Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 57

Парень попытался подняться, но тут уж силы его оставили и он откинулся на подголовник. Вот стало быть как все случилось. Был у него в душе последний огонек, но и его только что загасил Горазд. Нет у него больше никого. Жизнь как-то сразу показалась никчемной, лишней. Вот только если на пепелище подворья он решил, что вина за гибель близких на нем и хотел лишить себя живота, то теперь картина выходила иная. Нет, все как и было, себя ему было ничуть не жаль, вот только просто так удавиться он больше не хотел. Кто-то должен заплатить за то, что случилось. Сначала он думал, что вина на нем, стало быть, ему и платить, но вот выходит, что не по его душу пришел ворог и не в довесок к нему побил тех, кто был ему дорог, стало быть, и платить им. Что же, никто вам не виноват.

У охотников есть правило, никогда не оставлять подранка. Случился такой, бросай все и добивай, потому как, такой зверь становится опасным. Воины всех стран и народов придерживаются такого же мнения в отношении своих собратьев по ремеслу, а потому везде и во все времена было есть и будет такое понятие, как контроль. Никогда не оставляй за спиной раненного противника. А вот гульды, толи в лени своей, толи самоуверенности этим правилом пренебрегли и оставили подранка.

Крестьяне устраивались вокруг лесной деревеньки хотя и временным, но обстоятельным лагерем. Даст Бог, прогонят ворога, тогда они вернутся на насиженные места. Насчет леса для домов можно не переживать, великий князь, завсегда выделит его бесплатно, не на боярские хоромы, понятное дело, но избы и какие постройки сладить хватит, чай понимает, что не уберег свои земли, а потому людям помочь надо. Всего не восполнит, но хоть лес даром даст.

Виктор оставаться с селянами не собирался, нечего ему делать в лесах, не время прятаться. Умирать он тоже не собирался. Слишком просто для гульдов. Не-эт, он будет жить максимально долго и за это время заберет как можно больше жизней врагов. Он не боялся смерти, он был готов умереть, но вот к вопросу этому отчего-то решил подойти рационально. Есть не хочется, но надо, потому как нужны силы. Жить не хочется, но надо, потому как мертвый уже ни до кого не дотянется, а счет у него бо-ольшо-ой.

Вооруженный старым ножом со сгоревшей рукояткой, парой выпрямленных скоб и напильником, у которого один конец заострен, как бронебойная стрела, это чтобы ручку насаживать, он направился на поиски врагов. Крестьяне пытались остановить его, да куда там, кто станет их слушать, когда кровь кипит, словно адское варево в колдовском котле, когда все изнутри разъедает ядреной и всепожирающей кислотой, ненависть.

Бабка Любава, потом по всему лагерю бегала его искала, раны-то не шутейные, обработать бы, да только и смогла узнать, что ушел скоморох, а куда не ведают. Чувствуй сейчас Виктор боль или дискомфорт, то непременно обратился бы к лекарке за помощью, потому как хворый боец уж и не боец. Может так случиться, что из-за необработанных ран уже к утру он будет лежать в бреду с высокой температурой. Но в тот момент он об этом не думал, просто позабыл о ранах, словно все еще был в горячке. Впрочем, скорее всего так оно и было.

Двоих драгун он нашел неподалеку от крепости Обережной, где в осаде сидел воевода Градимир. Они оказались посыльными и двигались от крепости в сторону основной армии, ну да это их проблемы. Пропустив всадников мимо себя, он выскочил из-за дерева и с двух рук метнул две скобы, благо по весу они были практически равны, что в значительной степени облегчало задачу. Он успел выдернуть из-за пояса напильник и нож, когда понял, что добавки не требуется. Снаряды точно нашли свою цель и оба наездника были мертвы, а Виктор обзавелся богатыми трофеями, четырьмя пистолями, парой карабинов, весьма неплохого качества и парой кинжалов, вполне приемлемой балансировки подходящих для метания. Были еще два палаша, но их он предпочел пока оставить при лошадях, потому как пользоваться ими не умел.

