Каким я тебя вижу (СИ) - Эллис Жизель. Страница 18

В такие моменты Аарон одинаково и любил, и ненавидел Мэтта. Он любил его за его любовь и за то, что Мэтт точно знал, что ему нужно. Аарон всегда хотел творить, и ничего больше. Ему несказанно повезло встретить Джейка, единственного человека, который платил ему за «работу», в то время как на самом деле позволял часами сидеть за гончарным кругом. Джейк никогда не отрывал его от лепки, и бывали дни, когда встав и собравшись уходить, он вдруг понимал, что мало того, что за весь день не сказал Джейку ни слова, он к тому же и пальцем для него не пошевелил. Но Аарон и ненавидел Мэтта за то, что тот такой любящий и такой заботливый. Аарон ненавидел Мэтта, потому что знал, что использует его, знал, что Мэтт знает, что Аарон использует его, и позволяет это делать. Позволяет жить в своем доме. Позволяет постоянно стервозничать и выказывать недовольство, зная с самого начала, что это недовольство направлено на Джейка. Аарон ненавидел Мэтта за то, что он такой хороший, за то, что позволяет вытирать о себя ноги.

Аарон ненавидел его.

И любил.

Но не так, как любил Джейка.

Он любил Мэтта как любимую футболку или фильм, или книгу – как любую другую привычную вещь, благодаря которой чувствуешь себя дома и в безопасности.

Он любил Джейка, потому что тот был его домом, и неважно какое чувство надежности и уюта вызывал у него Мэтт – Мэтт не был его домом.

Его домом был Джейк.

Глупым, ненормальным домом.

И Аарон безумно тосковал по своему дому.

Болезненно.

Мучительно.

Тосковал.

Но теперь он не знал, что делать. Когда он сказал Джейку, что собирается съезжаться с Мэттом, то ожидал, что тот взбесится и запретит ему это делать. Он завел об этом разговор только для того, чтобы загнать Джейка в угол, поставить в такие условия, при которых тот вынужден будет хоть что-то сказать, все что угодно, лишь бы это показало, что Аарон ему не безразличен… что, может быть, Джейк даже любит его. Но вместо этого Джейк взял да и уволил его, пожелав ему, мать его, хорошей жизни. И Аарону не оставалось ничего другого, как переехать жить к Мэтту, чего он вообще не собирался делать. Теперь он разрушил не только свою собственную жизнь, но и жизнь Мэтта.

Он понятия не имел, почему Мэтт принял его согласие. Он бросил «да» раздраженно и порывисто, а не с восторженной нежностью, с какой обычно соглашаются на такое. Тем не менее, Мэтт улыбнулся своей особенной мэттовской улыбкой и сказал: «Окей». И это все решило.

Через три дня он переехал к Мэтту. Через три дня он разорвал отношения с Джейком, хотя правильнее было бы сказать, что это случилось на следующий день после тех слов Аарона, в тот день, когда Джейк был печален в своей спокойной обреченности, а Аарон кричал, как разъяренная фурия.

Первую неделю Аарон целыми днями сидел в квартире, выходя на улицу только для того, чтобы погулять с беднягой Гарольдом в парке, и то иногда уламывал Мэтта сделать это за него. Он просто не хотел быть там. Он боялся. Боялся выйти за дверь и потеряться. Город, который Аарон уже хорошо знал, Нью-Йорк, который Аарон уже полюбил, исчез. Несмотря на миллионы живущих в нем людей, он странным образом опустел. В нем было слишком тихо и одновременно слишком шумно. Слишком быстро и слишком медленно. Аарону в нем хотелось кричать. Он никогда не чувствовал себя таким потерянным, даже в тот день, когда впервые ступил на Манхэттен. Тогда у него была дурацкая маленькая карта, которая показывала, куда идти, на какой автобус сесть, какой поезд довезет его туда, куда ему нужно.

А потом он встретил Джейка.

Джейк говорил ему, где покупать пленку.

Джейк говорил ему, где покупать еду.

Джейк говорил ему, где найти книгу, о которой Аарон как-то мимоходом упомянул, сказав, что хотел бы купить, а Джейк помнил даже недели спустя.

Джейк своими словами нарисовал ему такую карту города, какой нигде не найти. Карта, которую держал Аарон в тот первый день в руках, была всего лишь поверхностным наброском, в нем нельзя было дышать, нельзя было жить. В городе, карту которого нарисовал ему Джейк, он мог жить… он там жил. Пять лет он жил в нем, дышал в нем, а теперь тот исчез.

