Спаси меня (ЛП) - Гибсон Рэйчел. Страница 23
После парада Мейн-стрит закрыли для машин. По обеим сторонам дороги поставили торговые палатки, где продавалось все — от украшений и ободков для волос до желе с перцем и вязаных вещичек. Продавцы пива и еды разместились в квартале от Мейн на улице Уилсона, и там толпились приезжие даже из такой дали, как Одесса.
Члены Исторического общества Ловетта нарядились в старинные костюмы. К полудню воздух прогрелся до семнадцати градусов, к пяти температура поднялась до комфортных двадцати двух, и члены общества выглядели чуть вспотевшими. На парковке Альбертсона целый день выступали танцоры и клоггеры. А вечером на одном конце огромной стоянки ожидалось выступление местных любимцев публики Тома и «Армадильос», а на другом — турнир по пулу.
В семь вечера Сэйди припарковала свой «сааб» перед «Одеждой Диан» и направилась к торговым палаткам дальше по улице. А что еще ей было делать? Сидеть дома и пялиться на стены? Смотреть телевизор? Бродить по ютьюбу, пока глаза не станут кровоточить? Боже, сколько еще разговаривающих собачек и видео с шалостями подростков она сможет выдержать?
Сэйди нуждалась в жизни за пределами реабилитационного центра. Отец всегда отказывался дать ей право управлять «Джей Эйч». Честно говоря, сейчас анализировать отчеты по скоту и данные слежения за животными Сэйди была не в силах, но она закончила множество университетских курсов и была уверена, что смогла бы разобраться с графиками, если бы кто-то нашел время показать ей их.
Сэйди нужно было какое-то занятие помимо приведения в порядок собственной постели и мытья своих тарелок. Что-то простое. Что-то, что занимало бы ее время, но не несло в себе груза ответственности. Ответственности за поддержание в порядке десяти тысяч акров, более тысячи голов скота и стада племенных кобыл. Не говоря уж о двух сотнях или около того работников. Поскольку Сэйди была девушкой, отец никогда не учил ее этому делу. Она ничего не знала, кроме самых основ, которые постигла, прожив в «Джей Эйч» восемнадцать лет. И не знала, что будет делать, когда отец умрет. Она много думала об этом в последнее время, и одна лишь мысль обо всей этой ответственности заставляла ее нервничать и вызывала непреодолимую потребность запрыгнуть в машину и убраться к черту из города.
После того как чуть раньше Сэйди навестила отца, она заехала домой и переоделась в синюю футболку и толстовку «Лаки» с Буддой на спине. Отыскала белые ковбойские сапоги и белый стетсон, которые носила в школе. Сапоги были немного маловаты, словно ноги у нее выросли на полразмера, но шляпа сидела так, будто Сэйди надевала ее только вчера. Нашелся и старый ремень ручной работы с логотипом «Джей Эйч», вытесненным на коже, и словами «СЭЙДИ ДЖО», выгравированными сзади. Ремень был немного жестковат, но, слава Богу, все еще подходил ей.
Может, Сэйди и жила в Аризоне, но она была техасской, а День основателей — не шутка. Это повод «нарядиться». Направляясь к торговцам едой, Сэйди порадовалась, что приоделась. Судя по размеру шляп и пряжек на ремнях, начесах волос и узких «Рэнглерах», обитатели и гости Ловетта подошли к делу основательно.
Сэйди купила хот-дог с горчицей и бутылку «Лоан стар».
— Как твой отец? — спросил Тони Франко, передавая ей пиво.
Сэйди откуда-то знала Тони. Но не была уверена, откуда именно. Как и со всеми окружающими. Она росла, зная их, а они — ее.
— Лучше. Спасибо, Тони.
Прошла неделя с того дня, как она перевезла Клайва из Ларедо.
Пока Сэйди шла по Мейн, ее несколько раз останавливали благонамеренные горожане, которые интересовались здоровьем отца. Она надолго задержалась у палатки с бисером, в итоге купив два коралловых браслета для близнецов Партон.
— Как твой отец? — спросила женщина-продавец, забирая у Сэйди деньги.
— Лучше. Передам ему, что вы интересовались.
Она положила браслеты в карман и прошла мимо палаток с керамикой и свечками из пчелиного воска. Разглядывая маленьких броненосцев и кукурузные початки, вырезанные из камня, прикончила хот-дог и тут почувствовала руку у себя на плече.
