сорочке, узких панталонах – себя самого, стоящего на корме с длинным веслом…

– Рассказывают, одна солидная венецианская донна затем клялась, – продолжал отец, – что поздним вечером она видела «венецианскую рыбку» в фонтане во дворе своего дома, задумчивой и с белым цветком в руке.

И уже совсем скоро она подпустила Пьетро так близко, что позволила коснуться своей белой нежной ручки.

Робка и нежна стала «венецианская рыбка». Больше не выпрыгивала она из зеленых вод, чтобы одарить проплывающих мимо мужчин веселым поцелуем. Другими стали и песни ее. Зазвучала в них неведомая ранее томность и страсть. Голос ее был словно нежнейший шелк, пленяющий, сводящий с ума.

Пьетро хоть и чувствовал, что близок он к победе, но боялся спугнуть морскую красавицу, кажется, наконец, полюбившую его.

А между тем рассказы о сладкоголосой сирене Венеции распространились по всей Италии.

Богатые синьоры потянулись в республику свободной аристократии, чтобы послушать «венецианскую рыбку».

Вот и из Перуджи прибыл богатый и знатный граф. Несколько недель он изо дня в день разыскивал часами венецианскую сирену среди городских каналов, чтобы послушать ее пение. И наконец, решил украсить поющей девой свое палаццо. Но разве можно удержать во дворце морскую пену?

Лишь смехом ответила русалка на притязания самолюбивого человека. Всех своих слуг бросил на ее поимку аристократ, но никто не смог даже коснуться ее.

Но однажды один слуга, старый венецианец, рассказал графу о том, что в песнях своих поет русалка о простом гондольере, некоем Пьетро.

Обрадовался своенравный вельможа и повелел найти венецианца. Льстивыми речами и звонкой монетой нашел он дорогу к жадному сердцу гондольера. И сговорились они за большую сумму золотом, что поймает ему хитрый парень «венецианскую рыбку».

В тот же день уговорился Пьетро с прекрасной русалкой встретиться на закате на ступенях старинного палаццо, что на Гранд-канале напротив церкви.

Паоло тяжело вздохнул и прикрыл веки. И снова перед его взглядом мелькнула Венеция, зеленые воды Большого канала… Гордый и величественный белый дворец, богато украшенный резьбой…

– Не успел парень вечером спуститься на последнюю ступеньку, как увидел он девушку в белом: прекрасную, воздушную, с волосами, будто червонное золото, глядящую на него нежным взглядом.

– Спой мне, милая, – сказал он ей и поцеловал ее.

Как гласит легенда, вздрогнула русалка, такими холодными и горькими показались ей губы предателя, будто сочились страшным ядом, но не смогла она отказать ему и запела.

Хрупкой и звенящей была ее песня, будто свет далекой луны, холодной, как поцелуй Пьетро.

Тогда-то все и случилось. Из полной темноты явились люди в белых масках с рыболовными сетями и набросились на обоих влюбленных.

Как ни билась «рыбка», но не смогла ни помочь своему гондольеру, ни спастись сама. Бездыханную, избитую, задыхающуюся в сетях, принесли ее в палаццо жестокого графа и посадили в большую золотую клетку посреди фонтана.

Не скоро пришло в себя это прекрасное дитя моря.

Но когда это случилось, как ни бились с ней слуги, не смогли они добиться от нее песен. Она лишь плакала, стенала и звала своего Пьетро.

Так прошло несколько дней, и пришлось слугам сообщить своему господину, что ему нечем удивить гостей, ибо «венецианская рыбка» его не поет.

Тогда граф сам явился к плененной русалке.

Увидел он не чаровницу венецианских каналов, что пела ему о любви – изможденным и бледным было дитя моря.

Глубоко внутри своей клетки забилась она и не хотела выплывать на поверхность. Черными бездонными провалами казались ее глаза на бледном, почти прозрачном лице.

Рассердился граф, что противится она его воле, но, смирив свое черное сердце, присел он на край колодца и стал ласковыми словами звать к себе пленницу.

– Разве не знаешь ты, что я твой единственный друг? Ведь все, что я хотел, – спасти тебя. Я хотел, чтобы ты жила во дворце, в богатстве и роскоши, чтобы песни твои слышали богатые и знатные люди, которые понимают, какое ты сокровище. Разве ты не видишь? Твой возлюбленный – бесчестный и жестокий человек. Если б не я, он продал бы тебя безжалостным туркам.

Ни слова не сказала ему она, лишь еще больше стали ее темные глаза. С самого дна клетки глядела она на него, и взгляд этот был похож на дюжину острых ножей.

– Ты не веришь мне, мое бедное дитя? – с пылкостью продолжал граф. – Я готов доказать тебе это. Завтра ты увидишь, что твой Пьетро жив и здоров, и его вовсе не заботит твоя участь. Поверь, он с удовольствием продал тебя за звонкую монету.

Ничего не сказала ему русалка, лишь отвернулась от него. Но на рассвете заскрипели блоки, заскользили смазанные жиром веревки. Граф велел поднять клетку с «венецианской рыбкой» высоко-высоко на балкон своего палаццо у канала.

И в предрассветных сумерках увидела она, как на большом корабле ее Пьетро поднимает паруса и вовсе не собирается идти к ней на выручку. Как он был уверен в себе, какой решимостью лучилось его лицо! Это был человек на пороге своей мечты к богатству и славе.

Но не успела морская дева рассмотреть название корабля. Клетку ее опустили, и, смеясь, сказал ей синьор, что теперь она его «поющая рыбка» и будет петь для него и его гостей. Ведь никому, кроме него, она более не нужна.

Молча посмотрела она на него и снова нырнула на самое дно своей клетки.

Темной ночью внезапно раздался внутри палаццо шум и гул, зашатались знаменитые венецианские сваи, что тверже камня. Забурлила вокруг вода, вздыбилась лагуна, порождая яростные волны.

Заскрипели доски и камни, и медленно ушел на глубину, под воду прекрасный палаццо – и вместе с ним и граф, и все его слуги. Слышали все соседи на Большом канале пение «венецианской рыбки», и голос ее был полон не любви, а мести и черной злобы. Звучал он, как свист ветра и шум страшной морской бури.