Потрясение, испытанное им, заставило его спрятаться от людей, закрыться в своей берлоге и жить затворником целую неделю, пока он не увидел Джейка на другой стороне улицы. Аарон с восторгом и трепетом смотрел на вышагивающего туда-сюда Джейка, явно поглощенного своими мыслями и только изредка бросающего взгляды в его окно. Он был уверен, что Джейк просто пытается придумать, что сказать перед тем, как нажать на звонок. Он был абсолютно уверен, что Джейк думает, как получше извиниться и попросить его вернуться домой.

Домой.

Аарон чуть не скулил, так сильно ему хотелось домой. Если бы Джейк тогда поднялся по гребаным ступеням, ведущим к его двери, он бы даже сморозил какую-нибудь дурацкую шутку в стиле Дороти, назвал его «Волшебником Моцем» и трижды ударил пяткой о пятку, как только бы Джейк попросил его вернуться.

И он бы точно ввернул летающих обезьян.

Джейк ненавидел летающих обезьян.

Нет ничего лучше дома.

Нет ничего лучше дома.

Ничего.

Аарон полчаса терпеливо ждал, пока Джейк ходил взад-вперед по улице. Он ждал с улыбкой на лице и колотящимся сердцем. Он снова и снова повторял слово, которое скажет ему – «да», «да», «да».

Да, я вернусь.

Да, я прощаю тебя.

Да, я люблю тебя.

Разве ты не знал?

Правда, не знал?

Он так увлекся своими «да», что когда снова посмотрел в окно, Джейка уже не было. В панике закричав, он выскочил на крыльцо и оглядел улицу, ожидая увидеть возвращающегося Джейка. Он наугад побежал по улице в парк, по той дороге через него, которая, он знал, заканчивается в квартале от дома Джейка.

Он бежал, и бежал, и бежал, пока не понял, что Джейка так не найдет – с таким же успехом он мог бы стоять сейчас в гордом одиночестве в своей башне из словной кости, а не носиться как ненормальный по улицам.

Поэтому он остановился.

И растерянно огляделся.

Он потерялся.

Ему пришлось спросить полицейского, патрулирующего парк верхом на лошади, куда ему идти, чтобы вернуться домой. Офицер странно на него посмотрел, но путь показал. Только вернувшись домой и пройдя через все еще открытую дверь, которую он оставил хлопать на ветру, как безумный выскочив на улицу, он осознал, что с растрепанными волосами, огромными, потрясенными глазами и расширившимися зрачками выглядит слегка не в себе. Неудивительно, что офицер так на него посмотрел. А как бы другие отреагировали на вопрос взрослого мужчины: «Как мне попасть домой?»

Так глупо.

Как глупо было выйти из дома без путеводной нити. Все что ему было нужно – знак, любой малейший знак, дающий понять, что Джейк хочет его вернуть. Все что угодно. Если бы хоть один раз Джейк посмотрел в окно и подошел к двери, Аарон бы тут же вынесся на улицу и сбежал по ступеням. Тут же бросился к нему, вцепился в него. Никогда больше не отпустил.

Он смотрел на Джейка из окна, окрыленный надеждой, чуть ли не в эйфории, от которой кружилась голова и не слушалось тело, с пугающе быстро бьющимся сердцем и учащенным дыханием.

Пока Джейк опять не развернулся и не ушел.

И потом было падение, неизбежное падение с небес на землю. У него подогнулись ноги, и он рухнул на пол, потому что больше не было того возбужденного подъема, того взрыва эмоций и восторга, которые чувствовал Аарон, всего лишь глядя на Джейка. И его трясло, как наркомана, лишившегося наркотика.

Так продолжалось две недели.

Пока однажды вернувшийся Мэтт не нашел его скрючившимся у окна. Он спросил, что случилось, и Аарон не смог ничего сказать, не смог найти слов, которые бы не прозвучали дико. Он не мог сказать ничего, кроме: «Джейк снова ушел». Поэтому он промолчал.

После этого он поклялся, что не позволит больше Джейку так действовать на себя. Он не хотел, чтобы Мэтт снова нашел его в таком виде и задал вопросы, на которые он не может и не будет отвечать. До этого его пожирала изнутри жгучая одержимость, теперь же он попытался смотреть на прогулки Джейка возле его дома просто как на мимолетные встречами с миром, к которому он привык. Он попытался заменить надежду спокойной обреченностью, грустными, но любимыми воспоминаниями об ушедших днях, днях, которые не вернутся, сколько бы ты ни загадывал желаний на падающие звезды. Он попытался превратить Джейка в прекрасное и любимое воспоминание, такое, как воскресный обед у бабушки, или прыжки по лужам по дороге из школы домой. Иногда такие вещи больно вспоминать, но они также вызывают улыбку и ощущение счастья от одного сознания того, что это с тобой было.