— Мы с Дули очень сожалеем по поводу твоего отца, Сэйди Джо. Как он?
Она взглянула через плечо на женщину, которую знала с детства. Дули?
Дули? Дули Хэйнс, ветеринар.
— Отцу лучше, миссис Хэйнс. Как Дули?
— Ох, милая, Дули умер пять лет назад. У него был рак яичек. И к тому времени, как это обнаружили, он был неизлечим. — Она покачала головой, и ее высокий начес из седых волос заколыхался. — Дули ужасно страдал. Благослови его Господь.
— Я очень сожалею.
Сэйди, отпив немного пива, слушала миссис Хэйнс, пока та перечисляла все несчастья, которые выпали на ее долю после кончины мужа. Внезапно сидение дома и просмотр видео с собачками перестали казаться такими уж плохими. Видео с собачками и дамоклов меч над головой теперь казались раем.
— Сэйди Джо Холлоуэл? Я слышала, что ты в городе.
Сэйди повернулась, и перед ней оказалось лицо с темно-карими глазами и огромной улыбкой.
— Винни Беллами?
Она сидела за Винни в первом классе, они вместе закончили школу. Лучшими друзьями не были, но вращались в одной компании. У Винни всегда были длинные темные волосы, но она, очевидно, не устояла перед зовом Техаса в себе, поэтому обесцветила и начесала их.
— Теперь Винни Стокс. — Она притянула Сэйди к груди. — Я вышла за Ллойда Стокса. Он учился на несколько классов старше нас. А его младший брат Каин наш ровесник. — Винни разжала объятия. — Ты замужем?
— Нет.
— Каин одинок, и он выгодная партия.
— Если он такая выгодная партия, почему ты не вышла за него вместо его брата?
— Это теперь он выгодная партия, — отмахнулась Винни от вопроса. — Они с Ллойдом играют сегодня на турнире по пулу. Я как раз иду туда. Ты должна тоже пойти и поздороваться.
Это предложение звучало лучше, чем миссис Хэйнс, видео с собачками или дамоклов меч.
— Извините, миссис Хэйнс, — сказала Сэйди, и они с Винни вдоволь наговорились, пока шли к парковке Альбертсона в нескольких кварталах от ярмарки.
Оранжевые и пурпурные полосы расчерчивали бесконечное техасское небо, пока огромное солнце опускалось на западе города. На одном конце парковки под рождественскими огнями были установлены два ряда по пять столов для пула. Каждый стол окружали ковбойские шляпы, разбавленные обычными бейсболками. И только один человек бросал празднику вызов отсутствием требуемой экипировки.
Под белыми рождественскими огнями Винс Хэйвен прислонился широким плечом к одной из квадратных балок.
На нем были непритязательные бежевые брюки карго, обычная черная футболка без каких-либо изображений флага на ней. Никакого стетсона. Очевидно, этот мужчина не понимал всей серьезности дня и торчал здесь как грешник среди обращенных. В одной руке — кий, голова склонена набок: Винс внимательно слушал трех женщин, собравшихся вокруг него. На двух были соломенные ковбойские шляпы, третья начесала длинные рыжие волосы в огромную гриву, как у Русалочки. Она тоже держала кий, а когда наклонялась к столу, ее волосы окутывали спину до самых ягодиц в тесных джинсах.
— Сэйди Джо Холлоуэл! — крикнул кто-то.
Винс поднял глаза от женщин, стоявших перед ним, и встретился взглядом с Сэйди. Он смотрел на нее несколько долгих секунд, прежде чем она отвернулась. Как раз вовремя, чтобы оказаться в крепком объятии, а потом и приподнятой над землей.
— Корд?
Кордел Партон был на три года младше Сэйди и время от времени выполнял разную работу в «Джэй Эйч» вместе со своими тетушками.
— Рад видеть тебя, девочка.
Он поднял ее еще выше, и шляпа у него свалилась на землю.
Корд стал больше по сравнению с тем, что было пятнадцать лет назад. Не толстым. Просто мускулистым, и он крепко обнимал Сэйди.
— Мать моя женщина, Корд! Я не могу дышать.
Она что, сказала «мать моя женщина»? Если не будет осторожной, то скоро начнет говорить «ревела в три ручья». Может быть, все дело в шляпе. Из-за нее Сэйди начала говорить, как техасцы.