Ага. Вот такой вот разочаровавшийся в жизни человек, который печется о трофеях. Он ведь не забыл и карманы убитых вывернуть и золотую серьгу у одного из них сорвал и про серебряные крестики не позабыл, одним словом обчистил донага, обзаведясь парой крепких сапог подошедших по размеру, не забыл и со второго, мало ли, товар хороший, практически не ношеный, сгодится. Странно? Действительно странно, а если еще подумать над тем, что он все это делал потому как собирался на том заработать… Очень странно.

В сумке одного из солдат, он обнаружил тубус с грамотой, безжалостно взломав печать, он взглянул на текст и понял, что нужно будет еще и язык выучить, потому как знание тоже сила, которая пригодится в предстоящей войне. Именно войне, потому как он был намерен объявить гульдам войну и не имеет значения, что ему ее не выиграть, главное, что он сумеет хорошенько пустить им кровь. Потому-то и добычей озаботился, в войне главное деньги, это он помнил еще по прошлой жизни, а уж если он обзаведется соратниками, денег понадобится куда больше. Отчего-то подумалось, что в крепости непременно найдется человек знающий гульдский. Не первый год враждуют, а не знать языка врага, глупость несусветная, тем паче, на границе.

Думаете захотелось ему в героев поиграть? Ничуть не бывало. Если в письме важные сведения, которые хоть как-то приоткроют воеводе замыслы противника, то тот сумеет накрошить гульдов куда как больше чем одинокий мститель. Подобраться к крепостным стенам оказалось задачкой не из простых, но ему все же это удалось. Был правда момент, когда он едва сдержался чтобы не напасть на двух солдат устроившихся в секрете. Нет, в том что он упокоит обоих он не сомневался, но вот насчет того, что сумеет сделать это тихо, были большие сомнения, а шуметь когда вокруг полно вражеских солдат… Он кипел от злости, он был готов рвать всех и вся, но головы при этом не потерял, взирая на окружающее как-то со стороны. Вот такие, пироги с котятами.

Как выяснилось, прокрасться к стене оказалось все же проще, чем договориться со стрельцами. Ну да, чего уж жаловаться, не стрельнули в незнакомца и то хлеб, не то сейчас время военное, опять же, сидят в осаде, пальнули бы и были бы в своем праве. Долго пришлось убеждать, чтобы вызвали воеводу, но все же удалось. И все это громким шепотом, переспрашивая друг друга по нескольку раз, потому как стены все же высокие, но разобрались. Прибывший Градимир по голосу опознать Добролюба не сумел, ничего удивительного, потому как губы не свои, распухшие потрескавшиеся и голос получался каким-то шепелявым. Пришлось помянуть некоторые эпизоды, известные им двоим из единственного совместного путешествия.

- Выходит и впрямь ты. Сейчас тебя поднимут.

- Пустое воевода, я тут покуражусь немного. Бечевку спустите, тубус прицеплю.

- Не хочешь оставаться так тому и быть, да только подняться придется.

Ага, выходит все одно до конца не верит. Ладно. Если думает, что сможет оставить его за стенами то сильно ошибается. Это в планы Виктора никак не входило. Спустили конец, обвязался дернул. Несколько сильных рук в мгновение взметнули его на многометровую высоту, завели в башню, где безбоязненно можно запалить факел…

- Раскудрить, тудыть, твою через коромысло!

- Отец небесный!

- Свят, свят.

- Что служилые, красавец? - Ухмыльнулся Виктор, и стрельцы от той улыбки невольно вздрогнули, а из лопнувшего уголка губ потянулась струйка крови.

- Гульды? - Глухо поинтересовался Градимир, который с большим трудом узнал в этом мужчине, красавца скомороха.

- Они родимые.

- Где?

- На постоялом дворе.

- Приютное?

- Нет больше Приютного, пожгли село, но люди успели уйти. Ну, убедился что я? Тогда держи вражью депешу, а я пошел обратно.

- Куда?

- Туда. Должок за мной тем аспидам, а я в должниках хаживать не привык.

- Один в поле не воин.

- Хм. Это как воевать, воевода. Коли с саблей наголо супротив строя, так какой тут воин, разве только храбрый и мертвый. А мне жить нужно, потому как пока я буду жить, гульды все время будут жалеть, что не добили меня.