Точка отсчета - Крабов Вадим. Страница 3

Вовчик действовал тупо, как на учениях. Тормоз в пол - машины встала, дернулась, заглохла. Автомат в руку, одновременно распахивая дверку, прыжок - перекат под днище.

- За мной, боец, над нами шесть тонн взрывчатки! - услышал крик лежащего рядом опытного Петровича.

Не думая, в каком-то отупении перекатился за ним и, пригибаясь, в два прыжка скрылся вслед за прапорщиком в широкой расщелине между большими скальными обломками, невесть откуда взявшимися на обочине. Автоматически определил удобное место, пристроил автомат, передернул затвор и доложил:

- Рядовой Нодаш к бою готов!

- Придурок!!! - заорал Петрович, сдергивая его от углубления в камне. Тут же просвистели две пули, выбив из камня каменную крошку.

Вовчик не заметил этого, он находился в тупом ватном тумане. В голове вяло крутилась сладко-страшная мысль: "Скоро…", сердце, как и все тело, сковало расслабленное нетерпение. Душевная боль ждала развязки.

- Здесь, твою мать, не учения!!! Пригнись и не рыпайся! - продолжал разоряться прапор. Смысл слов сквозь вату безразличия Вовчиком больше угадывался, чем слышался.

Обкуренное состояние все-таки сыграло с опытным Петровичем злую шутку (пятилетка в Афгане, пусть и на складе, это тебе не в каком-нибудь Забайкалье). Он на секунду забыл о грузе и чуть высунул голову за край камня. На уровне земли, как полагается, но этого хватило. Вжикнувшая граната ударилась в брезент кузова, раздался хлопок, перешедший в короткий треск рвущихся снарядов. Землю тряхнуло, камни подпрыгнули, по ним застучали и завизжали осколки, спланировали детали машины - от камаза остался лишь объятый пламенем покореженный остов. Но не это запомнилось Вовчику на всю оставшуюся жизнь. С хрустом лопнувшего арбуза голова прапорщика Нефедова раскололась, срезанная крупным осколком ста двадцати миллиметрового снаряда их "родной" машины. Тело прапора бросило на Вовчика, развернув вскрытым черепом прямо в лицо. Теплая алая кровь фонтаном ударила в рот, открытый при взрывах согласно вбитым на учениях рефлексам, заодно и густо залив остальные части лица.

"В натуре у Петровича вместо головы - дыня", звук расколотого черепа поразил Вовчика сильнее самого факта смерти сослуживца. Как услышал тот звук сквозь грохот взрыва - уму непостижимо! Больше не думал ни о чем. Туман из сознания ушел вместе с рвотой ржавой соленой кровью. Душевная боль сменилась расчетливым холодом и горячим желанием выжить.

Никогда раньше он не стрелял так метко. Цели высвечивались сами по себе, как в приборе ночного видения, предугадывались все выстрелы, направленные в его сторону. Чувствовал опасность, как зверь на охоте. Он стал зверем.

Духи не успели спуститься к разбитой колонне, а может и не планировали. Заговорили, наконец, батарей прикрытия, перепахивая оба склона ущелья. Подлетели штурмовики и еще добавили жару. Афганцы ушли. Скольких убил лично Вовчик и убил ли хоть одного - неизвестно. Он не обращал внимания на поведение целей после выстрела: опасность пропала, ну и ладно. Получил заслуженную медаль "За Отвагу" и вскоре демобилизовался.

Джульетту, так назвали дочь родители, словно вырезали из сердца. Как ни странно вместе со спасшим жизнь прапорщиком Нефедовым. Вовчик не горевал на его поминках. Выпил спирта, сколько налили, сказал положенное и все. Хорошим тот был человеком или не очень, никто из срочников не имел четкого представления. По слухам - занимался контрабандой наркоты в союз и, опять же по слухам, оружие духам не продавал. По характеру был компанейским, не злобным и в меру жадным, как все классические прапорщики.

Джулю забыл, но рваная подушка продолжала маячить где-то в подсознании.

- То ли дело Европа, там на каждой версте отель, - ворчал, зевая, Роб.

Темень из-за дождя опустилась быстро. Теперь не до поиска пропавших фур, переночевать бы в безопасности, а значит - не на трассе.

- Я знаю место, скоро свернем, - ответил Вовчик, - дорога - асфальт и лесочек от трассы закрывает.

- Да сворачивай в любой свороток, спать охота! Кругом лесополосы.

- Завязнем, - пояснил водитель, - мой бумерок это тебе не джип.

На самом деле не завязли бы, просто Вовчику неохота марать машину, любил он её.

- А че не взял?

- Не знаю, - пожал плечами Вовчик, - как этого Мустанга увидел, ни на что больше смотреть не мог, а была мечта о "Чероки".

- Вот его бы лучше и взял. Кстати, Мустанг - форд, тоже мне водила!

- Да!? - деланно удивился Вовчик, - ты мне прямо глаза открыл!

- Да пошел ты! Как хочешь, а я спать, - с этими словами Роб откинул спинку и скрючился на правый бок, нагло закинув ноги в кроссовках на сиденье. Руки сложил под голову.

- Завтра сам будешь сиденье мыть, - проворчал Вовчик. Роб не ответил.

"Где этот долбанный поворот!"

Поиски вымотали их с Робом до предела. Встреченные гаишники разводили руками, Игнатий брызгал слюной пряно через трубку, приказывал продолжить искать. Заночевать, как стемнеет, а завтра на полном серьезе двигать в Вильнюс. Такая вот перспектива.

"Наконец-то!", облегченно подумал Вовчик, высветив табличку с цифрой "двести двадцать восьмой километр". Тело расслабилось в предвкушении отдыха, веки потяжелели. Не сдержался, зевнул, не открывая рта, и тут же потряс головой: не пропустить дорогу!

Её заасфальтировали к приезду самого Горбачева. Дорога вела к какому-то советскому долгострою. Толи свинокомплексу, толи элеватору - теперь не понять, остались никому ненужные бетонные развалины. Металл, кирпич, шифер - все более-менее ценное давно растащили. Пригодился асфальт. Правда, после этого он стал похож на фронтовую дорогу, но после дождика вполне себе ничего: не забывай объезжать выбоины и все дела.

В жизни Вовчика случились три крутых поворота.

Первый - детдом.

С ним повезло. Нет, сначала в принципе не повезло. Отец пил и периодически сидел, мать пила и меняла работу техники чуть ли не ежемесячно. Государству пришлось спасать малолетнего гражданина и шестилетнего мальчика забрали у родителей.

Повезло с самим детдомом, Вовчик был в этом абсолютно уверен. Так уверен, что родителей найти никогда не пытался. Дело в том, что Грязинский Детский Дом имени Крупской был образцово-показательным учреждением и действительно таковым являлся. Директор детдома, Евгений Николаевич Светиков, любил свое дело до фанатизма и сотрудников подбирал исключительно лично чуть ли не со всей страны. Воспитывали в Доме будущих строителей коммунизма, без всякой иронии.

Конечно, без "комплекса детдомовца" не обошлось, но беспредела в Доме не было. Вовчика, с его взрывным характером, мягко направили на секцию самбо, где он успехов не достиг, но энергию сбрасывал. Привили любовь к чтению, заставили учиться и в школе его не только боялись, как всех детдомовцев, но и уважали за знания, списывали контрольные. В учебном комбинате (кто учился в советское время, тот помнит такие) получил права и "на свободе" пошел по проторенной ими дорожке - поступил в автодорожный техникум.

Второй поворот - Джульетта.

С девочкой из хорошей семьи познакомился, как водится, случайно. В переполненном автобусе передал от симпатичной девушки мелочь на билет и поплыл, забыв обо всем на свете. Она не выдержала веселого напора шустрого "дорожника" и через неделю знакомства, не смотря на детдомовское прошлое кавалера, вопреки увещеваниям родителей "сдалась". Любовь "до гроба". Скорая свадьба, жизнь в шалаше, в смысле общаге - все это случилось бы, если…

Пашка, закадычный детдомовский друг, ввалился в общагу, как снег на голову.

- Здарова!

- Здарова!

Сколько лет, сколько зим (семь месяцев, если точно), как ты, а как ты и так далее и тому подобное. Пашка пошел в "фазанку" при заводе (которые выпускают слесарей и других рабочих, сейчас их несправедливо обозвали колледжами), но это так, для галочки. Главное, он познакомился с "деловыми людьми" и теперь крутился около них. Держался вальяжно, одет исключительно в "фирму", а это джинсы, дубленка, норковая шапка и тому подобное.